Катигорошек поглядел вслед хитрой придумке — надо же, всего-то гладкое полешко на кругляши распилил, а подспорье какое! — нагнулся поднять выпавшее крутобокое яблоко…
— Поберегись!
Новый крик заставил шарахнуться опять, мимо с грохотом пронесся чудной зверь-конь — на его спине подпрыгивал кудлатый малец — и судя по шевелящимся губам и очередному презрительному взгляду тоже честил Катигорошка. Парень торопливо отшагнул еще дальше и пошел уже по самой обочине гладкой черной дороги, то и дело черпая плетеными лаптями пыль, и не переставая вертеть головой. А мимо него с грохотом, топотом, шумом и смехом валила толпа: он и не думал даже, что столько людей на всем свете есть, сколько здесь, поблизу Змеева Капища обретается! И шибко несчастными они не казались: озабоченными, задумчивыми, иной раз опечаленными, порой — радостными. И одеты получше, чем в стойбище, и еды всяко поболе, вона за обочиной стебли гороха поднимаются. Гороху Катигорошек поклонился — хоть не от добра дали ему прозванье, а все ж оно — его.
За обочиной тоже было на что поглядеть: множество мужиков медленно двигались вдоль дороги, то и дело останавливаясь и глубоко втыкая в землю палки. Следующие за ними бабы сыпали в ямки зерно. Один такой мужик прошел совсем близко… и Катигорошек увидел, что ноги его спутаны крепкими кожаными ремнями, позволяющими делать только маленькие шажочки. Точно такие же путы стягивали ноги баб.
Катигорошек протянул руку… и выхватил из катящей мимо толпы подростка чуть моложе чем он сам.
— Эй, пусти! Ты чего делаешь, гребень съехал? — длинные ноги мальчишки скребли землю.
— У меня нет гребня, я ж не змей. Это кто такие? — Катгорошек приподнял его, словно боялся, что мальчишка не разглядит двигающихся по черному полю сеятелей.
— Чего? Эти? Ну ты и стойбищный! — от встряхивания зубы мальчишки звучно лязгнули, и он заторопился. — Ладно, ладно… Змеевы работники это, которых со стойбищ набирают. — и не удержался. — Стойбищные они. А теперь — змиевы.
— А чего связаны?
— А как их иначе работать заставить? — искренне удивился мальчишка.
— Поняяятно… — протянул Катигорошек и словно отпуская рыбину в реку, вернул мальчишку обратно в текущую мимо толпу.
— Чего тебе понятно, чего? — вслед бредущему прочь Катигорошку обиженно крикнул тот. — Такой же дурной, как и эти вот! У-у, громила! Вот ты еще змеевым слугам попадешься!
Не оглядываясь на крики, Катигорошек шел дальше. Поля, разделенные тоненькими ниточками заполненных водой канавок — словно синими жилками под кожей у девицы — сменились наскоро состроенными хижинами, а то и добротными срубами. А посередь широко раскинувшегося поселения возвышалось оно — Змеево Капище! Катигорошек снова застыл как зачарованный. Капище казалось нагромождением камней, словно б некий великан собрал валуны в горсть да высыпал их прям посередь степи! Не простые валуны: ни одного не касалась людская рука, но все они имели свою, особую форму. Одни смахивали на черепаху, вроде тех, что в заводях живут, только громадную, другие были точно раздувшаяся жаба, или жаба, изготовившаяся к прыжку. Но больше всего змеев: каменные змеиные головы точно выглядывали меж иных камней, каменные тела обвивались вокруг Капища, струились вверх и вниз по склонам. А у самой вершины дремал крылатый змей: Катигорошек видел прикрытые каменные веки, увенчанную царственным гребнем треугольную голову, сложенные крылья3…
— Чего встал! — сильный толчок в спину заставил Катигорошка пошатнуться, он стремительно развернулся, так что котомка на плечах аж подпрыгнула.
Нисколько не впечатленные ни его ростом, ни широкими плечами на него скучающе глядели двое змеевых слуг — рубахи их стягивали живые чешуйчатые пояса.
— Не гневайтесь на мальчика, почтенный друг. — окидывая Катигорошка веселым взглядом, сказал один. — Понятно же, что такого он никогда не видывал — дайте парнишке наглядеться.
— Нечего загораживать дорогу. По мне, нечего здесь стойбищным делать, ежели, конечно, их не привели в путах для исполнения должных работ. Эй, ты! Зачем явился?
— Топор… менять… — пробормотал Катигорошек — ярость, горячая как вар с огня, захлестнула горло, заставляя давиться словами и стискивать кулаки, чтоб не кинуться на этих… этих… Да как… они… посмели?
— Зачем же так жестко, вы его пугаете. — мягко пожурил первый и потрепал Катигорошка по плечу, точно и впрямь испуганного зверька. — Топоры — там! — громко, как глухому, прокричал он и для наглядности потыкал пальцем в кипящее неподалеку торжище. — Третий ряд! Третий, понял? Раз… два… три… — разжимая пальцы по одному, повторил он и всеми тремя потыкал в Катигорошка. — Иди, иди!
Заставить себя поклониться было… невыносимо. Катигорошку казалось, что из головы у него выросла третья, невидимая рука, уперлась ему в затылок и надавила, заставляя согнуться. А спина аж скрипела, как у старого деда, так не хотела!
— Благодарствую змеевым слугам.
— Мальчик, запомни, надо говорить: да будет крыло Повелителя над вами! — наставительно заметил первый.
И уже за спиной Катигорошек услышал ворчание второго:
— Его не вежеству надо учить, а попытать из какого стойбища. Да узнать после, кто из змеевых слуг у них подать собирает и почему эдакий громила еще не на строительстве Змеевых валов.
Катигорошек прибавил ходу, норовя поскорее очутиться в бурлящей толпе торжища: соврать чего не выйдет, он ведь никогда не бывал в ином стойбище, кроме собственного, а встречи со «своим» змеевым слугой ему сейчас только и недоставало!
Парень споро зашагал между растущих прямо из земли широких прилавков с разложенными на них товарами… и понял, что змеевы слуги — еще не страх, самый страх — вот он!
— Подходи — налетай, топор на мед меняй! Нету меда? — перегнувшийся через прилавок человек вцепился ему в руку. — А чего есть? Туес берова жира — и топор твой! Гляди, какой! В своем стойбище такого, небось, не видал!
— Не видал. — согласился Катигорошко. Такой топор дядька Сварг не то что в стойбище на обмен — в помойную яму кинуть постыдился бы. — За эдакое — жир тебе? Гнилой рыбешки много!
— Ты погляди на него, погляди! Приперся тут, топоры мои ему не нравятся!
— Твои топоры никому не нравятся! А вот иди сюда, паря: топорики ладные, складные, на руку ухватистые — да почти змеевой работы, хоть руби ими, хоть коли! Кажи, что в мешке есть — не обижу!
«Посмотрел бы я на твою рожу, кабы ты увидел, что у меня в мешке!» — Катигорошек попятился, тут же врезавшись в прилавок напротив.
— Ты чего толкаисси!? Все мне тут разгромил, раскидал, купи скребок, а то стражу кликну!
От визгливой тетки Катигорошек шарахнулся еще дальше. Почти бегом кинулся меж рядами: от пронзительных голосов звенело в ушах, крики ввинчивались в голову подобно каменному сверлу, а от вида скребков, топоров и проколок… хотелось оторвать местным мастерам руки!
Отблеск полированного черного камня невольно заставил остановиться, хотя еще совсем недавно Катигорошек мечтал только проскочить ряд побыстрее. Почитай, у самого выхода, на отлично выскобленной оленьей шкуре, на гладком мехе были разложены маленькие, будто под детскую или женскую руку топорики, наконечники копий, скребки — никакой кости, лишь камень, гладкий, точно на его полировку весь песок реки извели! Катигорошек невольно потянулся: топорик терялся в его ладони, но его все равно хотелось взять в руку, погладить, как малого зверька. Он вскинул голову — и увидел по ту сторону прилавка задорно улыбающуюся девушку его лет или чуть помладше.
— Ты за топором сюда пришел, или на девок лыбиться? — немедленно возмутились от соседнего прилавка.
— А ты не завидуй! — тут же оборвали с другой стороны. — Парень крепкий, дева ладная, чего им друг другу не поулыбаться?
— Я не улыбаться! — немедленно отрекся Катигорошек, тем паче, что девчонка и впрямь была… ладная. Прям как… как бадейка, что дядька Сварг делал: крепенькая, бокастая, щечки круглые. — Мне и впрямь топор нужен.
— Что ж ты, плакать над тем топором будешь?! — лукаво усмехнулась девчонка.
Катигорошек сперва растерялся, а потом захохотал.
— Ну вот, а обещал не улыбаться! — притворно возмутилась девчонка, а он развеселился еще больше.
— Над некоторыми топорами здесь только ревмя и реветь, а твои не такие. И впрямь, почитай, змиева работа! — похвали он, поглаживая неловкий скол на камне да заметную щербинку, а девчонка на его слова весело рассмеялась.
— Тихо вы, дурни! — вдруг прошипели сбоку и Катигорошек понял, что только их с девчонкой голоса звонко разносятся по смолкшему, словно враз вымершему торжищу. Да еще мягкое постукивание копыт нарушало эту тишину. А потом люди начали склоняться, точно их срезал невидимый нож…
Катигорошек залюбовался шестеркой коней: звери эти стали самой большой его радостью в Змеевом Капище… нет, уже не самой — он покосился на девчонку, и тут же нахмурилась. Та тоже глазела, только не на коней, а на всадников. Кони были хороши — высокие, мощные, с широкой грудь, да длинными гривами — и всадники как на подбор. Одинаково темноволосые, стройные, в сравнении с Катигорошком они должны бы казаться узкоплечими и мелкими, но от всей шестерки веяло такой несокрушимой уверенностью, что парень вдруг почувствовал желание согнуть плечи, а то и присесть, чтоб не торчать орясиной бестолковой рядом с этими красавцами. Чего ж тут изумляться, что и девица на них глядит?
Старший из всадников лениво повернул голову и пронзительными, темными как ночь глазами уставился на застывшего у разложенных топоров Катигорошка — и перевел взгляд на девушку. Губы его растянулись в длинной и холодной, совершенно змеиной усмешке.
— Фрррр! — белый, как облако, конь чуть не вплотную прошелся рядом с Катигорошком, скосил на парня лиловый глаз. Всадник на Катигорошка не глядел: перегнувшись со спины коня он тонкими пальцами взял девчонку за подбородок и поднял ей голову, заставив смотреть на себя. Та и уставилась — широко распахнутыми глазами цвета ореха.