— Perfect Continuous. — мазнув взглядом по упражнению, шепнула она в ответ.
— Не хочешь, не говори, а издеваться нечего! — обидевшаяся Мышь потянула листочек с заданием к себе.
— Вот же! — Оксана зло зыркнула на соседку, но подтянула к себе листочек и вписала ответ в оставленный промежуток, походя исправив ошибки в предыдущих.
— Зачем тебя к директору водили? — прошептала Мышь.
Оксана вытерла плечом ухо — от сосредоточенного сопения Мыши оно было влажным, — и едва слышно фыркнула:
— С Леонидом Ильичем разбираться!
— Ты чего, дура? — Мышь аж отодвинулась, посмотрев на подругу недоуменно.
— Колготки велели надеть! — Оксана едва удерживала расползающиеся в улыбке губы — завучиха этот денек надолго запомнит! Мстить, конечно, будет… а может и нет. Посмотрим. А колготки надеть придется, нельзя портить отношения с директором, когда идешь на золотую медаль.
— А ревела чего? — глазки у Мыши хоть и очкатенькие, а шустрые. — Мне мать на той недели в универмаге пять пар купила, два часа в очереди стояла. — Мышь продемонстрировала из-под парты коленку.
— Вот поэтому и ревела.
Колготки были серыми и толстыми, с длинными продольными «рубчиками» грубых ниток. Даже тощие ножонки Мыши в них выглядели… существенными, а во что превратятся ее собственные вполне нормальные ноги, Оксана боялась даже думать.
— Ну знаешь, капроновых нету, а даже если выбросят, за ними в очереди не достоишься. — снова обиделась Мышь. — Нормальные колготки… не всех мамочка одевает! — она окинула неодобрительным взглядом подчеркивающую грудь и талию Оксанину форму.
— Колготки моя мама не шьет! — отрезала Оксана. Директорша универмага у мамы не «шьется» тоже, ей незачем, шмотки как у нее, даже в горкоме партии не у всех есть.
— Могу помочь с колготками. — вдруг прошелестели над ухом.
Оксана резко обернулась, едва не ткнувшись носом в подавшегося вперед Алика Седова с задней парты.
— Тебя кто спрашивал? Вали отсюда! — шикнула на него Мышь.
— Что там за совещания? — поднимая голову от книги громко спросила «англичанка». Книга была на английском, а на обложке красовалась блондинка в старинном платье в объятьях смуглого красавца. Оксана даже намекнула «англичанке», что тоже хочет приобщиться к чтению в оригинале, но та только краснела в ответ и делала вид, что не понимает… ни по-английски, ни по-русски. — Самостоятельная работа на то и самостоятельная, чтоб делать ее самим!
Оксана уткнулась носом в свой листочек. Плотно скатанный бумажный комочек стукнул об парту прямо у ее носа.
«Правда, могу помочь» — разворачивая листочек под партой, прочла она.
— Фарцуешь? — настороженно покосившись на снова углубившую в чтение «англичанку» шепнула Оксана.
— Больная? Так лечиться надо, пока больницы бесплатные! Я в наше артиллерийское поступаю, какая фарцовка? Мать из Германии запас привезла.
Оксана понимающе кивнула — отец у Алика служил в ГДР. Вернулись они только год назад, с тех пор Алик потрясал воображение одноклассников то диковинными ручками, то фломастерами, то настоящими «аддидасовскими» кроссовками.
— Сопрешь у мамаши колготки? — лукаво усмехнулась она.
— Смотря что мне за это будет? — он снова подался вперед, щекоча ее ухо дыханием.
— Раз-два по шее! — Оксана обернулась, опять едва не стукнувшись носом об его нос. Верхняя губа с пробивающимися редкими усиками была мокрой от пота, на щеке красовался неудачно выдавленный, а от того еще больше разгулявшийся прыщ. Но колготки… — Могу с тобой в кино сходить. — наконец неохотно шепнула она.
— Ну ты простая! — он аж откинулся обратно на жесткое сиденье, буравя взглядом украшающий ее затылок «конский хвост». — Я и колготки принеси, и в кино тебя своди?
— Не хочешь — не надо. — с деланным равнодушием пожала плечами Оксана, снова утыкаясь в листочек.
— А Коваленко и Седов разговаривают! — ехидно протянули с соседней парты.
— Остроумова, не ябедничай как маленькая. — переворачивая страницу ответила «англичанка». — Пять минут до конца самостоятельной!
Класс наполнился шорохом голосов и листочков — каждый пытался в последние минуты разобраться с хитросплетениями английских глаголов. И только сзади вместе с яростным стуком ручки доносилось ворчание:
— Мне, что ли, колготки нужны? Могла бы и не выпендриваться!
Оксана только усмехнулась.
— Все, сдаем! — «англичанка» захлопнула книжку.
— У-у-у! — класс наполнился разочарованным стоном и новым шорохом листиков.
— Сдаем, я сказала! Первые парты, соберите работы каждый на своем ряду!
Оксана сунула свой листочек «сборщику» в руки и принялась укладывать пенал. Перед ней на парту бухнулась стильная школьная сумка. Оксана почувствовала острый укол зависти.
— Ладно, свожу я тебя в кино. — процедил Седов. — А дальше?
— Что — дальше? — сделала «большие глаза» Оксана.
— Ну… дальше чего будет? — Седов нервно облизнул верхнюю губу, намочив волоски пробивающихся усиков, посмотрел на обтянутую формой грудь Оксаны и тут же его взгляд испуганно метнулся к ее губам. — Потом… после?
— Посмотрим. — хладнокровно пожала плечами Оксана. — По-разному бывает.
— А… у тебя уже… бывало? — вдруг одновременно и взбодрился, и занервничал Алик. — Ну… после?
— Ну да. — легкомысленно пожала плечами Оксана. — Не волнуйся, разберемся.
Алик покраснел, побледнел, задышал хрипло, с усилием:
— Завтра… — наконец выдавил он. — В этот… «Красногвардеец» пойдем. Там… два зала «синий» и «розовый», фильмы классные, и кресла… такие… и этот… буфет.
— Хорошо. — невозмутимо кивнула Оксана и вслед по-заячьи дернувшему прочь Алику крикнула. — Колготки не забудь!
— Ты что, с ним… за колготки? — Мышь глядела на Оксану с почти священным ужасом, как средневековая монашка на ввалившегося в келью беса.
— Что — я с ним? — защелкивая замок на портфеле, поинтересовалась Оксана.
— Ты сама сказала! — чуть не плача, пропищала Мышь. — Что у тебя уже бывало! Ну это… которое бывает после кино… Значит, ты уже ЭТО делала? — нажимая на слово «это», пролепетала она.
Оксана поглядела на нее в упор:
— Я много раз бывала в кино. И всегда после него бывало какое-нибудь «после». — и глядя на вспыхнувшую мордочку Мыши, безжалостно добавила. — Например, домой шла, ужинать и спать! Веришь, вот ни единого раза не оставалась в кинотеатре навсегда. — и помахивая портфелем, направилась к двери.
— Ты знаешь, что я совсем про другое говорю! — крикнула ей вслед Мышь.
— Не знаю. А про какое?
— Коваленко! — взвыла Мышь, за спиной раздался грозный, совсем не мышиный топот… и тут же его перекрыл крик «англичанки»:
— А ну стоять! Иди сюда, будешь самостоятельную переписывать!
— Почему? — Мышь взвыла снова, но уже совсем в другой тональности.
— Потому что списывать не надо! Вот здесь у тебя что? Из всего вашего класса время Perfect Continuous знает только Коваленко, остальные написали бы или в Perfect или в Continuous! Думаешь, учителя такие дураки и ничего не понимают? Ты на самом деле половины слов не знаешь, которые тут написаны!
— Можно подумать, мне когда-нибудь с англичанами разговаривать придется! — пробурчала Мышь.
— Никакие знания не бывают лишние! — взвилась англичанка. — Еще Антон Павлович Чехов сказал: «Сколько языков ты знаешь, столько раз ты человек!»44 Быстро садишься писать другой вариант, если не хочешь двойку!
Оксана показала Мыши язык и выскочила из класса. Побежала вниз по лестнице к выходу: свобода, свобода!
— А Коваленко — голая, гы! — врезаясь в нее всей массой, пробубнил здоровяк Радченко, и его оплывшее, как непропеченный блин, лицо расплылось в глумливой ухмылке.
Оксана ловко, как кошка, цапнула его кончиками пальцев за губы и крепко сжала:
— Тупой, так помалкивай, будет шанс за умного сойти. — и с неожиданной силой отпихнула Радченко от себя. Здоровяк стукнулся спиной об стену, замычал… замычал снова… в глазах его отразился ужас и… он вцепился обеими руками себе в челюсти, пытаясь разлепить намертво склеившиеся губы!
— Что-что? — разглядывая его как энтомолог трепещущую на кончике булавки бабочку, с интересом спросила Оксана. — Что ты там говоришь? Расскажешь? Ну-ну, попробуй… — и с хохотом поднырнув под его кулаком, выскочила за дверь. С другой стороны в захлопнувшуюся створку врезалась тяжелая туша. — Он когда-нибудь говорить теперь сможет? — и сама себе ответила. — Понятия не имею! — и подпрыгивая от полноты чувств, направилась прочь со школьного двора.
Передняя дверца звучно хлопнула и с водительского сидения даже не вышел, а скорее «раскрылся», как складной метр, средних лет мужчина. Нелепая длинная фигура и грустная вытянутая физиономия делали его похожим на Дон Кихота, вместо бритвенного тазика напялившего сплющенную до состояния блина милицейскую фуражку. Старенькая форма, потрепанная, будто хозяин в ней регулярно через лес продирался, висела мешком и общий слегка затрапезный вид был вдвойне нелеп на фоне новехонькой, аж блестящей машины, из которой он вылез.
— Ого, дядька Мыкола, а серьезно вы прибарахлились! — майор с интересом разглядывая вытянутые обводы белоснежной «Волги». — Растет, растет благосостояние советских богатырей!
— Та отож, з месяц назад целый караван «контрабасов»45 булавами приголубили. — ответил на рукопожатие приезжий. — Богатый хабар везли: берныклей мороженых два грузовика, яды жабий да кроличий, воду мертвую и живую в скляницах. Веришь, вовкулаче, до работорговли докатились: двух котят говорящих у батькив скрали да у нас тут запродать хотели!
— Вот же люди, чтоб им кот ученый и днем и ночь! — осуждающе покачал головой майор.
— Кабы люди! Абраксасы! Морды петушиные, а туда же! — дядька Мыкола неприязненно сплюнул. — Одна радость: котят возвернули, а з иншего конфиската авто для заставы и прикупили. Вольх Всеславич ци авто свого имени дюже поважает! — он ободряюще похлопал «Волгу» по крылу. — Ладно, давай вже до справы, вовче!