За всяким проступком стоит личная мелочность или же чувство, будто нам полагается больше, чем нашим собратьям. Возможно, как бы ни храбро приняла Бекума рок, гордость ее осталась жестоко уязвлена: в личной силе, хладнокровии и самоотождествлении, из-за которых ум приравнивает себя к богу и противится всякому владычеству, кроме собственного. Бекуму покарали, то есть подчинили власти, и ее чувство свободы, превосходства и самого существа в ней восстали. Ум коробит даже власть законов природы — и куда больше претит ему самовластье подобных ему: если кто-то способен повелевать мной, он подчиняет меня, становится мной, и до чего ужасно, кажется мне, я принижен таким присвоением!
Это чувство отдельности — суета и основа любых проступков. Ибо мы — не свобода, мы — власть, и обязаны подчиняться своим деяниям, где нам это под силу. Даже без осознания мы принимаем чужие правила во всем, что имеем, а если не делимся добрым, что есть в нас, это все потому, что не можем — нет его; однако даем что имеем, хоть бы и зло. Настаивать, чтобы другие участвовали в наших личных мытарствах, — первый шаг к настоянию, чтобы делили они и наши радости, на чем настоим мы, когда обретем их.
Бекума считала, что, раз обязана мучиться, все остальные пусть тоже страдают. Неистовствовала она против Ирландии и особенно — против юного Арта, мужнина сына, и не успокоилась, пока во всем не навредила Ирландии и королевичу. Может, мнила она, будто не способна заставить их мучиться, а эта мысль сводит с ума любую женщину. Или, кто знает, и впрямь желала она сына, а не отца, и ее невоплощенная страсть жила дальше как ненависть. Но правда в том, что Арт относился к подменной матери с большой неприязнью, и правда, что та увлеченно отвечала взаимностью.
Однажды Бекума вышла на луг перед дворцом и, увидев, что Арт играет в шахматы с Кромдесом, подошла к игровому столу и какое-то время наблюдала за поединком. Но королевич никак ее не замечал, пока стояла она у доски: он знал, что дева эта — недруг Ирландии, и не мог заставить себя даже смотреть на нее.
Бекума, склонив прелестную голову, улыбнулась — и в ярости, и в презрении.
— О сын короля, — сказала она, — требую я поединка с тобой — на желания.
Арт поднял голову и учтиво встал, но на Бекуму не глянул.
— Чего пожелает королева, то сделаю я, — молвил он.
— Я разве не мать тебе? — отозвалась она дерзко, заняв место, с которого подскочил главный чародей.
Началась игра, и Бекума вела ее так умело, что Арту едва удавалось противостоять ей. Но посреди игры Бекума стала задумчива и, словно забывшись, сделала ход, принесший победу ее противнику. Она, однако, того и хотела. Сидела, прикусив губу белыми зубками, и сердито глядела на Арта.
— Чего ты от меня хочешь? — спросила она.
— Велю тебе не принимать никакой пищи Ирландии, пока не найдешь ты жезл Курой[92], сына Даре.
Бекума надела плащ и пошла из Тары на север и восток, пока не добралась в Ольстер, к росистому, сиявшему бру Энгуса мак ан Ога, но ее там не приняли. Двинулась она тогда к сидам, которыми правил Огабал, и хотя этот владыка ее не принял, его дочь Ане, сводная сестра Бекумы, впустила ее к Дивным.
Бекума поспрашивала, и ей сообщили, где твердыня Курой мак Даре, и Бекума, добыв это знание, отправилась к Слив-Миш[93]. Неважно, какими умениями удалось ей уговорить Курой отдать свой жезл, довольно сказать, что смогла она, торжествуя, вернуться в Тару. Вручив жезл Арту, она сказала:
— Желаю отыграться.
— Твое право, — сказал Арт. Уселись они на лугу перед дворцом и стали играть.
Сурова была та игра, и иногда оба противника сидели по часу, вперившись в доску, прежде чем сделать следующий ход, а по временам смотрели в небо, часы напролет, словно прося у неба совета. Но сводная сестра Бекумы Ане явилась из сида и, незримая ни для кого, вмешалась в игру Арта, и тот вдруг, глянув на доску, побледнел, ибо увидел, что партия проиграна.
— Я не делал этого хода, — сказал он сурово.
— Я тоже, — отозвалась Бекума и призвала зевак подтвердить.
Про себя она улыбалась — видела то, что смертному взору незримо.
— Похоже, я выиграла, — тихонько сказала она.
— Похоже, твои друзья из Дивных смухлевали, — проговорил Арт, — но ты победила — если такая победа тебе годится.
— Велю тебе, — сказала Бекума, — не есть пищи Ирландии, пока не найдешь ты Делвкаем, дочь Моргана.
— Где искать ее? спросил Арт в отчаянии.
На одном из морских островов, — ответила Бекума зловредно, радостно, довольно, ибо подумала, что не вернется Арт из того путешествия, и Морган о том позаботится.
Глава девятая
Арт, как прежде и отец его, отправился к Многоцветной земле, но отплыл он от Инвер-Колпы[94], а не от Бен-Эдаря.
Со временем миновал он суровые зеленые морские хребты зачарованных вод и бродил меж островами, спрашивал всех, как найти Делвкаем, дочь Моргана. Но никаких вестей не добыл, пока не оказался на острове, что благоухал дикими яблоками, пестрел цветами и источал радость в песнях птиц и басистом добром гудении пчел. На том острове он встретил Креде, Истинно Красивую[95], обменялись они поцелуями, и он рассказал ей о себе и о том, какую цель преследует.
— Мы тебя ждали, — сказала Креде, — но, о горе, душа твоя бедная, ждет тебя тяжкий, долгий, дурной путь: море и суша, опасность и трудность лежат меж тобой и дочерью Моргана.
— И все же я должен, — ответил он.
— Предстоит пересечь буйный темный океан. Дальше — густой лес, где каждый шип на каждом дереве остер, как наконечник копья, крив и цепок. Следом — глубокий пролив, — продолжала она, — места безмолвия и ужаса, полные безмозглых ядовитых чудищ. Потом бескрайняя дубовая чаща — темная, путанная, тернистая, там тебе заблудиться, там совершенно запутаться и потеряться. А еще обширная непроглядная глушь, а в ней темный дом, одинокий, где бродит эхо, а внутри семь мрачных ведьм, которых уже предупредили о том, что ты явишься, они изготовились бросить тебя в котел расплавленного свинца.
— Я не по выбору странствую, — сказал Арт, — выбора нет у меня, я должен идти.
— Минуешь тех ведьм, — продолжала она, — а их никто пока не миновал, — найдешь Айлиля Черные Зубы[96], сына Моргана Нежного Цветка[97], а того исполинского страшного воина кто обойдет?
— Непросто найти дочь Моргана, — уныло заметил Арт.
— Непросто, — пылко сказала Креде, — а если примешь совет мой…
— Советуй мне, — перебил он, — ибо воистину нет того, кто нуждался бы в наставлении больше, чем я.
— Я тебе посоветую, — вполголоса сказала Креде, — не искать милой дочери Моргана, остаться здесь, где все, что прелестно, к твоим услугам.
— Но, но… — воскликнул Арт в изумлении.
— Разве не прелестна я, как дочь Моргана? — спросила она, встав пред ним величаво, молитвенно и заглянула в глаза ему с властной нежностью.
— Ручаюсь, — молвил он, — ты милей и прелестней любого творенья под солнцем, но…
— И со мной, — сказала она, — ты забудешь Ирландию.
— Я связан обетом, — вскричал Арт, — я дал слово и не смогу забыть Ирландию или отпасть от нее даже ради всех королевств Многоцветной земли.
Креде больше не убеждала его, но, расставаясь с ним, прошептала:
— У Моргана во дворце есть две девушки, мои сестры. Они подойдут к тебе с чашами: одна — с вином, вторая — с ядом. Пей из чаши, что в правой руке, о дорогой мой.
Арт шагнул к себе в коракл, и Креде, заламывая руки, еще раз попыталась отговорить его от ужасного странствия.
— Не покидай меня, — просила она. — Не иди к тем опасностям. Вокруг дворца Моргана частокол из медных пик, и на каждом острие скалится и усыхает голова человека. И лишь на одном острие ничего — оно ждет тебя. Не ходи туда, мой возлюбленный.
— Я обязан, — пылко вымолвил Арт.
— Есть еще одна опасность, — проговорила она. — Берегись матери Делвкаем, Песьей Головы[98], дочери короля Песьих Голов. Берегись ее.
— И впрямь, — пробормотал Арт, — столько всего предстоит беречься, что не стану беречься ни от чего. Свершу свое дело, — сказал он волнам, — и пусть все эти твари, и чудища, и народ Песьих Голов свершают свое.
Глава десятая
Двинулся он вперед на своей утлой лодочке и со временем понял, что отплыл из былых морей к валам мощней, беспокойней. Из тех темно-зеленых накатов щерились на него жуткие здоровенные пасти, а круглые, злые, в красных каймах, выпученные глаза смотрели на лодку в упор. Хребет чернильной воды пер, весь в пене, на борт, а позади него — громадная бородавчатая голова, что рыгала и выла. Но всех этих злобных тварей он тыкал длинным копьем или закалывал ближе к лодке острогой.
Не избежал он ни одной напасти, о каких ему говорили. В темной густой дубраве убил он семь ведьм и погреб их в расплавленном свинце, какой раскалили они для него. Влез на ледяную гору, холодный дух которой, казалось, проник к нему в тело и раскрошил мозг костей, и на той горе, пока не овладел он восхожденьем по льду, на каждом шагу вверх соскальзывал вниз на десять. Сердце чуть не отказало ему, прежде чем научился он забираться на тот тлетворный курган. В разветвленной долине, куда сполз он в ночи, его окружили великанские жабы, что плевались отравой и ледяны были, как земля их обитания, холодны, зловонны, свирепы. На Слив-Сав86 встретился Арт с длинногривыми львами, что ждали зверей всей земли в засаде, грозно рыча над добычей и хрустя ее устрашенными костями. Нашел он и Айлиля Черные Зубы: тот сидел на мосту над потоком, мрачный великан, и точил зубы о каменный столп. Арт подобрался тихонько и сразил его.