Среди трех сотен собак, коими владел Финн, была пара, к которой он проявлял особую нежность и которые были его спутниками днем и ночью. Звали их Бран и Школан[63], и можно было двадцать лет гадать и не понять, за что Финн любил именно этих двух псов и почему никогда не расставался с ними.
Мать Финна, Мюрн, отправилась на обширный Аллен[64] из Лейн-стера, чтобы навестить сына, и она привела с собой свою младшую сестру Тирен. К матери и тетке своего великого вождя фении относились достойно, во-первых, потому что они были родственниками Финна, а во-вторых, они были красивыми и благородными женщинами.
Нет слов, чтобы описать, какой прелестной была Мюрн, — все лавры ей; что же касается Тирен, то ни один мужчина не мог смотреть на нее равнодушно или бесстрастно. Лицо ее было свежо, как весеннее утро; голос веселее, чем призыв кукушки, поющей с самой высокой ветки в роще; и стан ее гнулся, как тростник, и извивался, как река, и каждому казалось, что ее повлечет непременно к нему.
Имевшие жен мужчины мрачнели и делались угрюмыми, ведь не могли они надеяться жениться на ней, холостые же фении окидывали Друг друга свирепыми, налитыми кровью глазами, а потом смотрели на Тирен так ласково, что казалось ей — скользят по ней нежные лучи восходящего солнца.
Свою любовь отдала она ольстерскому нобилю Иоллану Эхта-ху[65]; этот предводитель, заявив о своих правах и достоинствах, попросил ее выйти за него замуж.
Финн не испытывал неприязни к этому человеку из Ольстера, однако либо он не знал его достаточно, либо, напротив, знал слишком хорошо, потому что сделал любопытную оговорку, прежде чем дать согласие на этот брак. Он обязал Иоллана вернуть эту даму, если найдется повод считать ее несчастливой, и Иоллан на то согласился. Поручителями в этом договоре были Кельте Мак-Ронан, Голл Мак-Морна и Лугайд[66]. Последний сам отдавал невесту, однако радости от этого не испытывал, ведь он был влюблен в Тирен и предпочел бы оставить ее при себе, чем отдать. Когда же она ушла, он сочинил о ней стихотворение, начавшееся так:
Нет больше света в небесах…
И сотни опечаленных мужчин выучили этот стих наизусть.
Глава II
Когда Иоллан и Тирен поженились, они уехали в Ольстер и жили вместе очень счастливо. Однако изменения — закон жизни; ничто не остается неизменным в течение определенного промежутка времени; счастье становится несчастьем, а ему на смену снова приходит радость, которую оно заменило. С прошлым тоже нужно считаться; редко оно бывает столь далеко позади, как нам бы хотелось; чаще оно оказывается впереди, преграждая путь, и будущее спотыкается о него, как раз когда мы думаем, что дорога свободна и радость обретена.
У Иоллана прошлое имелось. Он не стыдился его; только лишь думал, что с ним покончено, хотя на самом деле оно было только началом, ибо мы называем будущим лишь вечное начало прошлого.
До того как присоединиться к фениям, Иоллан был влюблен в деву из сидов по имени Укт Дилв[67] Прекрасная Грудь, и они были возлюбленными в течение многих лет. Как часто он навещал свою любовь в Дивноземье! С каким рвением и предвкушением он устремлялся туда! Любовный посвист, который он обычно подавал, был известен каждому из сидов, и не одна из нежных милых дам Дивноземья судачила о нем.
— Слышишь, тебя высвистывают, Прекрасная Грудь, — говорила ее сестра из сидов.
И Укт Дилв отвечала:
— Да, это мой смертный, мой возлюбленный, биение сердца и единственное сокровище.
Она прекращала прясть или шить, если занималась этими делами, или бросала печь лепешку из пшеничной муки мелкого помола на меду, пусть себе печется сама, и летела к Иоллану. Затем шли они рука в руке по краю, пахнущему яблоневым цветом и медом, и смотрели на тяжко склоненные ветви, на танцующие и сияющие облака. Или же стояли они вместе, мечтая, взявшись за руки, и глядели друг другу в глаза, окидывая друг друга взорами с головы до пят. Иоллан смотрел вниз, вглядываясь в чудесные серые колодцы, которые глядели на него, мерцая под тонкими бровями, а Укт Дилв смотрела вверх, в огромные черные колодцы, которые бесконечно-попеременно становились то мечтательными, то страстными.
Затем Иоллан возвращался в мир людей, а Укт Дилв — к своим занятиям в Стране вечно молодых.
— Что он сказал? — спрашивала ее сестра из сидов.
— Он сказал, что я Ягода гор, Звезда познания и Цветок малины.
— Они всегда говорят одно и то же! — дулась ее сестрица.
— Однако выглядят по-разному, — настаивала Укт Дилв, — и чувствуют разно, — бормотала она, и бесконечный разговор возобновлялся.
Какое-то время Иоллан не появлялась в Дивноземье; Укт Дилв дивилась тому, и сестра ее строила сотни догадок, одну хуже другой.
— Он не умер, иначе оказался бы тут, — рассуждала она. — Он позабыл тебя, моя дорогая.
Потом в Тир-на-Ног долетели вести о свадьбе Иоллана и Тирена, и, когда Укт Дилв услышала эту новость, ее сердце на мгновение перестало биться, и она закрыла глаза.
— Вот так! — сказала ее сестра. — Вот сколько длится любовь смертного! — прибавила она с печальным торжеством в голосе, что столь свойственен сестрам.
Однако на Укт Дилв снизошла ярость ревности и отчаяния, о которых никто из сидов никогда и не слыхивл, и с этого момента была она способна на любое злодейство, ибо есть две вещи, которые непросто сдерживать, — это голод и зависть. Она решила, что женщина, заменившая ее в сердце Иоллана, горько пожалеет о том дне, когда это случилось. И долго размышляла она и лелеяла месть в сердце своем, сидя в задумчивом одиночестве и горькой сосредоточенности, пока наконец не вызрел у нее план.
Она владела искусством магии и умела изменять внешность, поэтому превратилась в женщину — посланницу Финна, самую известную женщину в Ирландии; затем покинула она Дивноземье и появилась в мире земном. Там она направилась в сторону крепости Иоллана.
Иоллан знал по облику посланницу Финна, однако был удивлен, увидав ее.
Она же его поприветствовала:
— Здоровья и долголетия, мой господин!
— Здоровья и добрых дней! — Ответил он. — Что привело тебя сюда, дорогая?
— Я пришла от Финна.
— Каково его послание? — спросил он.
— Царственный вождь собирается навестить тебя.
— Ему будут рады, — ответил Иоллан. — Мы устроим ему ольстерский пир.
— Все знают, что это, — любезно молвила посланница. — К тому же, — добавила она, — у меня есть послание и для твоей королевы.
Тогда Тирен вышла из дома к посланнице, и, когда они отошли на некоторое расстояние, Укт Дилв вытащила из-под своего плаща ореховый прут и хлестнула им по плечу королевы, и в тот же миг Тирен дернулась, задрожала, начала кружиться внутрь и вниз и превратилась в гончую.
Так печально было смотреть на эту прекрасную стройную собаку, стоящую и дрожащую от изумления, печально было видеть ее прекрасные глаза, ее жалобный и изумленный до ужаса взгляд. Однако Укт Дилв не печалилась. Она накинула цепь на шею этой гончей, и они отправились на запад, к дому Фергюса Финнлиата, который слыл человеком, больше всего на свете, ненавидевшим собак. Именно из-за этой молвы о нем и повела Укт Дилв к нему эту собаку. Она не стремилась найти для нее удобный кров: она хотела отыскать для нее худшее обиталище в мире, и она надеялась, что Фергюс отомстит ей за ту ярость и ревность, которые питала она к Тирен.
Затем шли они рука в руке по краю, пахнущему яблоневым цветом и медом, и смотрели на тяжко склоненные ветви, на танцующие и сияющие облака
Глава III
По пути Укт Дилв злобно ругала собаку, трясла и дергала ее за цепь. И часто взвизгивала гончая по дороге, и частенько тихонько скулила она.
— Ах ты, разлучница! Похитительница чужих возлюбленных! — грозно кричала Укт Дилв. — Что бы сказал твой миленок, увидав тебя теперь? Как бы вытянулось его лицо, если бы он увидел твои вытянутые уши, твою длинную узкую морду, твои дрожащие тощие лапы и длинный серый хвост! Не стал бы он любить тебя тогда, дрянная девчонка! Ты слышала о Фергюсе Финнлиате, — продолжала она, — о человеке, который на дух не выносит собак?
Тирен, конечно, о нем слышала.
— Я притащу тебя к этому Фергюсу, — кричала Укт Дилв. — И он начнет швырять в тебя камни. В тебя ведь их никогда не бросали. Ах ты, мерзкая девчонка! Ты еще не знаешь, что такое крутящийся камень, который с размаху да со свистом врезается в ухо, или как это отчаянно больно, когда им садануть по тощей лапе. Воровка! Доходяга! Паршивая дрянь! Тебя никогда не пороли, а теперь будут! Ты услышишь посвист плети, когда она полетит, изгибаясь, вперед, вгрызется в плоть и отпрянет назад. Ночью украдкой ты будешь вырывать старые кости и грызть их от голода. Ты будешь скулить и выть на луну, дрожать от холода, и никогда больше не похитишь ты возлюбленного другой девушки!
Так и в таком духе говорила она с Тирен, пока они двигались вперед, и гончая от этого дрожала, поджималась и отчаянно, жалобно скулила.
Вот пришли они во владение Фергюса Финнлиата, и Укт Дилв потребовала, чтобы их впустили.
— Оставь эту собаку снаружи, — сказал слуга.
— Я не стану этого делать, — ответила выдававшая себя за посланницу.
— Ты можешь войти только без собаки, или стой тут с ней, — сказал суровый страж.
— Клянусь дланью своей, — воскликнула Укт Дилв, — что я войду с этой собакой, или твой хозяин ответит перед Финном.
Услыхав имя Финна, слуга чуть не рухнул. Он помчался звать своего господина, и Фергюс самолично вышел к большим дверям своего оплота.
— Гляди-ка! — изумленно воскликнул он. — Клянусь, это собака!
— Точно, собака, — буркнул угрюмый слуга.