— Иди отсюда, — сказал Фергюс Укт Дилв, — а когда прибьешь эту собаку, возвращайся ко мне, и я тебя награжу.
— Долгой жизни и здоровья тебе, мой добрый господин, от Финна, сына Кула, сына Башкне, — ответила она Фергюсу.
— Долгой жизни, здоровья и Финну, — ответил он. — Войди в дом и передай свое сообщение, но оставь собаку снаружи, ибо я не терплю собак.
— Собака войдет со мной, — ответила посланница.
— С чего бы это? — гневно воскликнул Фергюс.
— Финн посылает тебе эту собаку, чтобы ты заботился о ней, пока он ее не заберет, — сказала посланница.
— Удивительное дело! — проворчал Фергюс. — Финн же прекрасно знает, что нет на свете человека, который бы меньше любил собак, чем я!
— Как бы то ни было, господин, я передала сообщение Финна, и собака эта у меня за спиной. Примешь ее или отказываешься?
— Только в случае собаки и мог бы я отказать Финну, — молвил Фергюс, — но, поскольку я не могу ни в чем отказать ему, давай ее сюда.
Укт Дилв сунула ему в руку цепь.
— Ах ты, дрянная собака! — добавила она.
А потом она ушла, довольная своей местью, и вернулась домой к своим людям.
Глава IV
На следующий день Фергюс позвал своего слугу.
— Эта собака уже перестала дрожать? — спросил он.
— Нет, господин, — ответил слуга.
— Приведи сюда эту тварь, — сказал его хозяин, — пусть кто-то и остается недовольным, но Финн должен быть доволен.
Собаку приволокли, и он окинул ее злобным, недовольным взглядом.
— Да, действительно трясется, — заметил он.
— Это точно, — ответил слуга.
— Как ты лечишь эту дрожь? — спросил его господин, подумав, что, если у этой твари отвалятся лапы, Финна это не обрадует.
— Есть один способ, — с сомнением протянул слуга.
— Так если есть такой, расскажи мне! — сердито воскликнул его господин.
— Если бы вы взяли эту тварь на руки, обняли и поцеловали, дрожь могла бы прекратиться, — ответил слуга.
— Что ты сказал?! — заорал его хозяин и потянулся за дубинкой.
— Слышал я про такое… — смиренно ответил слуга.
— Притащи эту псину, — приказал Фергюс, — обними да поцелуй ее, и, если я замечу, что эта тварь все еще дрожит, я проломлю тебе башку.
Слуга наклонился к псине, но та цапнула его за руку и чуть не оттяпала ему нос.
— Эта псина меня не любит, — заметил слуга.
— Меня тоже, — рявкнул Фергюс. — Прочь с глаз моих!
Слуга удалился, и Фергюс остался наедине с гончей, а бедняжка была так напугана, что тряслась в десять раз сильнее прежнего.
— Точно у ней лапы отнимутся, — вздохнул Фергюс. — А ведь Финн будет в этом винить меня! — в отчаянии запричитал он.
Он приблизился к псине.
— Только попробуй цапнуть меня за нос или хотя бы коснуться зубами кончиков моих пальцев! — пригрозил он.
Он приподнял собаку, но она не огрызалась, а только дрожала. Несколько мгновений он осторожно придерживал ее.
— Если уж нужно ее обнять, — вздохнул он, — я обниму ее. Для Финна я бы пошел и на большее.
Он обхватил это создание, прижал к своей груди и угрюмо зашагал взад и вперед по зале. Собачий нос пристроился у него на груди под подбородком, и Фергюс аккуратно прижимал к себе псину через каждые пять шагов, и тут она высунула язык и робко лизнула его под подбородок.
— Перестань! — взревел Фергюс. — Никогда так не делай!
Он зарделся и злобно потупил взор. Снизу на него уставился кроткий взор карих глаз, и собака снова застенчиво лизнула его в подбородок.
— Если нужно ее поцеловать, — мрачно буркнул Фергюс, — я поцелую ее. — Для Финна я бы сделал и большее, — простонал он.
Он склонил голову, закрыл глаза и подтянул собачью морду к своим губам. И при этом собака завозилась у него на руках, тявкнула и зализала его так, что он еле ее удержал. Наконец он опустил собаку.
— Смотри-ка! Уже ничуть на дрожит, — заметил он.
Так оно и было.
Теперь, куда бы он ни шел, собака следовала за ним, вилась вокруг, чуть наскакивала на него и не отрывала от него преданного взгляда своих умных глаз, так что он только дивился.
— Я этой собаке нравлюсь, — пробормотал он изумленно. — Клянусь сердцем! — воскликнул он на следующий день, — мне нравится эта собака!
А еще через день он уже называл ее «мое сокровище, моя веточка». А через неделю он уже и представить не мог, как сможет без нее прожить хотя бы минуту.
Его терзала мысль, что какой-нибудь злыдень может бросить камень в эту собаку, поэтому он собрал свою челядь, слуг и обратился к ним.
Он сказал им, что эта гончая — царица всех тварей земных, биение его сердца и зеница его ока, и он предупредил их, что любой, кто хоть искоса на нее глянет или заставит ее нервничать, жестоко за содеянное ответит и будет наказан. И он перечислил список несчастий, которые обрушатся на такого злодея, и эти кары начинались со сдирания кожи и кончались четвертованием, а между ними было много еще таких изощренных и немыслимых казней, что кровь людей, слышавших про них, стыла в жилах, а женщины из домашних, прямо не сходя с места, так и попадали в обморок.
Глава V
Со временем до Финна дошла весть, что сестра его матери не живет с Иолланом. Тогда он сразу же отправил гонца с требованием выполнить данное ему обещание, потребовав немедленного возвращения Тирен. Иоллана это требование сильно опечалило. Он догадывался, что к исчезновению его королевы приложила руку Укт Дилв, и он умолял дать ему время, чтобы найти пропавшую девушку. Он пообещал, что если не сможет найти ее в течение определенного времени, то отдаст себя в руки Финна и подчинится любому приговору, который тот сможет ему вынести. Великий предводитель с этим согласился.
— Скажи этому потерявшему супругу, — молвил Финн, — что я заполучу либо девушку, либо его голову.
Иоллан отправился в Дивноземье. Дорогу он знал и вскоре пришел к холму, где обитала Укт Дилв.
Уговорить ее встретиться с ним было трудно, но в конце концов она согласилась, и они увиделись под яблоневыми ветвями Дивно-земья.
— Ну? — сказала Укт Дилв. — А! Это ты, нарушитель обетов и предатель любви!
— Привет тебе и благословение, — смиренно ответил Иоллан.
— Ручаюсь! — воскликнула она. — Не будет тебе от меня никакого благословения, ибо неблагословенно было наше расставание, когда ты меня бросил.
— Я в опасности, — молвил Иоллан.
— Мне-то что до этого? — резко ответила она.
— Финн может потребовать мою голову, — пробормотал он.
— Пусть требует то, что может взять, — ответила она.
— Нет, — гордо возразил Иоллан, — он потребует лишь то, что я могу дать.
— Расскажи мне, что случилось, — холодно ответила она.
Тогда Иоллан поведал ей свою историю и в заключение сказал:
— Я уверен, что это ты спрятала девушку.
— Если я спасу твою голову от Финна, — ответила женщина из сидов, — тогда она по праву будет принадлежать мне.
— Это справедливо, — ответил Иоллан.
— А если твоя голова моя, то и тело под ней мое. Ты согласен?
— Да, — сказал Иоллан.
— Поклянись, — сказала Укт Дилв, — что, если я уберегу тебя от этой напасти, буду твоей возлюбленной до конца жизни и времени.
— Я обещаю, — ответил Иоллан.
Тогда Укт Дилв отправилась в дом Фергюса Финнлиата, и она разрушила чары, наложенные на гончую, так что к ней вернулся прежний облик Тирен; а что до двух щенков, которых родила та гончая, то эти чары были нерушимы, поэтому они должны были оставаться как были. Этими двумя щенками были Бран и Школан. Их отослали Финну, и он безмерно их полюбил, ибо они были верны и ласковы, как могут быть только собаки, и были они такими же умными, как и люди. Кроме того, они же были двоюродными братьями Финна.
Потом Лугайд, так долго любивший Тирен, попросил ее выйти за него замуж. Ему пришлось доказать ей, что он не связан с какой-либо другой женщиной; и когда он доказал, что нет у него возлюбленных, они поженились и жили долго и счастливо — как и следует. Он же написал стих, начинавшийся так:
Прекрасен день.
Как дорог взгляд зари…
И тысячи весельчаков выучили потом этот стих.
Что же касается Фергюса Финнлиата, то он слег в постель и пролежал так целый год и один день, страдая от пагубной привязанности, и помер бы он в постели, если бы Финн не прислал ему дивного щенка, и через неделю эта юная гончая стала «звездой судьбы» и дорогим «биением его сердца», так что он сразу выздоровел, а потом жил долго и счастливо.
МАТЬ ОШИНА
Глава I
Близился вечер, и фении решили этим днем больше не охотиться. Гончих свистками призвали к ноге, и начался степенный путь домой. Ибо, куда бы люди днем ни направлялись, вечером они будут шествовать степенно, а собаки будут перенимать такое настроение у своих хозяев. И так шествовали они среди золотистых лучей нежного заката, и тут вдруг из укрытия выскочила лань, и после этого прыжка исчезла вся лепота: мужчины заорали, собаки вывалили языки, и началась жаркая погоня.
Финн обожал погоню в любое время дня и ночи; вместе с Браном и Школаном он обогнал людей и собак из своего отряда, пока в прозрачном мире не осталось ничего, кроме Финна, двух гончих и шустрой прекрасной лани. Кроме них, только редкие валуны, которые они огибали или через которые перемахивали; одинокое красивое дерево, что отстранено дремало у тропы, редкие кущи, накапливающие нежную тень так же, как улей копит мед, и еще шуршание травы, что тянется бескрайне и волнуется, колеблясь и качаясь на ветру бесконечными мерными волнами.
В самые рисковые моменты Финн был сосредоточен, вот и сейчас, несмотря на то что бежал во весь дух, он был сосредоточен. Не было ни одного движения его любимых гончих, которое он бы не замечал, известно было ему каждое движение головы, стоящих торчком ушей или хвоста. Однако знаки, которые подавали ему собаки в этой гонке, были ему неведомы.