— Сам ищи, — рявкнул Кайл, — ибо все, чего хочу я, — не быть рядом с тобой.
— Зуб непомогающий без подмоги и останется, — ответил Вахлак.
Вскоре Вахлак вернулся с вепрем, которого загнал. Приготовил зверину на костре и съел одну половину, оставив вторую половину на завтрак. Потом завалился на тростник и в два счета заснул.
А Кайл лежал на склоне холма, и если и заснул он в ту ночь, то на пустое брюхо. Однако поутру он все же растолкал Вахлака.
— Вставай, нищеброд, если собираешься соревноваться со мной в беге.
Вахлак протер глаза.
— Никогда не встаю, пока не высплюсь, и мне еще час сна причитается. Однако, если тебе неймется, радость моя, можешь, благо-словясь, начать прямо сейчас. Я же побегу следом, когда высплюсь.
Кайл помчался, и рад он был стартануть, ведь его противнику так мало было до этого дела, что не знал Кайл, чего и ожидать от Вахлака, когда тот в гонку вступит.
«Тем не менее, — говорил себе Кайл, — через час побирушке придется шевелить костями, если хочет он меня настигнуть». И мчался он при этом во всю прыть.
Глава V
Через час Вахлак проснулся. Съел вторую половину вепря, а не-обглоданные кости привязал к полам своего плаща. Затем под громкое бряцанье кабаньих костей побежал.
Трудно сказать, как именно он бежал и с какой скоростью мчался, однако рвался вперед, разбрызгивая грязь, огромными скачками, то прыгая двумя ногами сразу, то с каждой ноги попеременно, а потом опять гигантскими прыжками, размашисто, оглушительно топоча и круша ногами пространство.
Он оставлял позади ласточек, словно бы те спали. Нагнал благородного оленя, перемахнул через него, а тот так и оставался стоять. Ветер всегда находился позади него, ибо он его все время опережал; и он допрыгал и доскакал до Кайла Железного, хотя Кайл и бежал славно, подняв кулаки и задрав голову, а обе его ноги летали вверх-вниз так шустро, что их нельзя было и разглядеть из-за этой прыти.
Шлепая рядом с Кайлом, Вахлак подхватил лапищей с полы своего плаща пригоршню костей с остатками мяса.
— Вот, сердце мое, мясная косточка, — молвил он, — ты же всю ночь постился, бедолага, и, если ты грызанешь с этой кости, твоему брюху полегчает.
— Отринь свою мерзость, нищеброд! — ответил соперник. — Пусть меня лучше повесят, но я не стану грызть кость, которую ты обглодал.
— Отчего же ты не бежишь, сердце мое? — вкрадчиво спросил Вахлак. — Почему же не пытаешься выиграть гонку?
Тут Кайл задвигал ногами так, словно это были крылья мухи, или плавники рыбешки, или шесть лапок перепуганного паука.
— Да бегу я, — пропыхтел он.
— А ты попробуй-ка побежать вот так! — предложил Вахлак, взвился, мельтеша мослами, и исчез из глаз Кайла, сверкнув своими огромными чеботами.
Кайл Железный впал в отчаяние, но сердцем он мужался.
— Буду бежать, пока не лопну, — заорал он, — а когда лопну, разорвусь посильнее да подальше и брызгами своими свалю этого нищеброда и ноги ему переломаю!
Затем он перешел на безумную, дикую и неумолимую рысь. Наконец догнал он Вахлака, поскольку тот остановился, чтобы поесть ежевики с придорожного куста, и, когда Кайл приблизился к Вахлаку, начал злобно глумиться и насмехаться над ним.
— Кто полы своего плаща посеял? — рявкнул он.
— Не загадывай загадки человеку, который ест ежевику, — попенял ему Вахлак.
— Пес без хвоста, и плащ без хвоста, — крикнул Кайл.
— Я сдаюсь, — пробормотал Вахлак.
— Это ты сам, побирушка! — съязвил Кайл.
— Я — это я, — прочавкал Вахлак с полным ртом ежевики, — а раз я — это я, то как это может быть сам? Глупая загадка! — пробормотал он.
— Глянь на свой плащ, жирдяй!
Вахлак глянул.
— Вот те на! — молвил он. — Где же две полы моего плаща?
— Чую, одна из них намоталась на деревце в тридцати милях отсюда, — ответил Кайл, — а другая сквернит куст в десяти милях до него.
— Не к добру это — расстаться с полами собственного плаща, — проворчал Вахлак. — Придется мне вернуться за ними. Подожди здесь, милый, поешь ежевики, пока я не вернусь, а потом вместе честно побежим.
— Ни полмгновения не подожду, — ответил Кайл и дунул к Бен-Эдару, как влюбленный стремится к своей девушке или как пчела летит к улью своему.
— А я и половины ежевики не съел, — посокрушался Вахлак и побежал назад за полами своего плаща.
Он решительно отправился в обратный путь, а поскольку проделанный им путь был утоптан, как если бы его умяла сотня следующих друг за другом быков, смог он быстро найти две полы плаща и приладил их обратно.
Затем взвился, словно припадочный, вихрем понесся, отчаянно, да так, что и описать невозможно. Топот его чеботищ был похож на беспрерывный стук града по крыше, а поднятый вихрь гнул деревья. Зверье, бродившее по соседству, падало замертво от топота его, а пар, валивший из его носа, разносил птиц на части и валил с неба на землю огромные тучи облаков.
Снова догнал он Кайла, который бежал, набычив голову и сверкая пятками.
— Если ты не возьмешься бежать, золотце мое, — молвил Вахлак, — не видать тебе твоей дани.
И с этими словами взъярился он и рванул так, что аж в глазах потемнело, и так замолотил чеботами, что в мгновение ока оставил Кайла позади.
— Буду бежать, покуда не лопну, — всполошился Кайл и так отчаянно замесил ногами, что загудели и зажужжали они, словно навозная муха на окне.
В пяти милях от Бен-Эдара Вахлак встал, ибо снова набежал на кусты ежевики.
И он ел их, пока не превратился в бурдюк с соком, а когда услышал гудение и жужжание Кайла Железного, посетовал и повздыхал, что не может задержаться, чтобы налопаться досыта. Скинул он плащ, набил его доверху ежевикой, закинул узел за плечи и рьяно да проворно побежал к Бен-Эдару.
Топот его чеботищ был похож на беспрерывный стук града по крыше, а поднятый вихрь гнул деревья
Глава VI
Трудно было бы передать страх, который царил в груди Финна и в сердцах фениев, ожидаыших завершения этой гонки.
Толковали без конца, и в какой-то миг дня того некий муж упрекнул Финна за то, что не нашел он Кельте, сына Ронана, как было условлено.
— Никто не бегает, как Кельте, — утверждал один.
— Он летит над землей, — говорил другой.
— Он легче перышка.
— Быстр, как олень.
— Напорист, как бык.
— Ноги как у волка.
— Он должен бежать!
Все это было высказано Финну, и Финн говорил себе то же самое. С каждым убегавшим мгновением капля свинца падала на каждое сердце, и боль отчаяния пронзала каждый ум.
— Пойди на вершину того холма, — сказал Финн человеку с глазами ястреба, — пойди и посмотри, не видно ли бегунов.
И послал он с ним шустрых людей, чтобы могли они все время бегать туда и обратно с новостями.
Гонцы ежеминутно подбегали к его шатру, выкрикивая «ничего», «ничего», «ничего», останавливались, а потом и убегали.
И слова эти «ничего, ничего, ничего» начали уже томить каждого присутствующего.
— Чего нам ждать от этого Вахлака? — сурово спросил один воин.
— Ничего, — крикнул остановившийся и вновь умчавшийся гонец.
— Тюфяк! — воскликнул один воин.
— Хряк! — добавил другой.
— Ушлепок!
— Пехтерь.
— Толстобрюх.
— Бездельник.
— Свинья!
— Ты думал, Финн, что кит может плавать по земле? На что ты рассчитывал? Что может этот жирдяй?
— Ничего, — воскликнул гонец на бегу.
Ярость уже начинала вгрызаться Финну в душу, и перед глазами его заплясала и забилась красная мгла. Руки его задергались, и поднялось в нем желание схватить всех этих воинов за шею и трясти, и буянить, и метаться среди них, как бешеный пес среди овец.
Глянул на одного, а казалось посмотрел на всех разом.
— Замолкните! — прорычал. — Пусть каждый будет нем, как мертвец.
Подался вперед, видя все и не видя никого, распахнул рот, и такая свирепость исходила от огромного насупленного чела его, что воины вздрогнули, словно почуяв могильный холод, и умолкли.
Финн же встал и пошел к выходу из шатра.
— Ты куда, о Финн? — смиренно спросил какой-то воин.
— На вершину холма, — ответил Финн и двинулся вперед.
Воины последовали за ним, перешептываясь промеж собой и упираясь глазами в землю, пока поднимались.
Глава VII
Что ты видишь? — спросил Финн у дозорного.
— Ничего, — ответил он.
— Глянь еще раз, — настоял Финн.
Муж с орлиным взглядом вскинул лицо, узкое и острое, словно высеченное на ветру, и недвижимо, зорко уставился вдаль.
— Что видишь? — спросил Финн.
— Ничего, — ответил тот.
— Дай сам гляну, — молвил Финн, подавшись вперед и впе-рывшись вдаль.
Дозорный стоял рядом, не моргая и всматриваясь, лицо напряжено, глаза словно без век.
— Что видишь ты, о Финн? — спросил дозорный.
— Ничего не вижу, — молвил Финн и снова вскинул свое суровое, напряженное чело. И казалось, что дозорный впивается вдаль и взглядом, и руками; а Финн же многодумно размышлял о том, что там, вдали, нахмурив и наморщив свой лоб.
Глянули снова.
— Что видишь? — спросил Финн.
— Ничего, — молвил дозорный.
— Не знаю, вижу я или кажется, но что-то движется, — молвил Финн. — Там топот, — добавил он.
Дозорный тут весь обратился в зрение, окаменел и вперился вперед, обшаривая взглядом неясную даль. Наконец заговорил.
— Пыль там, — сказал.
При этом воины жадно уставились вперед и напряженно таращились, пока глаза их не не заволокло синей тьмой и не смогли они уже различить даже то, что было у них под носом.
— Я вижу, — торжествующе воскликнул Конан, — я вижу пыль!
— И я! — воскликнул другой.
— И я!
— Я вижу человека! — молвил дозорный с орлиным взором.
И снова вглядывались они, пока их напряженные глаза не залили слезы, и не заморгали они, и не увидели, как деревья поплыли вверх и вниз, а поля не закачались и не закружились в круговерти окружающего мира.