Итак, подали им свинью, кругом обложенную сорока быками, не считая всякой другой пищи кроме того. Сам Мак-Дато распоряжался пиршеством.
— Даю слово, — сказал он, — других таких быков и свиньи не найти во всем Лагене. Если всего этого вам окажется сегодня мало, то завтра мы заколем для вас еще новых.
— Добрая свинья, — сказал Конхобар.
— Поистине, добрая, — сказал Айлиль. — Но кто будет ее делить, о Конхобар?
— Чего проще! — воскликнул Брикен, сын Карбада{32}, со своего верхнего ложа{33}. — Раз здесь собрались славнейшие воины Ирландии, то, конечно, каждый должен получить долю по своим подвигам и победам. Ведь каждый нанес уж не один удар кому-нибудь по носу.
— Пусть будет так, — сказал Айлиль.
— Прекрасно, — сказал Конхобар. — Тут у нас не мало молодцов, погулявших на рубеже.
— Нынче вечером они тебе очень пригодятся, о Конхобар! — воскликнул Сенлайх Арад{34} из тростниковой заросли Коналад, что в Коннахте. — Не раз оставляли они в моих руках жирных коров, когда я угонял их скот на дороге в тростники Дедаха.
— Ты оставил у нас быка пожирнее, — отвечали ему улады, — своего брата Круахнена, сына Руадлома, с холмов Коналада.
— Лучше того было, — сказал Лугайд, сын Курои, — когда вы оставили в руках у Эйбела, сына Дедада, в Темре Тростниковой, вашего Лота Великого, сына Фергуса, сына Лете.
— А что, если я напомню вам, как убил я Конганкнеса, сына Дедада, сняв с него голову?
Долго бесчестили они так друг друга, пока из всех мужей Ирландии не выдвинулся один, Кет, сын Матаха{35}, из Коннахта. Он поднял свое оружие выше всех других. Взяв в руку нож, он подсел к свинье.
— Пусть найдется, — воскликнул он, — средь мужей Ирландии тот, кто посмеет оспаривать у меня право делить свинью!
Погрузились в молчание улады.
— Эй, Лойгайре, — сказал Конхобар.
Лойгайре поднялся и воскликнул:
— Не бывать тому, чтобы Кет делил свинью пред нашим лицом.
— Погоди, Лойгайре{36}, — отвечал Кет. — Я тебе кое-что скажу. У вас, уладов, есть обычай, что каждый юноша, получив оружие, должен испробовать его в первый раз на нашей меже{37}. Пошел и ты к нашему рубежу, и мы встретились там. Пришлось тебе на меже оставить и колесницу и коней, а самому спасаться, получив рану копьем. Не тебе подступать к свинье!
И Лойгайре сел на свое место.
— Не бывать тому, — воскликнул другой прекрасный, рослый воин из уладов, вставая со своего ложа, — чтобы Кет делил свинью пред нашим лицом!
— Что это за воин? — спросил Кет.
— Лучший, чем ты, — был ему ответ. — Это Ойнгус, сын Руки-в-Беде, из Улада.
— А почему прозвали твоего отца Рукой-в-Беде? — спросил Кет.
— Почему же?
— Мне-то известно, — сказал Кет. — Однажды выехал я на уладов. Пошла кутерьма. Все сбежались, в том числе и твой отец. Он метнул громадное копье в меня. Я подхватил его и пустил в него обратно; копье отшибло ему одну руку, так что она упала на землю. Не его сыну спорить со мной.
И Ойнгус сел на свое место.
— Выходите дальше, — сказал Кет, — или я примусь делить свинью.
— Не бывать тому, чтобы Кет делил свинью пред нашим лицом! — сказал другой прекрасный, видный воин из уладов.
— Что это за воин? — спросил Кет.
— Эоган, сын Дуртахта, — сказали ему, — король Ферманага{38}.
— Я тебя однажды уже встречал, — сказал Кет.
— Где же это было? — спросил тот.
— Это было перед твоим домом, когда я угонял твой скот. Поднялся крик кругом, и ты прибежал на него. Ты метнул в меня копье, которое я отразил щитом. Затем я поднял его и пустил в тебя: оно попало тебе в голову и выбило глаз. Все мужи Ирландии видят, каков ты, одноглазый. Это я выбил тебе второй глаз.
И Эоган сел на свое место.
— Эй, улады, — крикнул Кет, — выходите дальше!
— Не будешь ты делить свинью! — заявил Мунремур, сын Гергена.
— Уж не Мунремур ли это? — спросил Кет. — Так знай же, Мунремур, что я, наконец, уплатил тебе долг. Не прошло и половины дня с того часа, как я снял голову с троих людей, и один из них — твой старший сын.
И Мунремур сел на свое место.
— Выходите дальше! — вскричал Кет.
— Выходим! — сказал Менд, сын Салхолкана.
— Это кто такой? — спросил Кет.
— Менд, — отвечали ему.
— Эге, — воскликнул Кет, — славные имена все выступают против меня. Ведь через меня твой отец получил свое прозвище. Я отрубил ему пятку мечом, так что он спасся от меня, прыгая на одной ноге. Сыну ли Одноногого спорить со мной?
Тот сел на свое место.
— Выходите дальше! — крикнул Кет.
— Выходим! — воскликнул громадный седой воин из уладов, страшный на вид.
— Кто это? — спросил Кет.
— Кельтхайр, сын Утехайра, — отвечали ему.
— Погоди немного, Кельтхайр, прежде чем сокрушать меня, — сказал Кет. — Случилось однажды, что я подобрался к твоему дому. Поднялся крик кругом. Все сбежались, и ты в том числе. Но это плохо для тебя кончилось. Ты метнул в меня копье. Я тоже метнул копье в тебя, и оно пронзило тебе ляшку и ранило чуть повыше. С тех пор болит твоя рана, и не было у тебя больше ни сыновей, ни дочерей. И ты хочешь состязаться со мной?
Кельтхайр сел на свое место.
— Выходите дальше! — крикнул Кет.
— Изволь! — заявил Кускрайд Заика-из-Махи, сын Конхобара.
— Это кто такой? — спросил Кет.
— Это Кускрайд, — отвечали ему. — По-истине, королевское лицо его.
— Невежлив ты, что не узнаешь меня, — сказал юноша.
— Ладно, — ответил Кет. — Первый твой боевой выезд, юноша, ты направил на нас. На рубеже мы встретились с тобой. Ты оставил там треть людей, что были с тобой, и сам, помнится, ушел с дротиком в горле. Потому-то и не можешь ты вымолвить слова как следует, ибо мой удар порвал тебе связки в горле. С тех пор и зовут тебя Кускрайд Заика.
И так, одного за другим, обесчестил Кет всех воинов Улада.
В то время как он, с ножом в руке, уже готов был приняться за свинью, все увидели Конала Победоносного{39}, входящего в дом. Одним прыжком очутился он среди собравшихся. Великим приветом встретили его улады. Сам Конхобар снял венец со своей головы и взмахнул им.
— Хотел бы и я получить свою долю! — воскликнул Конал. — Кто производит дележ?
— Пришлось уступить тому, кто делит сейчас, — сказал Конхобар, — Кету, сыну Матаха.
— Правда ли, — воскликнул Конал, — что ты, Кет, делишь свинью?
Запел Кет:
Привет тебе, Конал! Сердце из камня!
Дикое пламя! Сверканье кристалла!
Ярая кровь кипит в груди героя,
Покрытого ранами, победоносного!
Ты можешь, сын Финдхойм{40}, состязаться со мной!
В ответ запел Конал:
Привет тебе, Кет, первенец Матаха!
Облик героя! Сердце из кристалла!
Лебединые перья! Воитель в битве!
Бурное море! Ярый бык прекрасный!
Все увидят, как мы сойдемся,
Все увидят, как разойдемся.
Пастух о битве нашей расскажет,
И простой работник не раз о ней вспомнит.
Выходят герои на схватку львиную.
Кто кого нынче в этом доме повалит?
— Эй, отойди от свиньи! — воскликнул Конал.
— А у тебя какое право на нее? — спросил Кет.
— У тебя есть право вызвать меня на поединок, — сказал Конал. — Я готов сразиться с тобой, Кет! Клянусь клятвой моего народа, с тех пор, как я взял копье в руку свою, не проходило дня, чтобы я не убил хоть одного из коннахтов, не проходило ночи, чтобы я не сделал набега на землю их, и ни разу не спал я, не подложив под колено головы коннахта.
— Это правда, — сказал Кет. — Ты лучший боец, чем я. Будь Анлуан здесь, он вызвал бы тебя на единоборство. Жаль, что его нет в доме.
— Он здесь, вот он! — воскликнул Конал, вынимая голову Анлуана из-за своего пояса.
И он метнул ее в грудь Кета с такой силой, что у того кровь хлынула горлом. Отступил Кет от свиньи, и Конал занял его место.
— Пусть поспорят теперь со мной! — воскликнул он.
Ни один из воинов Коннахта не дерзнул выступить против него. Но улады сомкнули вокруг него щиты наподобие большой бочки, — ибо у плохих людей в этом доме был скверный обычай тайком поражать в спину.
Конал принялся делить свинью. Но прежде всего он сам впился зубами в ее хвост. Девять человек нужно было, чтобы стащить этот хвост; и, однакоже, Конал с быстротою съел его весь без остатка.
Коннахтам при дележе Конал дал лишь две передних ноги. Мала показалась им эта доля. Они вскочили с мест, улады тоже, и они набросились друг на друга. Началось такое побоище, что груда трупов посреди дома достигла высоты стен. Ручьи крови хлынули через порог.
Затем вся толпа ринулась наружу. С великим криком стали они там резаться. Поток крови, лившейся во дворе, мог бы привести в движение мельницу. Все избивали друг друга. Фергус вырвал дуб, росший посреди двора, вместе с корнями, и вымел им врагов за ограду двора. Побоище продолжалось за воротами.
Тогда вышел наружу Мак-Дато, держа рукой своего пса. Он спустил его, чтобы посмотреть, чью сторону примет пес своим песьим разумом. Пес принял сторону уладов и накинулся вместе с ними на коннахтов, которые, вконец разбитые, обратились в бегство.
Рассказывают, что на полях Айльбе, через которые отступали Айлиль и Медб, пес вцепился зубами в дышло их колесницы. Тогда Ферлога, возница Айлиля и Медб, так хватил его мечом по шее, что туловище его отвалилось; голова же осталась впившейся зубами в дышло. Оттого-то, по имени пса Айльбе, и прозвали это место Полями Айльбе