Пошел Лойг к Эмер и рассказал ей, в каком положении находится Кухулин.
— Плохо для твоей чести, о Лойг, — сказала ему Эмер, — что, имея дело с сидами, ты не достал от них средства для исцеления твоего господина. Позор уладам за то, что они не ищут способа помочь ему. Если бы Конхобар был ранен, или Фергус впал в сон, или Конал Победоносный получил увечье, — Кухулин быстро бы помог им!
И она запела:
Горе! Тяжкая боль меня охватила
Из-за любимого моего Кухулина,
Сердце и кожа болят у меня,
О если б могла я помочь ему!
Горе! Сердце мое окровавлено
Страданием за бойца равнин,
Что не может он нынче выйти, как встарь,
На собрание в праздник Самайн.
Пригвожден он к своему ложу
Из-за видения, что предстало ему.
Гаснет голос мой, ослабел совсем
От страдания из-за мук его!
Месяц, зиму, лето, целый год уже,
В вечной дреме злой, без доброго сна,
В тяжком молчаньи, слова ласки не слыша,
Лежит, о Лойг, страдая, Кухулин мой!
Быстро собралась Эмер, пришла в Эмайн-Маху, вошла в дом Кухулина и села у его ложа.
— Позор тебе, — сказала она, — что лежишь ты больной из-за любви женщины. От долгого лежанья усиливается недуг твой.
Долго говорила она ему так, а потом запела:
О, восстань от сна, герой Улада!
Восстань скорее, бодрый и крепкий!
Вспомни великого короля Эмайн, —
Не мила ему дремота твоя.
Вспомни его могучие плечи,
Рога в доме его, полные пивом!
Вспомни колесницы, что мчатся по равнине,
Игра в шахматы — их геройский бег!
Взгляни на силу его воинов,
На его девушек, благородных и нежных,
На его храбрых царственных вассалов,
На величавых королей его!
Взгляни: подступает уж время зимнее,
Каждый час близит волшебство зимы.
Взгляни на все, что творит она:
Какой долгий холод! Как увяли все краски!
Сон упорный несет хворь, нездоровье,
Долгое лежанье отнимает силу,
Сон чрезмерный вреден, как сытому — пища,
Он вестник смерти, ее брат родной.
Стряхни же дрему, этот отдых пьяных,
Отринь ее силой пламенной воли!
Говорю я это из любви к тебе:
О, восстань скорей, герой Улада!
Приподнялся Кухулин, провел рукой по лицу и стряхнул с себя слабость и оцепенение. Он поднялся совсем и пошел к камню, у которого было ему видение. Там снова явилась ему Либан и опять стала звать его в свою страну.
— Где же обитает Лабрайд? — спросил Кухулин.
— Не трудно сказать, — ответила Либан.
И она запела:
Обитает Лабрайд над светлой водою,
Там, где блуждают толпы женщин.
Без труда большого ты туда прибудешь,
Коль отыскать хочешь Лабрайда Быстрого.
Смелая длань его поражает сотни.
Должен быть искусен, кто его опишет.
Чистый пурпур, самый прекрасный —
Вот цвет лица Лабрайда.
Скалит волчью пасть лютая сеча
Под его острым, красным мечом.
Он сокрушает копья диких полчищ,
Дробит щиты — защиту врагов.
Все тело его — зрящее око,
Он не выдаст в бою товарища.
Первый средь всего своего народа,
Он один сразил многие тысячи.
Этот дивный герой, к врагу беспощадный,
Ныне вторгся в страну Эохайда Иула.
Его волосы — золотые ветви,
Его дыханье — аромат вина.
Этот дивный герой, к врагу беспощадный,
Устремил свой набег в дальние области.
Ладьи состязаются в беге с конями
Вокруг острова, где обитает Лабрайд.
Свершитель многих на море подвигов —
Лабрайд Быстрой-на-Меч-Руки.
Не похож он вовсе на псов ленивых,
Защищает он многих, охраняя их сон.
Удила коней его — из красного золота.
Все полно у него драгоценностей.
На хрустальных столбах и на серебряных
Стоит тот дом, где Лабрайд живет.
Два короля обитают в нем:
Лабрайд — один, другой — Файльбе Светлый{129}.
Трижды пятьдесят мужей вокруг каждого,
Всех их вмещает один дом.
Каждое ложе — на ножках бронзовых,
Столбы белые позолочены.
Каждое ложе, словно свечой,
Озаряется ярким самоцветным камнем.
Снаружи, пред дверью, со стороны запада,
Там, где заходит солнце вечером,
Пасутся кони с пестрой гривой,
Серой иль темнопурпурной масти.
Пред другой дверью, со стороны востока,
Стоят три дерева, пурпурно-стеклянные,
Птицы на ветвях их сладким пением
Нежат слух детей дома королевского.
Посреди двора стоит дерево,
С ветвей его льется сладкая музыка.
Все из серебра оно, в солнечных лучах
Сияет оно, словно золото.
Трижды двадцать дерев там, ветви которых
То сплетаются вместе, то расходятся.
Каждое питает триста мужей
Плодами обильными, без твердой кожицы.
Есть тайник чудесный в благородном сиде,
Трижды пятьдесят в нем цветных плащей,
К каждому из них с краю прилажена
Ярко сверкающая золотая пряжка.
Есть там боченок с веселящим пивом
Для обитателей дома этого.
Сколько бы ни пили, не иссякает,
Не убывает, — вечно он полон{130}.
Кухулин отправился вместе с ней в ее страну; он захватил с собой и свою колесницу и Лойга-возницу. Когда они прибыли на остров Лабрайда, все женщины там приветствовали его. В особенности же приветствовала его Фанд.
— Что мы будем теперь делать? — спросил Кухулин.
— Не трудно ответить, — сказал Лабрайд. — Мы пойдем взглянуть на войска врагов.
Они приблизились к вражескому войску и окинули его взором: несметным показалось оно им.
— Теперь удались, — сказал Кухулин Лабрайду.
Тот ушел, и Кухулин остался один подле врагов. Его присутствие выдали врагам два волшебных ворона, которых они создали в помощь себе.
И все войско выстроилось сомкнутым строем, так чтобы нельзя было ворваться в середину его: вся страна, казалось, была занята им.
Рано поутру пошел Эохайд Иул к ручью, чтобы умыть руки. Кухулин узнал его по плечу, просвечивавшему под плащом. Он метнул в него копье, и оно пронзило Эохайда и еще тридцать трех воинов, стоявших позади него. Тогда ринулся на него Сенах Призрак, и долго бились они, но под конец одолел Кухулин и его.
Тем временем подоспел Лабрайд, и враги обратились в бегство пред ними.
Лабрайд попросил Кухулина прекратить побоище. Тогда Лойг сказал ему:
— Я боюсь, как бы господин мой не обратил свой боевой пыл против нас, ибо он еще не насытился битвой. Пойдите и приготовьте три чана с холодной водой, чтобы он остудил в них свой пыл. Он прыгнет в первый чан — и вода закипит в нем; прыгнет затем во второй — и вода в нем станет нестерпимо горяча; и лишь когда он прыгнет в третий чан, вода станет в меру горячей.
Когда женщины увидали Кухулина, возвращающегося с битвы, Фанд запела ему:
Дивный герой на колеснице
Возвращается к нам; он безбород и юн,
Прекрасен и славен его победный въезд
Этим вечером после боя в Фидге.
Не нежную песню парус{131} поет
На колеснице, кровью окрашенной;
Слух поражает гром колесницы,
Мерная песня колес звенящих.
Мощные кони мчат колесницу.
Не оторвать мне от них взора:
Я не видала им подобных,
Они быстрее весеннего ветра.
Пятьдесят золотых яблок в руках его.
Он их бросает и ловит на лету{132}.
Не найти короля, ему равного
Ни по кротости, ни по ярости.
На каждой щеке его — два пятнышка:
Одно пятнышко — как алая кровь,
Другое — зеленое, голубое — третье,
Четвертое — нежного цвета пурпура.
Взор его мечет семь лучей света{133},
Лгут говорящие, будто в гневе он слепнет{134},
Над прекрасными его очами —
Изгибы черных, как жучки, бровей.
А на голове бойца дивного —
Об этом знает вся Ирландия —
Три слоя волос разного цвета.
Юн и прекрасен безбородый герой.
Меч в руке его кровавый, разящий.
Рукоятка его — серебряная.
Золотые шишки на щите его,
А края щита — из белой бронзы.
Попирает врагов в лютой сече он,
Рассекает поле пламенной битвы.
Средь всех бойцов не найдете вы
Равного Кухулину юному!
Вот пришел в наши края Кухулин,
Юный герой с равнины Муртемне!
Долго ждали его, и встретили —
Мы, две дочери Айда Абрата.
Капли красной крови стекают
По древку копья, что в руке его.
Клич издает он могучий, грозный.
Горе врагам, что его заслышат!
Затем запела Либан, приветствуя его: