одно из двух будет окончательно криминализовано.
Чем Система РФ отлична от государства? В РФ есть все виды государственных и общественных институтов – но все они несуверенны и управляются извне их самих. Система обращает в ресурс оперирования все, что сможет: институты, нормы, законы и самые жизни населенцев. Всем этим она играет как бы извне государства – независимо от расписанных в законах правил. Она хозяин вещей и законов этих вещей.
Иногда говорят о чрезмерном доминировании исполнительной власти в России, но и это неверно. Вернее говорить о перехвате управления властью извне ее. Внешнее использование власти тоже власть, но особого типа. В ней прослеживается генеалогия неостановленной революции с ленинским «субъектом (внутри) субъекта».
• Система РФ – это власть, сохраняющая структуру заговора о захвате власти
Она заговор в действии и всегда способна к контратаке. Ассамбляж заговорщиков и не помнит, как возник, кто в него входит и кто может еще присоединиться…
§ 3. Ее мастерство обострения Техника радикализации и эскалаций в Системе
Первой задачей правящая команда Системы РФ всегда ставит самосохранение. Решив ее, она ищет себе масштабную роль в любом месте мира, куда может себя легко спроецировать. Условие одно – конфликт должен казаться разрешимым. Любые урегулирования Система РФ использует для эскалации поля старых конфликтов.
• Система РФ – устойчивый образец российского поведения, радикализующего задачи там, где следовало их решать
Мы создаем малоуправляемые ЧП, а затем прибегаем к их эскалации – чтобы власть выступила незаменимым стражем от худших бедствий.
Конфликт, стороной в который вступает Российская Федерация, масштабируется и умножается на все ее девять часовых поясов и 60 тысяч километров границы. В игре Система всякий раз ставит «неразменную купюру»: Россия – или мир? Это дает Кремлю «право», извлекая глобальные ресурсы, не считаться с остальным миром. Такое стратегическое микширование поначалу наращивает тактический потенциал. Но не навсегда.
Понятия «радикальности» и «радикализма» в РФ считают негативными и сближают с уголовно преследуемым «экстремизмом». Так Система оберегает свою монополию, оставаясь главным радикалом и экстремистом в стране.
Миф устойчивости Системы – один из наиболее иллюзорных. Чтобы сохранять миф о ее стабильности, требуются все более крайние, неконвенциональные действия. Российская Sistema сочетает ригидность с раскованной гибкостью и легко соскальзывает в эскалации.
Уже возникновение суверенной РФ в 1991 году обязано намеренному обострению внутренней и внешней политики Москвы. Беловежские соглашения – столь радикальный ход, какого не ждали ни в СССР, ни в западном мире. Инициатор беловежской радикализации Борис Ельцин выступил затем бенефициаром происшедшего и «спасателем» населения страны от им же созданной ситуации. Та же схема инициативной эскалации (схема «зигзага») сохранится в дальнейшем.
Радикализация подменяет рациональное управление в ситуациях, открытых для нерадикальных решений. В 1991 и в 1993 году было множество вариантов политики, требовавших умеренности, ответственности и виртуозности. Радикализация замещает политическое управление, добиваясь некоторых из его целей крайне рискованными способами.
• Радикализация – всегда ожидаемый эксцесс Системы при отсутствии для этого внешних причин, стимулов и мотивов
Здесь присутствует вскрытая М. Гефтером сталинская схема Губителя-Вызволителя. Кремль создает нестерпимую для населения крайнюю ситуацию (навлекая ее своими действиями), выступая затем защитником и «спасая простых людей» от своего же зла.
В обвале 1991 года Ельцин стал центральной фигурой РФ. Вообще он желал людям только добра, но его воля была волей к власти. Творя государственную правду, он пытался охранять людей от ее последствий. В попытке весной 1993-го ввести чрезвычайное положение Ельцин отступил (против него выступили Генеральный прокурор, Председатель Конституционного суда и Верховный Совет). Но по результатам референдума, навязанного врагами, он понял, что этот его маневр не засчитан ему избирателями за поражение. Весь 1993-й грозовая туча Кремля то надвигалась на страну, то отступала – но этой грозой управлял лично Борис Ельцин. Даже теряя легальные средства, он наращивал вес кремлевского монстра, от которого ждут то погибели, то спасения. Взрыва ярости, но защиты от ярости!
Инициируя опасность для всех, Ельцин встречает не сопротивление, а страх – и тайную жажду чуда спасения. Совершив атакующе-возвратный маневр (в будущем он его ласково назовет загогулиной) и введя население в стресс, Президент наращивал личный масштаб. Так возникла тактика мерцательной эскалации – внезапного двойного маневра. Создав ситуацию масштабной угрозы, затем он выступал единственным спасителем от нее, конвертируя кризис в личное первенство. Человек – источник рисков стал бенефициаром всех выигрышей игры.
Ельцин обнаруживает: инициируя нечто опасное, он встречает не сопротивление, а страх и жажду защиты при покорности необыкновенному. Страхи держат его в центре событий и привлекают чувства. Ненависть растет, но еще быстрее укрупняется его государственный масштаб. И когда он шел на отступление (всегда недолгое), он же выступал защитой от тревог, которые спровоцировал.
Ельцин открывает алгоритм управления Россией – символической властью в отсутствие институтов. Стратегию наращивания личной власти я бы назвал схемой зигзага.
Власть слаба как управленец и пока еще ограничена. Она предпринимает что-то вопиюще опасное для выживания населения, вводит всех в отчаянное состояние и высится над впавшими в панику. Когда паника достигнет пика, обнаруживая неспособность политиков справиться с происходящим, Кремль-инициатор выходит на сцену и отзывает своего ручного дракона.
Указ № 1400 о «поэтапной конституционной реформе» 1993 года имел ту же схему зигзага. Наезд на Верховный Совет с разгоном его, а затем успокоительная новая Конституция с выборами парламента и (что забыто) обещанными перевыборами президента летом 1994-го. Но ситуация вышла из-под контроля, и зигзаг стал кровавым, а власть – по-настоящему страшной, впервые с 1953 года. Утром 4 октября, когда защитники Белого дома еще не сдались, картинка танкового расстрела – самая впечатляющая телепередача ХХ века – подвела черту: хозяин жизни и смерти вернулся.
Ельцин тем не менее довел до конца схему зигзага. Ужаснув, он затем спас. Через несколько недель президент выступит миротворцем, защитником от чрезвычайщины, в которую рвался цвет московской интеллигенции. Демократическая пресса того времени, за немногими исключениями, – это письма к президенту озвереть, разогнать Думу и идти до конца. Но Ельцин разворачивается в другую сторону – закрытые газеты опять открываются, Дума, хотя и избранная в шокирующем Ельцина составе, собирается и принимает амнистию…
Ельцин спас страну от угрозы, которую сам навлек, но оставил зарубку. Власть вернулась радикальной – она уже не вполне принадлежала Ельцину. Система требовала эскалаций. Кто-то во власти еще пытается строить регулярную бюрократию и государство права, но они уже не играют роли. Победила сверхвласть, с помощью которой Ельцин разрушит Грозный и проведет выборы 1996 года.
Уровень радикализма Системы с тех пор превзошел все былые и вышел на мировой уровень. Радикализации обычно подвергается как внешняя, так и внутренняя политика, в определенной связи одна с другой. Система РФ пребывает в кругу внешнеполитических и военных эскалаций и стала мишенью маятниковых глобальных реакций на ее прошлые эксцессы.
Каждый следующий зигзаг должен быть круче и рискованнее предыдущего. Каждая следующая экстрема при накопленной инерции прошлых требует большей остроты и опаснее для РФ и окружающего мира. Вера в способность увернуться от беды, лишь обострив ситуацию, не покидает Кремль с тех пор все двадцать пять лет.
Крупные неудачи и срывы всегда становились толчковыми импульсами радикализации Системы. Очень явно это было в 2005 году по итогам 2004 года – года больших неудач. Таков же 2008–2009 год мирового кризиса, а затем 2011 год – надрыв рокировкой и митингами на Болотной. А в 2014-м жесточайший срыв привел Кремль к удаче – киевская революция принесла Москве Крым.
В Системе зафиксировалась связь отчаянных положений, в которых регулярно оказываются страна, власть и люди, с ответными экстремальными ходами власти. На отчаянное положение здесь отвечают не осторожностью, а эскалацией.
Радикализация, в свою очередь, связана с рядом политических последствий. Она снижает осторожность и чувство ограничений («Путин живет в параллельном мире», Ангела Меркель). В потоке бессвязных ходов какие-то случайно приносят успех. Но особенно опасна Система в момент, когда, готовясь к бенефису на мировой сцене, терпит явную всем неудачу.
• Отчаянное положение понукает Систему к отчаянным стратегическим ходам, то провальным, то триумфальным
В Системе никогда не воспринимают отчаянное положение как безнадежное. Такой ход мысли исключен логикой выживания, его рассматривают как демобилизующий. Но, несмотря на такое табу, принятые решения могут быть в перспективе самоубийственны.
Странная эффективность Системы, неуспешной в обычном смысле – как государство и как экономика, – заключена в азартной установке на шанс.
Российская дипломатия чудовищно непрофессиональна. Российские вооруженные силы, хоть и оптимизированные реформой Сердюкова, остаются жертвой неясности своего назначения. Российская экономика такова, какая есть… Как Система справляется с цепью дорогостоящих неудач? Обычный путь – реорганизация управления экономикой, международная деэскалация, оптимизация издержек и доходов. Но оптимизация вскроет кричащую нехватку ресурсов – управленческих, трудовых, военных для политики, которую ведет Россия. Зато ситуация