Говоря о феномене моментальной массовой сделки в Системе, не задумываются о юридической стороне этого поведенческого навыка, а зря. Ход пенсионной реформы освежил 158-ю статью Гражданского кодекса «Формы сделок», где «молчание признается выражением воли совершить сделку в случаях, предусмотренных законом или соглашением сторон».
Вывод, сделанный из этого капитанами реформы, прагматичен – автоматическое отчисление средств в индивидуально-пенсионный капитал. Касается это обладателей пенсионных накоплений, то есть примерно 77 миллионов граждан РФ. Важная особенность «процедуры» – молчание определяет ход процесса, становясь взаимным.
• Гражданин молчит о своем согласии – власть молчит о том, как она им распорядится
Похоже, и здесь готовы обойтись делегированием власти: «информирование работников может быть возложено на работодателя».
Добровольность участия не отрицают, но она перестает существовать, растворяясь в молчаливом делегировании. Этот аспект реформы также подкрепляется американским эталоном – советом нобелевского лауреата Ричарда Талера не оставлять людям выбора между вариантами, ведь те непременно выберут статус-кво[23].
Поразительно высокие цифры явки и голосования за президента Медведева 2008 года по сей день травмируют президента Путина. По призыву Путина избиратель массово вышел на выборы – чтоб с ним расстаться: Медведев набрал вровень Путину 2004 года (явка же была выше, почти как у Ельцина в 1991-м). Высокие результаты Дмитрия Медведева на выборах 2008 года незаслуженно мало обдуманы. Здесь впервые проявилась воля российского избирателя к массовой моментальной сделке с властью.
Массовый сговор для России актуальнее теории общественного договора. Избиратель и населенец всегда пребывает в готовности молча согласиться с властью, не требуя от нее гарантий. Механизм такой мгновенной сделки неясен и не гарантирует любви к властям. Однако мобильность Системы РФ, ее «верткость» при разворотах на 180 градусов предполагает энергию массовой сделки.
Говоря о Системе РФ, пора говорить о Человеке РФ. Можно говорить о нормальной «шкурности» Человека РФ – сословной, социально-властной, ресурсной «шкурности» как мотиве мгновенной массовой сделки – панического сговора с властью без правил. Человек Системы виртуозно обходит места опасных конфликтов. Он склонен преувеличивать неудачи, экстраполируя их на будущее. Установилась асимметрия проектной активности Центра с дефицитом активности граждан РФ. Они идут на мгновенную сделку за счет своих интересов, поскольку всегда панически к ней готовы.
Система РФ практикует огласку кричащих неравенств. Знаки неравенства в Системе не прячут, их демонстрируют и утрируют в безвкусных телепати. Их даже преувеличивают. Такой модус использования неравенства людей властью не случаен. Политика в Системе не смягчает – она извлекает энергию из травмы неравенств, как геотермальные станции из перепада температур.
Неравенство – сигнал населенцу о глубине риска: вне власти ты ничтожен и беззащитен! Те, кому ты неравен, пожрут тебя, не заметив.
К оценкам репрессивности режима давно привлечено внимание, но тактики угрозы людям в Системе малоисследованы.
Угроза в РФ более исключает и выдавливает, чем хватает и держит. (Последнюю функцию включают реже, в крайних случаях.) Сначала Система будто подставляется под удар. То в лице полиции, то неофициальных охранных структур: «активистов», казаков и всех, кого можно собирательно назвать «вахтеры». Заранее известно, что вахтеры применят избыточную силу, которую применять не должны. Граждане заранее знают, что сила будет применена, причем нарочито вызывающе. Их «приглашают» к симметричному отпору, со знанием того, что ответ будет несоразмерен и гражданин станет добычей полиции и суда. Но при том что вероятен арест и уголовное дело. Человеку не мешают выйти из ситуации, отойдя лишь на метр-два в сторону. Этим он уводит себя из точки эскалации и прямой угрозы. (И речь чаще не о политическом столкновении, а о защите детской площадки или скверика у дома.) Простота тактик выживания – непреодолимый соблазн в Системе РФ.
Угрожаемость выступает не персонально атакующей силой, а обволакивающей уязвимостью. Этому тем более трудно противостоять, что силовая депривация выступает как «зашквар» населенца, а он сам – заразен для выживания других.
Территория угроз выстраивается как выталкивающая гражданина инфраструктура – поначалу мягко выталкивающая. Неважно, идет ли речь о программе городского благоустройства, реновации или о грязной сделке начальства с рейдером. Благоустраиваемый гражданин обязан покинуть места благодеяний, не пытаясь на них повлиять. Не он носитель критерия блага в Системе. Он получатель блага выживания, нераздельно смешанного с угрозой. Он защищен только внутри массовой сделки.
Власть в Системе маневрирует в коридоре между циничной готовностью жертвовать уровнем жизни населения ради тонуса Системы и рациональной задачей сохранности режима массового сговора и быстрой мобилизации. Сговор предполагает готовность людей объяснять себе и прощать издержки, отстраняясь от них как от неважных или вовсе несуществующих.
Отсюда странная рационализация репрессий, пыток и просто провальных действий Системы, явно опасных для самой власти. Такая рационализация – часть аппаратуры поддержания готовности населения к сговору, или сделке.
В отличие от советской системы, Система РФ не навязывает человеку жесткой процедуры признания правил, норм и ценностей. Удобство ее для выживания властей в том, что население несет издержки по «контролю за собой», чтобы снизить угрозу своей главной задаче: выжить. Отсюда непрозрачность этих сред для государства, сохраняющая внутри них сравнительно привольную атмосферу.
Система РФ, апеллируя к индивидуальным (и очень различным) воспоминаниям о страхах, эксцессах и опыте выживания, имитирует атмосферу простонародной «мужицкой» солидарности и доверия. Здесь выступает та маска социума власти, когда насилие шествует в ауре негосударственной и братской стихии. Важное свойство такой стихии – ее тотальность как эрзац подавляемой универсальности[24].
Не прилагая усилий, Система завладевает сетями выживания, ничего о них не зная.
Сговор населения с властью неформален, но основателен. В его основах – намерение выживать сообща, с вытекающими отсюда неформальными подробностями.
Все прочие обязательства государственной власти, кроме тех, что прямо отнесены к выживанию населения, по изначально взаимному молчаливому согласию признаны неважными. Никто в РФ не скажет прямо, что права человека ничего не значат. Но они вправду ничего не значат – на шкале выживания. (Опять же, совместного выживания, а не индивидуального.) Права человека не статут намеренно нарушать – те просто не имеют веса, соразмерного сбережению власти и сбережению населения страны.
Еще поразительнее отношение к государству. Казалось бы, вот центр официальной сакральности. Заклинания державой, заклинание силой и безопасностью державы засорили атмосферу политики и массмедиа. Но если присмотреться, целостность государственных институтов (а ведь государство и есть его институты) в РФ нисколько не приоритет. Приоритетом считают другое – оперативный простор власти, безудержно действующей в интересах собственной безопасности и (предположительно) выживания народов России. Почему предположительно? Потому что центр власти не имеет политически принципиальных представлений – что полезно, что вредно, а что смертельно опасно для российской нации.
В Кремле все намерены выжить, избегая уточнять – в каком составе.
§ 3. Заговор «элит» Элиты как класс генератора неравенства
Конец 1980-х был эрой обмена советских местовладений (по термину Лена Карпинского) на разные виды частной собственности. Собственность на места власти превращается в высоколиквидные активы. Многие стремятся сохранить за собой и места как точки извлечения ренты.
Система РФ обслуживает этот процесс, иначе ее просто не было бы. Она возникает сначала как элитная подсеть, облегчающая и страхующая необходимые трансакции.
С первых лет возникновения РФ ее «элиты» существуют якобы под вечной угрозой истребления «народом»: меняется только образ угрозы, от «красно-коричневых масс» до «популистского и патерналистского населения».
Элиты возникли одномоментно, как и сама РФ, но чуть раньше – в 1989–1990 годах, еще в СССР. В «элиты» переименовали себя некоторые группы советской интеллигенции, прежде всего гуманитарной: журналисты, литературные критики, писатели, актеры и режиссеры. Далее в них кооптировали так называемых «хозяйственных людей», то есть тех, кто готов был субсидировать проекты интеллигентов. «Элиты» видели в будущей персонократии своего эксклюзивного мецената и не хотели ограничений для власти этого мецената.
Известно bone mot руководителя Совета по правам человека при президенте РФ, в прошлом – гранда перестройки Михаила Федотова: «Высшая форма демократии – это абсолютная диктатура настоящего демократа» (октябрь 2010-го). Фраза симптоматически четко отразила коллективное сознание интеллектуальных элит тех лет, при их взаимодействии с обществом, властью и политиками России.
Так возник сначала культ личности Горбачева, а за ним сразу – культ Ельцина. Поэтому в момент (несостоявшейся) Преображенской революции августа 1991 года столичная интеллигенция, в руки которой попала судьба новой власти, немедленно передала ее Борису Ельцину без всяких условий. После чего «элиты» попали в зависимость от кремлевского Центра и проектируемой им государственности. Расширение «элит» шло далее микшированием старых и новых групп.