Система РФ – эмбрион этого Brave New World. Она в центре его координат, игнорируя наличие других центров и искажая метрику этого нового порядка. Можно порадоваться тому, что РФ – страшно слабая государственность: в отличие от СССР, она не в силах навязать свой подход другим. Но и наша слабость входит в правила игры: новый мир и порядок будет бесконечно слаб: мелькание балансов и мутаций, безостановочная игра сил, слабостей и перверсий.
Еще недавно европейцы гневно отвергали еретическую мысль о возвращении к политике баланса сил в стиле XIX века. А баланса сил и не будет – для этого нет платформы. Новый мировой порядок – это пространство стратегического маневрирования, цели которого неясны. Как неясен и глобальный функционал Системы РФ – но та сложилась и в целом меняться не будет.
Глава 6 Империя иронизирует
§ 1. Иронический Путин Маски и призраки Путина, их применимость в Системе
Путешествующий в Россию видит странные вещи. В центре страны одинокий, очень немолодой, но молодящийся человек (и весьма занятый этим последним), а его служащие примеряют к нему противоречивые по стилю костюмы: Обновитель, Опытный Мудрец, Вождь Молодежи, Великий Урбанист, Заказчик Реформ, Мировой Стратег, Влиятельнейший Лидер Человечества… План 2024 года… План на 2030 год. Гора бумаг и масок растет, но ничто не пристает к одиночке.
Жизнь Системы персонализовалась, теряя при этом следы политического авторства. При осмотре устройства РФ высвечиваются попеременно то Путин, то механика власти в Системе. Но что такое Система РФ без Путина? Путинский миф легко принять за окошко внутрь Системы. Однако это коварный вход. Путинская гипотеза не ведет к источнику событий и действий. Включение Путина в наш сюжет не упрощает его, а усложняет. Не найдя автора, мы получаем центр влияния, «черную дыру», смещающую поведение других тел.
Михаил Гефтер говорил о важном аффекте русской Системы, отвечающей на вызовы истории выдвижением персонажа, не являющегося политическим лидером. Такой человек бывает политически малокомпетентен (Гефтер в связи с этим называл Ельцина и Горбачева.) Он может быть бессодержателен. Но, попав в точку нехватки, его роль пухнет, заполняя собой пустоту. Сам он при этом не развивается – он лишь масштабированное имя, переставшее означать позицию. Загадочным образом имя «Ельцин» или «Путин» принимают за ответ на вопрос или предмет ненависти, а после ухода – объект напрасной любви.
На вызов истории нам лично мы отвечаем переадресацией на громкое имя. Это и произошло с Владимиром Путиным внутри Системы РФ. Из чего не следует, что Путина незачем обсуждать или о нем нечего сказать. Но при некритическом сдвиге ума перед нами уже не Путин, а путинский миф.
Миф ужасно похож на Путина. Он наделен его чертами, а сплетни присоединяют недостающее. Миф не рассеивается при виде живого Путина – напротив, Путин покорился силе мифа и располагает им как ролью. Это вынуждает его соглашаться с вещами, несовместимыми с сильной политикой и хорошим управлением. Принятие им правил мифа – слабость, за которую несет ответственность только он. Тщетна мечта о Путине-авторе – ни разу не осуществившаяся и неопровергнутая вера, будто Путин однажды реформирует путинскую систему. От этого тезиса трудно отделаться, ведь он театрально правдоподобен. Драматическое пришествие Путина во власть ее переменило – почему не сбыться этому снова? Путин сделал Медведева президентом, а после низверг, Путин присоединил Крым к России – что стоит ему провести хоть умеренную реформу суда?
В концепте президента как человека-института нечего искать византийский монархизм – мечта о президенте родилась в русской республиканской культуре. О «президенте-монархе», глядя на американский эталон, размышляли декабристы лет двести тому. Полностью концепт президента сложился внутри либерализации 1980-х.
• Президент как частное лицо представляется решением вопросов, по которым в стране невозможно договориться
Трудными вопросами конца 1980-х годов были: новый строй либерального Союза, открытая экономика, глобальная ориентация, честное распределение, русский вопрос и концепция демократии. По всем этим пунктам в стране возник раскол, и узел разрубили танками октября 1993 года. Победителем стала «президентская сторона», а правление по праву победителя превратилось в энсигму президентской власти. Этот не очевидный для всех атрибут власти-трофея далее закреплялся и мифологизировался.
Важный момент возникновения неоперсоналистского мифа в России – 1985 год. Стилем политики и ее описанием в мировых СМИ (и личными свойствами характера) Горбачев создал персональное место русского глобального лидера. Сделав кремлевскую политику подчеркнуто личной, Горбачев подготовил уникальное место для Ельцина, а тот его далее передаст Путину, – место кажущегося демиурга России, творца внутренней, внешней и гражданской политики одновременно. Концепт блистательного Лидера, Реформатора и Мецената опирался на прецедент Горбачева. И здесь в основе мифа правдоподобная вещь: ведь вот он, Горбачев, человек, рядом личных решений действительно изменивший СССР! Горбачев не удержал тяжкой маски этой мифической роли, хотя был ее автором. Но еще при его правлении, в надломный 1990 год, мы видим, как в публичной сфере пропал интерес к идеям и действиям, не восходящим к имени хозяина власти. Лидер заменил демократической интеллигенции политическое знание о причинах, динамике и генезисе институтов.
Ельцин пришел к власти сначала лишь как более решительная и радикальная версия Горбачева. Разочарование в Ельцине было метастазой разочарования в Горбачеве, и оттого еще быстрее и яростнее. Эти двое глубоко пропахали в мозгах борозду ожидания Лидера-Реформатора. А когда им на смену пришел термидорианец Путин, он сразу попал в колею.
Система РФ в характерных чертах возникла до Путина в 1990-е годы. Но только Путин, сам человек 1990-х, ее приручил и удочерил.
Страх «мира без России» стал грунтом мифа о Путине – царе-чудотворце страны, восставшей из пепла. Ему пришлось побороться за ауру персональной власти, которая Горбачеву перешла по должности в Политбюро, а Ельцину отдана революционерами августа 1991-го. Но дело сделано – мировой трон в Кремле установлен, а Россия оказалась в Сирии, где борется за крохи влияния с Турцией и Ираном.
Дискурс о России выглядит странно. В центре помещен Путин как самотворящий логос. Он действует сам, ни в чем для этого не нуждаясь. Он планирует, что хочет – и ничто из реализованного либо провального не меняет его положения. Он то погружен в прострацию (все чаще), то выходит из нее в произвольный момент. Чем держится страна в паузах его отсутствий, если стоит только на Путине? Этот простой вопрос не задают.
Проблема не в том, что Путина «надо заставить уйти». Проблема в том, чтобы деконструировать миф Путина как ложное основание происходящего – источник ментального шума, не дающий оценивать и думать. Центральное положение Путина нуждается в приписках – и ему приписывают тайные планы. Но приписывают так, чтобы Путина это ни к чему не обязывало. «Путин хочет привести во власть молодежь!» Любопытно, как бы он смог это делать? Но и тут вопросов не задают. «Путин запустит цифровизацию!», но как – не задев при этом выгод Двора? В чем же реформа – в выборе допущенных к бюджетам цифровизации?
Есть государственная власть в Российской Федерации. И есть Путин, играющий в ней роль – не ту, что приписывается. Внутри Системы РФ сложился эффективный аппарат применения Путина. Это важный, незаменимый блок делегирования суверенитета РФ. Сам Путин – один из управляющих модулем «Путина», он реален и опасен тому, кто забудет о его существовании. Но реальные держатели власти не сфокусированы на его личности. Они лишь оглядываются на него, оценивая риск своего саботажа и масштабы все еще доступных от президента благ. Но Путин не в фокусе их внимания. Им незачем «понимать Путина», чтоб знать, как обращаться с его Системой: она не он.
Путинизм завоевывал страну дискурсивно. С осени 1999-го власть из косноязычной стала вдруг разговорчивой и оживленной и перешла на просторечный разговор со страной о реальных бедствиях. Этого давно ждали. В политическом языке лидерство Путина обозначилось раньше всего: на речевом поле вся оппозиция – и либеральная, и внутриаппаратная – проиграла ему сразу. Проиграла демократическим «канцеляритом», старосоветской риторикой и реформистским бесчувствием. Сегодня сохранять былую эмоциональность дискурса Путин не может и компенсирует это, исключая равноправный диалог. Теперь его речь звучит в одиночестве, не сравниваемая на слух. Зато он обрел уверенность звукорежиссера с пальцем на выключателе микрофонов в зале. За него теперь задушевно говорит пресс-секретарь.
Журналист С. Шелин верно заметил о пресс-секретаре Пескове, что того «по ошибке считают ретранслятором Путина, хотя он для этого недостаточно осведомлен»[32]. Характерная роль в этом режиме, не обязательно связанная с должностью пресс-секретаря. В 2000-е годы даже я, бывало, выполнял эту роль, не имея официальной должности. В чем ее суть?
В мгновенном придумывании самоочевидности там, где ее нет. Путин при этом укутан в ауру загадки, непрозрачного ядра Системы. Who is Mr. Putin? Душа Путина как ящик Шредингера, где обитает кот российской государственности – в равной вероятности ни жив, ни мертв. Но к тайному ящику прилагается говорливый девайс-рационализатор. Он превращает темное в самоочевидное задним числом – постфактум. И так, что все сказанное остается личной догадкой и назавтра может быть отвергнуто.