Теракт-2017 помогает мне дешифровать замысел взрывов 1999 года. Замыслом осеннего террора 1999 года было обнулить разом российские власти, ввергнув их в такую же растерянность. Властей тогда было много, но серия взрывов опрокинула их в глазах избирателя разом все – и прямо накануне выборов. И нашелся бы некто, кто сказал Ичкерии: «Черт с вами – ступайте прочь!» Проектант взрывов тогда мог верить, что за Чечней-беглянкой потянутся другие земли России. Но случилось не так – страна решилась воевать. Путин угадал это желание и выиграл, а «господин Гексоген» Басаев проиграл.
Но сегодня мы видим реакцию, которой покойный Басаев может порадоваться: при меньшем числе жертв – прострация власти, охватывающая страну. В 1999 году свою слабость отвергли – в 2017 году слабость РФ выставлена напоказ. Путин-2017 растерян посреди любимого города. Ответа на вызов нет, воевать не с кем, а бодибилдинг власти – инсценировка, оскорбляющая людей.
Это не конец Системы РФ. Но участившиеся панические прострации нечто говорят о близком будущем. Шанс для Системы требует оценить ее слабости, распознать масштаб фальсификации силы.
Система РФ при всей ее верткости не волшебник, ей не перепрыгнуть своей технологической платформы. Управляемая демократия кончилась как политика, но как техноплатформа действует по сей день. Она все хуже управляется, но не переменилась в принципе – только потому в стране сохраняются выборы.
Рушится управление платформой, а не сама она. Мы присутствуем при перегрузке эскалациями и делегированием власти в расчете на «верткость» – сверхгибкость Системы РФ. В финале пути всякая управляемость может исчезнуть.
Перегрузкам подвергаются все группы населенцев Системы. Можно ли оценить истощение ресурсов ее обслуживания именно как данной Системы РФ? Риск в сырьевых ценах? Нет. Риск в том, что ни команда Кремля, ни элиты, ни оппозиция, ни рядовые населенцы не захотят далее наслаждаться Системой и своей неуязвимостью внутри нее.
Возможно, испытывается антропологический крепеж модели. В момент Финала Система РФ (в отличие от России февраля 1917-го и СССР Горбачева) не сможет обратиться к идеальной норме убедительным способом. Россия в модусе Системы РФ уцелела и восторжествовала, но став бесценностной. В этом ее учредительная неполнота. Возможен также «ресурсный коллапс», неотличимый от катастрофической видимости. Примеры 1917 и 1991 года говорят о случаях условной нехватки ресурсов – которые были, но обнаружились уже слишком поздно. Тут и наступит условный финал Системы, или «момент сингулярности». Вслед которому, впрочем, мы еще раз встретимся с ее реинкарнацией.
«Финальное состояние» – что это? В российских грезах образы Финала Системы имеют вектор от Коллапса к Обновлению. Но нет причин ожидать, что финальное состояние существенно отлично по комплектации от того, что есть в Системе сегодня. В Финале сохранятся главные блоки Системы РФ. Сохранится конгломерат бюджетозависимых групп, бюджетников и бюдженщин. Отчужденный от страны Центр тем более сохранится, вероятно, все в том же Кремле.
За двадцать пять лет президентств оформились две тесно связанные президентские роли – Лидера бюджетников и Хозяина России. Они сочетаются в лице Путина, но завтра, вероятно, расщепятся. Не исчезнет ни первая, ни вторая – и вновь начнут тяготеть к персональной склейке. Архипелаг бюджетников и населенцев РФ, оставшись без Гаранта, попытается переназначить ему Гаранта-преемника.
Похоть Системы еще не исчерпана, и то, что навлечет ее Финал, впереди. Мгновенное возвращение в Финале политики и нужды в политике будут крайне болезненны. Навыка нет, зато будет намерение «применить власть» и найти «сильного человека».
Финал Системы не несет ни моральной функции, ни педагогической нагрузки. Он наступает не для того, чтобы нас модернизировать, вразумить и «вернуть на путь цивилизованных наций». У Финала нет готового к нему субъекта (властного или общественного). В Финале нет главного героя, нет институтов, нет публики – но оживают их имитации. Оживление аудиторий можно изучать на примере донбасских сепаров: переход от геройства и личной храбрости – к быстрой политической незначительности и небытию.
Прошлое Системы полно попыток модернизировать страну, государство и экономику. Безуспешность их легко понять, исходя из трезвой оценки, что ни государства, ни экономики, ни общества в обычном смысле в РФ сегодня не существует. Но это лишь негативный аспект проблемы. Позитивный же тот, что безуспешность каждой из попыток модернизации вела к росту радикализации Команды Кремля.
• Пока фантазм модернизации небывалого «государства РФ» не уйдет, для радикализации дальнейших ходов Системы РФ нет никаких преград
На последней миле возникает феномен «новой прозрачности» происходящего в верхах. Ставки высоки, нервы интересантов не выдерживают, и они проявляют себя раньше времени. Президент уже сейчас помогает им в этом – делая искусственно загадочные шаги, проводит их через сменных фаворитов двора. Вводя придворных в смятение, он разглядывает нутро «ближнего круга» – это и путинский контроль, и путинский кастинг.
• Разгадывание намеренно неразборчивых сигналов – информационная основа управления страной в период транзита
Гадательные, намеренно искажаемые сообщения в телеграм-каналах – обманчивая картография Последней мили.
Говорят, будто с уходом Путина от власти Система РФ перестанет существовать и возникнет другая власть. В уходе Путина видят панацею, обновляющую страну. «Миф ухода», снижая тревожность ума, обещает невозможное чудо. Моделью чуда в РФ остается горбачевская перестройка. Забывают, что перестройка – идеалистическое восстание советского общества, с ним оборванное. Миф ухода консервативен – он запрещает рассматривать реальное общество и государство РФ, не приписывая к ним заранее Путина в роли демиурга.
Необозрима беллетристика пожеланий, телеграм-сценариев и триллер-политологии вокруг темы «Когда Путин уйдет…». Она игнорирует факт присутствия Путина в блок-схеме Системы РФ – именно присутствия, но не тех или иных его действий. Предложение заместить Путина другим, пережив радость обновления, не отвечает на вопрос «что делать десяткам миллионов населенцев, бюджетников и телезрителей?».
• Прекратившись как «путинский режим», Система РФ сохранится как предпочитаемый образ действий и способ решать государственные задачи
Путин играет Системой, не решаясь ее перестроить. «Операционный код» Системы закрыт от него, как от простого пользователя. Но на сломах Системы проступают ожидания беспощадной власти – власти-демонтажницы, власти санационной.
Чтобы демонтировать Систему РФ, нужна более мощная власть, чем та, которую она воспроизводит сегодня. Более беспощадная, чем власть Путина. Особенно опасны в Финале масштабные проекты, которые потребуют силового ресурса. Например, новая Конституция. Проекты превращаются в поводы к насилию, создавая спрос на него.
• Радикальный проект «переучреждения России» востребует мандат на чью-то чрезвычайную власть
Что может стать основанием такой власти, если постбеловежская основа, импровизационная и глобалистская, будет утрачена? Массовое социальное переоснование? Бунт получателей – бюджетных низов путинского «социального государства», обитающего вне институтов? Он может быть запущен сверху при отчаянной попытке властей Системы обратиться к «народному» ее основанию.
Если рассмотреть пределы возможного, то наложение антропологических финансовых и культурных лекал приведет к очертаниям постпутинского субъекта. Это откровенно антиглобалистский субъект, для которого даже Путин выглядит глобалистом. Это множественный, регионализованный субъект, настроенный против крупного государственного бизнеса. Возможно, только так Системе удастся завершить задачи демократической приватизации – создания слоя мелких собственников. Но это может пройти в радикально противоправной форме.
Система РФ не готова обсуждать свой завтрашний день. Будущее – последняя тема, о которой стоит заговорить в Кремле, чтоб вас приняли всерьез. Будущее оценивают по резервам и издержкам бюджета, но не в связи с возможными политическими решениями. Это итог упадка функций президентской администрации при потере его стратегического лидерства.
В Системе нет места для обдумывания ее будущности. Конкуренция образов будущего означает конкурс политических ставок – и вероятность появления внутри власти конфликта стратегий. Хозяева Системы рушат планы на будущее, чтоб оставаться единственным и последним будущим для всех. «Путин – наше будущее» – иного обсуждать нельзя. По догме Кремля и вопрос о преемнике полностью в компетенции одного Путина. Для государства это означает отказ от суверенитета, но теперь и сам Путин так видит. Он долго не считал себя единственным, кто решает судьбу государства, но после краха с «тандемом» уверовал в фантазию авторства.
Попытки властей заглянуть в будущее Системы РФ показывают ей только отсроченное настоящее. Под видом «будущего» эксперты обсуждают тревоги сегодняшнего дня в модусе их волшебного исчезновения. Но насколько вообще описания текущего положения Системы РФ говорят о ее финале? Что означает «угроза коллапса», если коллапсы присущи поведению Системы, ее аномальному существованию? Разрушает это Систему или, наоборот, ее укрепляет?
В какой степени Система РФ, «предчувствуя» финал, уже сегодня рефлективно готовится опережающе ответить на вызов? Будет ли финал подобен чему-то из обсуждаемых нами сценариев мечты или, напротив, станет интенсификацией всех опаснейших свойств Системы?