Он мимо нас маршировал чеканно.
ГОРАЦИО
Рискую утонуть в потоке фраз,
Но мне сдаётся, это был предвестник
Грядущих смут, вражды и бурных ссор.
МАРЦЕЛЛ
Ну что ж, присядем. Тем понять полезней,
К чему такой взыскательный дозор
На ноги граждан ставит еженощно?
И почему льют пушки день-деньской,
А из-за моря гонят порох мощный?
Зачем корпит строитель чуть живой
На верфях вечно, выходных не зная?
С какою целью ранняя заря
Уходит в ночь без сил, в поту, больная?
Кто может мне сказать?
ГОРАЦИО
Пожалуй, я.
Молва гласит, что наш правитель прежний,
Чей образ нам привиделся сейчас,
В Норвегии обрёл оплот мятежный.
Король норвежский, гордый Фортинбрас,
Затеял бой, и в нём наш Гамлет бравый,
А храбрости ему не занимать,
Убил врага, и тот лишился права,
Что договор скрепляет и печать,
Ввиду кончины на свои границы
Во благо победившей стороны.
Иначе нам пришлось бы потесниться,
И Фортинбрасу были б отданы
Все наши земли в случае разгрома.
Таков был их взаимный уговор,
И Гамлет править стал на оба дома.
Но юный Фортинбрас разжёг костёр
Былой вражды отвагой безшабашной,
Норвегию обрыскал и собрал
Любителей кровавой рукопашной
Готовых за еду точить кинжал
И с ним бежать навстречу приключенью,
Которое вольны мы понимать
Как просто откровенное стремленье
Отца потери силой отобрать.
Вот то событье, в чём причину вижу
Я здешних упредительных работ.
Она всей этой суетою движет.
Тревога выходные не блюдёт.
БЕРНАРДО
Горацио, с тобою я согласен.
Зловещая фигура к нам пришла
В доспехах короля, что был прекрасен,
Но вместе с тем – причиной войн и зла.
ГОРАЦИО
Соринка раздражает глаз рассудка.
Ещё расцветом наслаждался Рим,
Ещё не сгинул Юлий смертью жуткой,
А кладбище уж сделалось пустым.
Все в саванах, по римским закоулкам
Его жильцы носились, кто куда.
Их крикам эхо подвывало гулко.
Роса кровила. Влажная звезда,
Что верховодит царствием Нептуна,
Затмилась, словно судный день настал.
И как предтечи скорого кануна
Времён лихих, каких и свет не знал,
Прологом к предстоящему несчастью
Сошлись в знаменье небо и земля,
Грозя сгубить всех граждан в одночасье…
Но тихо! Снова призрак вижу я!
(Опять появляется ПРИЗРАК)
Сойдёмся с ним хоть насмерть. Стой, виденье!
Коль голос есть, издай хотя бы звук!
Обет молчанья? Сделай исключенье!
Заговори со мной как добрый друг!
(Крик петуха)
Коль ведома тебе судьба отчизны,
Открой секрет, чтоб гибель избежать!
А если ты на протяженье жизни
Успел богатства в землю закопать,
За что во смерти должен дух скитаться,
Поведай! Стой! Держи его, Марцелл!
МАРЦЕЛЛ
Быть может, мне по-свойски с ним подраться?
ГОРАЦИО
Лови, как хочешь…
БЕРНАРДО
Где?
ГОРАЦИО
Тут!
МАРЦЕЛЛ
Улетел!
(ПРИЗРАК уходит)
Ошиблись мы, величие такое
Пытаясь принужденьем удержать.
Стреножить воздух – дело непростое:
Удары тщетны, к стенке не прижать…
БЕРНАРДО
Когда бы не петух, оно б сказало.
ГОРАЦИО
Но вздрогнуло, как уличённый вор,
Сочтя «кукареку» дурным сигналом.
Я слышал, будто петушиный ор
Так звонок, что богиню утра будит,
И где бы дух безплотный ни блуждал,
На море, в небе, крик его принудит
В могилу мчать. Что этот слух не лгал,
Туманный гость нам подтвердил наглядно.
МАРЦЕЛЛ
И растворился с криком петуха…
Среди примет для нас, людей, отрадных
Одна гласит, что в мире без греха,
Которым наш Спаситель овладеет,
Сей друг рассвета трудится всю ночь,
И духи носа показать не смеют,
Безсильны ведьмы колдовством помочь,
Столь милосердно время то святое.
ГОРАЦИО
Я тоже слышал эти сказки все.
Но посмотри, вон утро молодое
Восточный холм штурмует по росе!
Бросай дежурство! Обо всём, что было,
Я думаю, должны мы доложить
Младому Гамлету. Жилец могилы
Не может с сыном не заговорить.
Ну, друг, признаемся по долгу службы,
Тому, кому так нужен наш рассказ?
МАРЦЕЛЛ
Давай, конечно! И по долгу дружбы
Я знаю, где застать его сейчас.
(Уходят)
Комментировать не буду. Если вы до сих пор дочитали, думаю, у вас появились свои мысли по этому вопросу. Будет желание, пишите комментарии. А я пошёл трудиться дальше.
Если величайшие из спортсменов – «козлы», то кто тогда мы, болельщики?
Мне до конца непонятно, что первично: менталитет нации или её язык. Пока я склоняюсь к тому, что они постоянно взаимодействуют. Тем интереснее продолжать присматриваться к типичным примерам…
Вот выдержка из статьи об американском баскетболе:
Many consider either LeBron James or Michael Jordan the greatest player in NBA history – the GOAT, as the title is widely abbreviated in sports circles. Some want to put Kareem Abdul-Jabbar in the conversation, while others seem determined to include Bill Russell and Wilt Chamberlain.
В переводе она прозвучит примерно так:
Многие готовы либо Леброну Джеймсу, либо Майклу Джордану присвоить титул величайшего игрока в истории НБА, то есть применить широко используемую в спортивных кругах аббревиатуру – К.О. З. Ё. Л. Некоторые хотят подключить к этому спору Карима Абдул-Джаббара, тогда как другие полны решимости дополнить список Биллом Расселом и Уилтом Чемберленом.
Это не издевательство, это не сатира, это обычная статья, в которой мы видим, да, действительно, очень часто встречаемое применительно к спорту сокращение GOAT (обычно его пишут через точку, но не всегда), что означает всего лишь Greatest Of All Time – величайший всех времён. Но никто при этом не забывает, что вообще-то goat по-английски – это именно «козёл». На худой конец «коза». Ну, или «Козерог». Но чаще «простофиля» или «развратник».
Причём если вы думаете, будто я тут издеваюсь или насмехаюсь, то вы ошибаетесь. Гордую аббревиатуру GOAT сегодня можно встретить сплошь и рядом, как в процитированном выше отрывке. Посмотрите какой-нибудь репортаж из Америки, и вы обязательно увидите эти буквы на мойке фанатов того или иного игрока.
Примечательно, что не все сегодняшние англосаксы просто «видят буквы». Некоторые их читают. И даже понимают. В результате некоторые даже сочетают титул «величайшего всех времён» с символическим изображением рогатого животного. И лишь крохотный процент делают мемы вроде того, что стал иллюстрацией к этой заметке.
Вывода из вышесказанного я бы сделал два.
Первый, которому я уже неоднократно приводил немало доказательств (вроде двух «задниц» или «ослов» в слове убийца – assassin – или названия «водный тубзик», присвоенного многим местам в Англии, включая один из центральных лондонских вокзалов – Waterloo), заключается в том, что бедность на буквы и на слова вынуждает носителей английского языка оставаться слепыми к многообразию значений, навешиваемых на один и тот же иероглиф.
Второй, более глубокий и потому гораздо менее очевидный для обывателя, заключается в том, что язык не только формируется менталитетом носителей и не только сам его формирует, но и, по сути, является программой зомбирования. Эту мысль я вынужден пояснить поподробнее…
За последний год я сделал для себя два интересных открытия, которые до сих пор были на поверхности, однако я, как водится, не отдавал себе отчёта и не хотел их замечать.
Сначала меня подтолкнула к пониманию происходящего суета вокруг чемпионата мира по футболу, проходившего в России. Даже предыдущая олимпиада как-то не так отразилась (в Интернете, поскольку о существовании телевизора я давно забыл). А тут всё лето сплошная истерика, причём в исполнении не только полупьяных фанатов, но и новоиспеченных фанаток часто бальзаковского возраста, которые не только «фоткали» себя на трибунах стадионов, но и вступали в яростные споры, объясняя всяким дуракам от футбола, почему сборная РФ сильнее всех на свете. Наблюдать за этим было чудовищно, тем более что сам я всякое «боление» оставил где-то в 90-х годах.
Потом мне пришлось делать для одного спортивного канала переводы серии программ о городах испанской Ла Лиги. В свете обитающих в них футбольных клубов, разумеется. Примерно 70% времени в каждом из фильмов было посвящено местной кухне. Которая при ближайшем рассмотрении оказывалась всюду одинаковой. Но 30% всё-таки уделялось конкретному клубу и его болельщикам. Которые при ближайшем рассмотрении тоже оказывались все одинаковые – одинаковые эмоции, одинаковые поступки, одинаковые слова. «Мой отец болел за этот клуб, я с детства болею за этот клуб, мои дети все болеют за этот клуб. Это лучший клуб в мире!». И речь шла не только о какой-нибудь «Барселоне», но о «Хетафе», «Сельте» и прочих «монстрах кожаного меча», неизвестных за пределами сельской Испании. После очередного перевода очередной серии я уже понимал, что на вопросы журналистов отвечают живые зомби. Они, действительно, «живут» футболом в том смысле, что шесть дней в неделю обсуждают прошедший матч либо просто едят, пьют и ждут следующего, нет, не матча, а повода потусоваться с друзьями и поорать громче других «Уэска – чемпион!». Они в полном смысле слова «болельщики», которые больны, у них диагноз, но их такими сделали, превратив в стадо и специально для этого стада построив многочисленные загоны, которые так и называются – стадионы.