В другой части сцены высвечивается квартира Лукашина. Г а л я снимает трубку.
Г а л я (удивленно). Ленинград вызывает?
Л у к а ш и н. Галя, это я!
Г а л я (гневно). А, вот ты где! Спасибо, хоть позвонил!
Л у к а ш и н (не зная, с чего начать). С Новым п> дом, Галя!
Г а л я. Ты позвонил, чтобы поздравить меня, я тронута!
Л у к а ш и н. Понимаешь, произошла нелепая история!
Г а л я (перебивает). А я-то волнуюсь, все больницы обзвонила, все морги… А ты… просто удрал от меня!
Л у к а ш и н. Я тебя люблю!
Г а л я (не обращая внимания на его слова). Теперь я понимаю, почему ты заранее рассказал мне про Ленинград…
Л у к а ш и н (в отчаянии). Это совсем другой случай! Я тебе все объясню… Мы пошли в баню…
Г а л я (сухо). Разговаривать мне с тобой не о чем!..
Л у к а ш и н. Ну, пожалуйста, не уходи… Обожди меня… Ты можешь проверить. Мой телефон в Ленинграде А 4—50—78. Я прилечу первым же самолетом…
Г а л я. Можешь не торопиться! Меня ты больше не увидишь! (Вешает трубку.)
Л у к а ш и н. Алло… Алло… (Кладет трубку, горько усмехается.) Кажется, у меня нет невесты.
Н а д я. Ничего, найдете другую.
Телефонный звонок.
Л у к а ш и н (схватил трубку). Галя?.. А… хорошо… три минуты… (Вешает трубку, Наде.) Другую… Не давайте дурацких советов. (Повышает голос.) Что вы в этом понимаете? Я ни разу не был женат. Я всю жизнь искал и наконец нашел!
Н а д я. Что вы на меня кричите?
Л у к а ш и н. А вы не вмешивайтесь в чужие дела! (Зло повторяет.) Найдете другую…
Н а д я. Вы забыли, что находитесь у меня в квартире.
Л у к а ш и н. Пропади она пропадом, эта квартира, вместе с вами!
Н а д я. Вы хам! (В ярости.) Вы просто хам!
Л у к а ш и н. А вы… Вы… (Не находит слов.) Бы…
Н а д я (совершенно спокойным голосом). Пошел вон!
Л у к а ш и н (удобно устраивается в кресле). Никуда я отсюда не пойду. У меня самолет только в семь утра!
Н а д я. Тогда уйду я!
Л у к а ш и н. Скатертью дорога!
Н а д я (идет к двери). Я ухожу!
Л у к а ш и н. Никто вас не задерживает! (Накладывает себе полную тарелку еды.)
Н а д я. Ну знаете! (Возвращается.) Этот номер у вас не пройдет. Вы меня не выживете из дому! (Подходит к столу, вырывает у Лукашина тарелку и ставит себе.)
Лукашин берет чистую тарелку. Надя выхватывает ее и швыряет об пол.
Л у к а ш и н. Вы просто мегера!
Н а д я. Еще одно слово, и следующая тарелка полетит вам в голову!
Лукашин молчит.
(Принимается за еду. Ест демонстративно, со смаком.)
Лукашин ни к чему не притрагивается.
(Продолжая есть, торжествующе.) А ваша Галя уже ушла! И правильно поступила. Ей повезло. Теперь она свяжет свою судьбу с настоящим человеком!.. Что ж вы не возражаете? Нечем крыть?
Л у к а ш и н. Я боюсь следующей тарелки!
Звонок в дверь.
Н а д я. Это Ипполит. Прыгайте с балкона!
Л у к а ш и н. И не подумаю! Охота была ноги ломать!
Н а д я. Что же нам делать? Что же делать? Лукашин (пожал плечами). Впустить его!
Надя идет открывать дверь.
В квартиру влетают две женщины — В а л е н т и н а, строгая, в очках, и Т а т ь я н а; толстенькая хохотушка.
В а л е н т и н а и Т а т ь я н а (вместе). Надюша! С Новым годом! С новым счастьем. Поздравляем тебя, дорогая!
Целуются.
В а л е н т и н а. Мы только на секундочку!
Т а т ь я н а (шепотом). Только взглянуть на твоего…
В а л е н т и н а. Раздеваться мы не будем!
Т а т ь я н а. Наши мужики ждут внизу. Мы их не взяли, а то их потом не выставишь!
Н а д я (вздохнув). Да, мужиков выставлять трудно! Ну что ж, проходите… Знакомьтесь… Вон он, во всей красе.
Подруги проходят в комнату.
В а л е н т и н а (начинает не без торжественности). Дорогой Ипполит Георгиевич! Мы ближайшие Надины подруги…
Т а т ь я н а. Мы работаем в одной школе, а она вас прячет…
Л у к а ш и н. Но я не тот…
Т а т ь я н а. Не перебивайте, это невежливо! Валя, продолжай!
В а л е н т и н а. Мы специально заехали, чтоб поздравить вас обоих и пожелать вам больших радостей! Скажу вам прямо, вы должны знать, какая замечательная женщина ваша Надежда, как ее любят в школе и педагоги, и дети.
Т а т ь я н а. И даже их родители!
В а л е н т и н а. Надежда — отличный педагог, чуткий товарищ, она ведет огромную общественную работу, она висит на Доске почета…
Л у к а ш и н. Все. это очень приятно… И большое вам спасибо… Но я не тот, за кого вы меня принимаете…
Н а д я (неожиданно). Не слушайте вы его! Давайте ведите сюда ваших мужчин…
В а л е н т и н а. Ни в коем случае. Мы должны зайти к моим родителям.
Т а т ь я н а. И еще раз повторяю — мы не хотим мешать!
Л у к а ш и н. Да вы не можете нам помешать. Мы, можно сказать, совсем незнакомы. Первый раз я увидел Надежду… Как ваше отчество?
Т а т ь я н а (сквозь смех). Ее отчество — Васильевна…
Л у к а ш и н. В первый раз я увидел Надежду Васильевну в одиннадцать часов вечера!
Н а д я (строго). Ипполит, не дурачься!
Л у к а ш и н (с вызовом). А я не Ипполит и никогда им не буду!
Т а т ь я н а. Нет, пусть дурачится! У него это очень хорошо получается. Мне так нравятся ваши отношения!
Л у к а ш и н. Но я действительно…
Н а д я (перебивая). Перестань, уже не остроумно!
В а л е н т и н а (видит разбитую тарелку). Посуда всегда бьется к счастью!
Л у к а ш и н. Если она бьется случайно, а. Надежда Васильевна бросила эту тарелку…
Н а д я (опять не дает договорить). Ипполит, будь хозяином! Пригласи гостей к столу!
Л у к а ш и н. И все-таки я не Ипполит!
В а л е н т и н а (поднимая бокал шампанского). Дорогие друзья! За ваше семейное счастье!
Т а т ь я н а. Горько!
В а л е н т и н а (подхватывает). Правильно, горько!
Л у к а ш и н. Я не буду с ней целоваться!
Надя обнимает его и целует в губы.
И тем не менее я не Ипполит!
Т а т ь я н а (искренне веселится). Ипполит Георгиевич, а вам нравится, как Надя поет?
Л у к а ш и н. Не слышал. Не нравится.
В а л я (изумленно к Наде). Ты что же, ни разу не спела своему Ипполиту?
Н а д я. Это моя непростительная ошибка! Валя, передай мне гитару!
Л у к а ш и н. Не надо музыки, я не люблю самодеятельности!
Т а т ь я н а. Надюша, давай нашу любимую! Давай про вагончики!
Н а д я (озорно).
На Тихорецкую состав отправится,
Вагончик тронется, перрон останется.
Стена кирпичная, часы вокзальные,
Платочки белые, глаза печальные…
Т а т ь я н а и В а л е н т и н а (подхватывают).
Начнет выпытывать купе курящее
Про мое прошлое и настоящее.
Навру с три короба, пусть удивляются,
С кем распрощалась я, вас не касается.
Надя перестала петь. Лукашин и Надя пристально смотрят друг на друга.
(Увлеченно заканчивают.)
Откроет душу мне матрос в тельняшечке,
Как тяжело на свете жить бедняжечке,
Сойдет на станции и попрощается,
Вагончик тронется, а он останется…[1]
Л у к а ш и н. Да, такого я еще не слышал.
В а л я. Ой, братцы, хорошо-то как!
Т а т ь я н а. Валентина, пошли! А то наши мужья замерзнут!
В а л е н т и н а. Надя, Ипполит, будьте счастливы! Лукашин. Я устал возражать.
Т а т ь я н а (Наде на ухо). Он просто прелесть. (Идет к выходу.)
В а л е н т и н а (уже в дверях). Я одобряю… Надежда, я знала — ты не ошибешься, он серьезный, положительный человек!
Уходят.
Надя возвращается в комнату.
Л у к а ш и н. Зачем вы это сделали?
Н а д я. А вы тоже, заладили как попугай… Я не Ипполит, я не Ипполит… Вы что же хотите, чтоб я рассказала им про вашу баню? И чтобы назавтра вся школа говорила о том, что я встречаю Новый год с каким-то проходимцем!
Л у к а ш и н. Я не проходимец, я несчастный человек!
Н а д я. Как будто несчастный человек не может быть проходимцем!
Л у к а ш и н. А как вы им предъявите настоящего Ипполита?
Н а д я (печально). А настоящего, наверно, уже не будет…
Л у к а ш и н. Почему я все время должен вас утешать? (Тихо.) Почему вы меня не утешаете? Мне хуже, чем вам. Вы хоть дома.
Н а д я. Но ведь вы же во всем виноваты!
Л у к а ш и н. Ну я же не нарочно. Я тоже жертва обстоятельств. Можно, я чего-нибудь поем?
Н а д я. Ешьте! Вон сколько всего, не выбрасывать же!
Л у к а ш и н (принимается за еду). Вкусно! Это вы сами готовили?
Н а д я. Конечно, сама. Мне хотелось похвастаться.
Л у к а ш и н. Это вам удалось. Я очень люблю как следует поесть.
Н а д я. А я, признаться, ненавижу готовить. Правда, с моими лоботрясами и лодырями ни на что не остается времени. Я как ухожу утром…
Л у к а ш и н. Перевоспитываете их?
Н а д я. Я их, они — меня! Я пытаюсь учить их думать, хоть самую малость. Мыслить, иметь свое, собственное суждение…
Л у к а ш и н. А чему они учат вас?
Н а д я (подумав). Тому же самому…
Л у к а ш и н. Ну, а я представитель самой консервативной профессии.
Н а д я. Не скажите. Мы с вами можем соревноваться.
Л у к а ш и н. У нас иметь собственное суждение особенно трудно. Оно может оказаться ошибочным. А ошибки врачей дорого обходятся людям.
Н а д я. Ошибки учителей, может быть, менее заметны. Но в конечном счете они обходятся людям не менее дорого.