[161]. И наконец, в тех случаях, когда медицинские средства вроде бы приносят пользу, врачи спешат приписать успех лечения своим собственным талантам, в своих славословиях себе и своей науке забывая о Боге.
Глубокому недоверию к медицинским методам лечения Чуриков противопоставлял столь же глубокую веру в целительную силу поста и молитвы[162]. Он полагал, что поскольку причиной болезни Ивановской является грех (то есть проблема души, а не тела), то ее исцелят не ножи или яд, а лишь покаяние, воздержание и жизнь в строгом соответствии с верой и Библией – как он выражался, «наука Христова»[163]. Так, отсоветовав Ивановской ложиться под «нож» хирурга, он призвал ее немедленно начать поститься, чтобы очистить тело и держать в строгости душу. По сути, обещая ей, что для обретения здоровья ей нужно всего лишь покаяться и начать жить в соответствии с «наукой Христовой», Чуриков в какой-то мере делал ее саму (как делал и других людей) творцом своего выздоровления (в то же время отказывая в такой роли врачам)[164].
Нам неизвестно в точности, в какой мере ненависть «братца Иоанна» к врачам передалась Ивановской, но по сути он сумел убедить ее в том, что ей следует заняться духовным, а не медицинским лечением. Она передумала идти к хирургам и стала поститься в соответствии с предписаниями Чурикова. К моменту завершения поста к ней полностью вернулось здоровье, несмотря на утверждения врача о том, что болезнь, которой она страдала, на самом деле неизлечима. По просьбе одного из лечивших ее врачей она вернулась в больницу, где прежде лежала, и там прошла полное медицинское обследование. Врач к своему удивлению обнаружил, что от опухолей не осталось даже следа.
Ивановская, испытывая глубокую признательность, поблагодарила «братца Иоанна» за его молитвы о «такой блуднице недостойной», как она. Более того, она ощутила в себе позыв к тому, чтобы свидетельствовать о божественной целительной силе, сошедшей на нее при помощи «братца». В обоснование своих утверждений Ивановская даже предъявляла «докторское свидетельство» о своем чудесном исцелении: если прежде она была совершенно неспособна к какому-либо физическому труду и все, кто ее знал, были убеждены в том, что она скоро умрет, то теперь она могла работать, «как хорошая лошадь». Кроме того, она получила от своего врача, профессора Рачинского из Петропавловской больницы, подписанное им свидетельство об исчезновении всех симптомов ее болезни.
В 1909 году бывший толстовец Иван Трегубов, в течение долгого времени наблюдавший за Чуриковым и его последователями, привлек к некоторым из «чудес» Чурикова внимание со стороны группы медицинских специалистов из Петербурга, включая нескольких врачей, лично лечивших Ивановскую. Хотя Трегубов явно испытывал большое любопытство к личности Чурикова и весьма симпатизировал ему и его приверженцам, в этом конкретном расследовании он в первую очередь мотивировался интеллектуальным стремлением изучить взаимосвязи между медицинскими и духовными типами лечения. Прочитав работу гарвардского профессора Уильяма Джеймса «Разновидности религиозного опыта» („The Varieties of Religious Experience“, 1901–1902), он был в высшей степени заинтригован идеей о том, что религиозные феномены заслуживают изучения более научными методами[165]. С этой целью он разослал местным практикующим врачам три вопроса: верят ли они в то, что эти «чудеса» возможны и реальны? Как их можно объяснить? Готовы ли они изучать эти чудеса и предъявлять общественности результаты своих исследований? Хотя все до единого медицинские эксперты полагали, что совершенные Чуриковым исцеления – если они действительно произошли – были результатом внушения или гипноза, большинство было готово поделиться своими наблюдениями[166]. (При этом следует отметить, что некоторые из врачей отказались давать на вопросы Трегубова сколько-нибудь содержательные ответы.)
Врач Н.М. Какушкин, лечивший Ивановскую в Петропавловской клинике, лично засвидетельствовал, что у нее неожиданно исчезли опухоли после благословения, полученного ею от Чурикова. Тем не менее он оставался твердо убежден в том, что ее болезнь неизлечима и что Чуриков не мог ее вылечить, вопреки ее утверждениям. Согласно свидетельству Какушкина, резкое улучшение ее состояния не содержало в себе «никакого чуда» и было результатом внушения или гипноза, находясь в полном соответствии с другими случаями невропатологических наблюдений. Он писал Трегубову, приводя ему свои дедуктивные соображения: «Чудес в природе не бывает и натуралист верить в них не может; все совершается на основании строгих законов природы. Если мы в настоящее время не в силах объяснить некоторых явлений, то это не значит, что необъяснимое есть чудо, которым владеют существа, одаренные сверхъестественными силами и способностями»[167]. Хотя Какушкин не мог раскрыть ему природу болезни Ивановской, факт исчезновения у нее симптомов этой болезни (чему он сам стал свидетелем) указывал на то, что у больной, скорее всего, началась ремиссия. Ее болезнь может годами никак не проявлять себя, продолжал он, пока Ивановская ведет здоровый образ жизни, и, наоборот, вернется к ней, если она снова начнет предаваться таким нездоровым занятиям, как сексуальные излишества, пьянство и т.п. Главной причиной ее мнимого выздоровления, заключал Какушкин, было то, что Ивановская сменила образ жизни – а по его мнению, именно это являлось главным итогом влияния, оказанного на нее «братцем Иоанном».
Какушкин, очевидно, был убежден в том, что явления, не имеющие рационального объяснения, просто нуждаются в дальнейшем изучении (то есть их следует называть «необъясненными», а не «необъяснимыми»), и, таким образом, в случае Ивановской он по сути отрицал не заявление о том, что ее излечение было в той или иной степени «чудесным», а сам факт того, что она излечилась. Согласно его дальнейшим словам то, что она настаивала на «чудесном» характере своего излечения, представляло собой симптом невежества, широко распространенного в русском обществе, которое он описывал такими эпитетами, как «инертное», «забитое» и «безвольное».
По сравнению с Какушкиным доктор С.Л. Тривус проявил чуть больше отзывчивости к духу вопросов Трегубова[168], возможно из-за того, что уже далеко не в первый раз сталкивался со случаями «чудес» – в том числе и со знаменитым случаем Николая Грачева, мальчика, «вылечившегося» от паралича и эпилепсии после того, как во сне ему явилась Богородица, наказав ему помолиться в Скорбященской часовне при стеклянной фабрике. Тривус упоминал, что знает «братца Иоанна» и глубоко уважает его самого и его попытки помочь людям, страдающим от пьянства. Тривус хотел разоблачить его, но это ему не удалось; более того, Тривус признавался в том, что не уделял достаточного внимания больным алкоголизмом и зачастую посылал своих собственных пациентов к Чурикову, за что ему теперь было стыдно[169].
Далее Тривус свидетельствовал, что исцеления, подобные тому, которое описывала Ивановская, вполне «возможны» и рациональны, если понимать их как «психо-физические явления»[170]. Затем он предложил более обстоятельное (и «научное») объяснение. Говоря конкретно, он утверждал, что личность существует в двух сферах: одна из них – сознательная, а вторая – бессознательная, и она в тысячу раз сильнее первой, хотя до сих пор в целом остается неизвестной для исследователей. (Ожидая, что его читателями будут в основном неспециалисты, он ссылался на дыхание как на пример значимости бессознательных процессов.) В сфере бессознательного, продолжал он, в мозгу развиваются те центры, которые способны делать то, на что человек неспособен, когда он пребывает в сознательном состоянии и подвергается воздействию всевозможных стимулов: «Наша сознательная жизнь слаба, потому что находится под влиянием многих тормозов. Но если бы я, подобно аскету, смог устранить эти тормозы, и заглушив сознательную сферу, перейти в бессознательную, то я в ней мог бы творить чудеса. Тогда, быть может, я смог бы читать мысли у других, делать открытия, разрешать трудные проблемы и пр.»[171]. В этой связи он подчеркивал то значение, которое имел «громадный нравственный авторитет» Чурикова, делавший его «внушение» очень мощным, особенно во время его воскресных «бесед», когда тот в течение продолжительного времени и в условиях повышенного религиозного возбуждения находился в контакте со своими последователями[172]. На этот последний момент указывало и несколько других специалистов, ответивших на вопросы Трегубова, включая доктора П.Я. Розенбаха, подчеркивавшего, что «чудеса» Чурикова зависят от его регулярных контактов с последователями, потому что «вера требует все новых и новых возбудителей»[173].
Подобно Тривусу, врач М.Д. Лион тоже некоторое время знал Чурикова – собственно говоря, с 1898 года, когда он выполнял обязанности заместителя директора в Самарской психиатрической лечебнице, куда церковные власти отправили «братца Иоанна» на обследование в первые годы после того, как он начал проповедовать. К моменту расследования Трегубова Лион работал с эпилептиками на Петербургской стороне. Подобно другим врачам, Лион утверждал, что «чудесное» исцеление Ивановской вполне объяснимо с точки зрения науки, но он затем повернул разговор в другую сторону, признав, что медицина начала осознавать способность тела к самоизлечению и что «дух» является одним из самых мощных природных средств для защиты организма от болезней