Иррациональный оптимизм. Как безрассудное поведение управляет рынками — страница 12 из 26

Учитывая подобные тренды, можно утверждать, что приобретение дома или квартиры для личного проживания выглядит с точки зрения долгосрочных инвестиций и в сравнении с фондовым рынком весьма неважно: кроме нерегулярной волатильности цен на недвижимость, долгосрочные инвесторы также рискуют столкнуться с отсутствием какого-либо дохода от прироста капитала. Но не следует забывать и о скрытых дивидендах от наличия собственного дома – своя крыша над головой и т. п. А такие дивиденды не облагаются налогом. Часто говорят (и я считаю, правильно), что владеть жильем выгоднее с точки зрения налогов, чем арендовать дом или квартиру. Скажем, вы поменялись со своим соседом, у которого точно такой же дом, как у вас, и платите друг другу за аренду (получаемая сумма полностью покрывает сумму выплачиваемой аренды). С экономической точки зрения эта транзакция бессмысленна, но здесь возникает вопрос налогообложения: с получаемой арендной платы необходимо заплатить налог, тогда как сумма оплачиваемой аренды не будет вычитаться из налогооблагаемой базы. Поэтому и советуют не арендовать жилье, а покупать.

Другая причина покупки, а не аренды жилья заключается в том, что договор аренды подразумевает характерные проблемы, связанные с рисками недобросовестности: арендатор не может обладать теми же правами в вопросах содержания жилья, что и собственник. Риски недобросовестности заложены как в высоких арендных ставках, так и в ограничениях прав домовладельца совершать определенные операции или вносить изменения в планировку.

Невозможно точно измерить те незримые дивиденды, которые дает владение недвижимостью и которые не подпадают под налогообложение, а также сравнить с дивидендами, выплачиваемыми по ценным бумагам (обычно облагаемые налогом), или с затратами на содержание жилья, которые должны компенсироваться дивидендами от его владения. Точной системы измерений неосязаемых дивидендов, получаемых собственником недвижимости, в природе и быть не может, поскольку невозможно перевести в доллары нематериальные выгоды, которые получает человек, живущий в собственном доме, как и морально-психологические затраты на его содержание, которые приходится ему нести. Подобные моральные выгоды не имеют ничего общего с неосязаемыми дивидендами арендатора, так как аренда жилья происходит совершенно в иных условиях. У владельцев жилья отношение к нематериальным выгодам может постоянно меняться. Более того, взаимозависимость этих моральных дивидендов и инвестиций в жилье не является прямо пропорциональной, как при выплате дивидендов по акциям. При покупке слишком большого дома получаемые владельцем дивиденды могут быть и отрицательными, поскольку теперь ему придется его как-то содержать.

Таким образом, нельзя однозначно утверждать, куда лучше инвестировать – в недвижимость или акции. Ответ у каждого свой. Это вопрос предпочтений и обстоятельств. У частных домовладельцев также нет ясности по данному вопросу. Их мнение относительно преимуществ инвестирования в недвижимость время от времени меняется. Далее мы еще столкнемся с подобными примерами.

Иррациональный оптимизм тогда и сейчас

У меня и моих научных ассистентов за время работы возникли некоторые идеи о том, почему изменяется общественное мнение относительно спекуляций на рынке недвижимости все эти годы. Наше изучение ситуации на рынке недвижимости с конца XIX столетия по англоязычным периодическим изданиям показало, что эти изменения есть. Мы практически не нашли упоминаний о мыльных пузырях национального масштаба на рынке жилья до второй половины ХХ в. Почти ничто не говорило о признаках того, что мы сегодня называем иррациональным оптимизмом. В ХХ столетии слово «бум» зачастую использовалось для описания ситуации на рынке жилья, тогда как ранее его употребляли, когда говорили о строительстве (имелось в виду количество вновь построенных домов). Говоря о ситуации на национальном рынке жилья, экономисты редко использовали такие понятия, как «пузырь» или «спекуляция». Наоборот, наблюдалась тенденция к тому, чтобы делать акцент на стоимости строительства как единственном определяющем факторе цен на жилье. В статьях чаще говорилось о недостаточном предложении жилья, а не о повышении цен.

Удивительно, что до второй половины ХХ в. тема цен на жилье не была темой постоянных разговоров. Это доказывает и даже отчасти объясняет тот факт, что регулярное составление индекса цен на готовое жилье в США и публикация его в СМИ отсутствовали до 1968 г., т. е. до момента, когда ведущие газеты стали размещать у себя данные по средним ценам на готовое жилье, предоставляемые Национальной ассоциацией советов по недвижимости{35}. Пока мы с Карлом Кейсом не разработали метод расчета взвешенного по стоимости арифметического индекса повторных продаж, используемый для составления индексов цен для ведущих городов США, и не опубликовали на эту тему несколько статей в конце 1980-х, качественного индекса цен на готовое жилье вовсе не существовало. Позднее данная методика была взята на вооружение ипотечными агентствами Fannie Mae и Freddie Mac, а также Офисом федерального надзора за жилищным предпринимательством США и другими.

На соотношение цены на недвижимость и арендной платы (аналог коэффициента цена-прибыль, который используют инвесторы для проверки фондового рынка на переоцененность или недооцененность) новостные СМИ не обращали особого внимания до того момента, пока журнал The Economist не стал в начале нового века его публиковать.

Таким образом, качественная информация о ценах – информация, которая могла бы способствовать возникновению иррационального оптимизма, – была недоступна общественности практически до конца ХХ в. До этого газеты лишь изредка писали об изменениях цен и при этом обычно приводили либо какие-то случайные факты, либо мнения агентов по недвижимости. Но даже такие материалы появлялись нечасто, очевидно, из-за отсутствия большого интереса читателей к ценовым трендам на национальном рынке жилья{36}.

До 1960-х гг. из всего массива информации о рынке жилья общественность больше интересовали непомерные ставки арендной платы, которые владельцы домов могли требовать со своих арендаторов, чем изменение цен на частные дома. Люди жили в условиях не столь явной капиталистической экономики, и мало кто думал, что их благосостояние в значительной степени зависит от наличия собственности.

До второй половины ХХ столетия внимание общественности было приковано к вопросам контроля над арендными ставками и жилищных кооперативов, в рамках которых его члены могли купить долю в многоквартирном доме, управляемом ими совместно. Глядя на такие явные примеры интервенций на рынках как со стороны государства, так и со стороны отдельных групп, люди, вполне возможно, считали, что власти сделают все, чтобы цены на жилье не вышли из-под контроля.

И хотя контроль над арендными ставками и жилищные кооперативы существуют и по сей день, идеалистическое отношение к ним практически сошло на нет. В последние десятилетия наше общество стало больше склоняться к рыночным решениям экономических проблем, а не к интервенциям и контролю, что привело к тому, что людей стала больше беспокоить возможная нестабильность цен на жилье, и, следовательно, они чаще реагируют на это, что и способствует возникновению пузырей.

Поиск в англоязычных газетах по базам данных ProQuest с 1740 г. и Lexis-Nexis с 1970-х гг. примеров использования понятий «пузырь на рынке жилищного строительства» или «пузырь цен на жилье» по всему миру показал, что они вошли в обиход лишь после краха фондового рынка в 1987 г. (когда уже вовсю говорили о пузырях, а во многих странах весьма активно росли цены), но только на короткое время. Вновь они появились в лексиконе людей уже в конце 1990-х, а после 2000 г. упоминались вообще постоянно.

Раньше все было проще: копили деньги, а затем покупали квартиру или дом. Покупка жилья была частью сценария обеспечения нормальной жизни, и никто даже не думал о том, как впоследствии может измениться цена. Возросшая роль как спекулятивных рынков жилья, так и прочих рынков в корне изменила нашу жизнь. Ценовая активность, которая раньше была локальной и зависела в первую очередь от строительства автомагистралей, каналов или железной дороги, превратилась в национальную и даже международную и теперь стала частью историй об эре новой экономики. Изменчивость поведения цен на жилье – признак изменчивости отношения общества к стоимости недвижимости и возросшего интереса к спекулятивной динамике цен.

Далее

Чтобы понять секрет относительной волатильности цен в таких городах, как Бостон и Лос-Анджелес, в сравнении, например, с Милуоки и Фениксом, нам необходимо провести более глубокий анализ. В следующей части книги я представлю теорию пузырей, которая справедлива как для фондового рынка, так и для жилищного строительства и, фактически, для любого спекулятивного рынка. Согласно этой теории, существует множество причин подобного явления, и это невозможно объяснить просто и однозначно. Тем не менее у теории все же есть основная концептуальная модель – модель обратной связи – простая и важная для понимания динамики изменения цен. Далее я рассмотрю теорию о пузырях с разных точек зрения.

Часть IСтруктурные факторы

Глава 3Факторы ускорения: бурный рост капитализма, Интернет и др.

Что же в конечном счете заставило так усиленно расти фондовые рынки многих стран с 1982 и до 2000 г., момента достижения пика? Почему, даже после значительной коррекции, цены на них до сих пор столь высоки? Что вызвало бум на рынках недвижимости во многих городах мира после бума на рынке ценных бумаг? Чтобы ответить на эти вопросы, мало сказать лишь, что в целом рынки подвержены приступам иррационального оптимизма. Мы должны определить, какие внешние факторы заставили рынки так себя вести.

Для большинства исторических событий – от войн до революций – очень трудно бывает назвать одну причину возникновения. Подобного рода явления, как правило, происходят вследствие сочетания нескольких факторов, ни один из которых нельзя назвать единственной причиной случившегося. Рим построили не за один день, и разрушен он был не просто в результате внезапно обрушившегося несчастья. Скорее всего, его падение было вызвано множеством факторов – больших и малых, опосредованных и связанных напрямую. Подобная неопределенность не может удовлетворить тех из нас, кто ищет научное объяснение происходящему, особенно учитывая, что очень сложно выявить именно факторы ускорения. Но такова сущность истории, и неоднозначность порождает постоянный поиск новой, более качественной информации, чтобы, по крайней мере, обозначить общие контуры причинно-следственных связей.

В главе 1 мы сталкивались с рядом факторов, которые временами «объясняют» происходящее на фондовом рынке, в частности долгосрочные процентные ставки, и это также могло бы помочь в расшифровке ситуации с ценами на жилье. Но одно из первых правил экономики заключается в том, что существует множество факторов, которые порой, как нам кажется, служат причинами появления спекулятивных цен. Их слишком много, чтобы можно было легко их проанализировать. Мы не должны поддаваться искушению все упростить и выделить только один фактор. Кроме того, долгосрочные процентные ставки не являются по-настоящему внешними факторами. Это феномен рынка, за которым стоят те же «силы» спроса и предложения, определяющие уровень цен на фондовом рынке и рынке жилищного строительства, и их поведение – часть той же рыночной психологии, которая управляет этими рынками. Мы должны попытаться понять истоки самой психологии рынка.

Понять факторы, стимулирующие рыночную активность, вдвойне сложнее из-за временных разрывов между главными событиями и самими факторами. Последние зачастую представляют собой среднесрочные тренды, которые попадают в зону внимания общественности только спустя довольно длительное время. Когда на рынке что-то происходило, как мы увидим в следующей главе, это напрямую зависело от реакции людей на сам рынок и друг на друга, что задавало рынку общую внутреннюю динамику. Но если мы намерены понять, почему рынок меняется, то мы должны изучить влияющие факторы.

Те, кто занимается предсказанием схода лавин, в течение длительного времени наблюдают за интенсивностью снегопадов и температурным режимом, и даже при этом они понимают, что при сходе лавины может и не быть каких-либо внезапных изменений в отслеживаемых параметрах. Наверное, никто и никогда не сможет утверждать, почему лавина сошла именно в данный момент. То же самое можно сказать о фондовом рынке и других спекулятивных рынках.

Приняв такие оговорки, давайте рассмотрим все 12 факторов, которые помогут объяснить рост на мировых фондовых рынках в период с 1982 по 2000 г. и рынков недвижимости во многих городах мира в конце 1990-х. Оба этих бума не совпали по времени, но наложились друг на друга и имели немало общих стимулирующих факторов.

Если хотите, эти факторы представляли собой своего рода оболочку пузыря. Я остановлюсь здесь в первую очередь на факторах, которые повлияли на рынки, но их влияние не получило теоретического подтверждения в экономической науке. Их перечень не включает в себя рассмотрение всех, даже самых незначительных, вариаций основных факторов (таких, как рост доходов или изменение реальных процентных ставок), которые должны были бы рационально воздействовать на финансовые рынки. В обычное время или на рынках индивидуальных акций подобные рациональные факторы могли бы иметь большую значимость при обсуждении изменений курсов (цен). И все это благодаря способности рынка реагировать на подобные факторы соответствующим образом, по многим инвестиционным инструментам, экономическая эффективность которых на хорошо отлаженных финансовых рынках, как правило, растет, а не падает{37}. Представленный же здесь перечень факторов создан специально для того, чтобы помочь разобраться в том, что произошло не так давно на рынках ценных бумаг и жилья. И его цель – обратить внимание на менее рациональные факторы.

При описании уже конкретных факторов я привожу примеры того, как реагируют обычные граждане, а не только профессиональные инвестиционные менеджеры. Некоторые эксперты считают, что последние более благоразумны и делают все, чтобы компенсировать приступы иррационального оптимизма у непрофессиональных инвесторов. Поэтому они призывают четко разграничить поведение профессионалов и непрофессионалов{38}. Однако, профессиональные инвесторы так же склонны вкладывать в популярные бумаги, как и индивидуальные инвесторы, и многие из описываемых здесь факторов, несомненно, влияют на принимаемые ими решения. Действительно, между профессиональными институциональными и индивидуальными инвесторами нет четкого различия, кроме того, что первые обычно консультируют вторых.

Некоторые из описанных факторов существуют как фон для рынка, например, достижения капиталистической системы, упор на успешность бизнеса, революция в сфере информационных технологий, демографический взрыв, снижение уровня инфляции и установление экономики, основанной на денежной иллюзии, а также общее повышение азартности людей и склонности их к риску. Другие же, наоборот, играют главную роль и вносят свои коррективы в культуру инвестиций. Среди них стоит отметить возросшее внимание СМИ к бизнесу, чрезмерно оптимистичные прогнозы фондовых аналитиков, растущую популярность пенсионных планов типа 401 (k) и взаимных фондов, а также увеличение объема операций на фондовом рынке.

Двенадцать факторов образования «пузырей» на рынке

Бурный рост капитализма и общество собственников

После окончания холодной войны большинство стран пошло по пути копирования западной капиталистической системы. Коммунистический Китай, начиная с конца 1970-х, постепенно переходил на рыночные отношения. Расширение свободного рынка в Советском Союзе привело к его распаду в 1991 г., когда на его месте образовалось несколько более мелких государств с рыночной экономикой. Учитывая историческое прошлое этих стран, было удивительно, что уже в 1990-е там появились всевозможные финансовые биржи. Следуя западной модели, институты финансового рынка быстро развивались по всему миру. Любой исследователь истории финансов может подтвердить, что еще лет 20 назад для многих стран просто не существовало каких-либо фондовых индексов, заслуживающих доверия, сегодня же рынки есть везде. В большинстве стран мира конкуренция в условиях свободного рынка становится главным принципом экономики.

Создается впечатление, что идеал капитализма переходит в крайность, когда стоимость частной собственности все больше влияет на нашу жизнь. Мы стали свидетелями сдачи позиций идей коммунизма и социализма, снижения влияния профсоюзов, а также заката кооперативного движения и иных общественных объединений. На смену им приходят онлайн-аукционы и быстро развивающиеся международные финансовые рынки.

Президент Джордж Буш назвал наше сегодняшнее общество «обществом собственников». Частная собственность – это то, чем может владеть каждый, а не только кучка богатых капиталистов. Он хотел, чтобы в обществе стало больше домовладельцев и тех, кто инвестирует свои пенсионные накопления в инструменты фондового рынка. Частная собственность уже выходит за пределы своего традиционного понятия, охватывая медицинские сберегательные счета и школьные ваучеры. (Схема финансирования образовательных учреждений в США, когда выделяемые средства привязаны к учащемуся, а не к школе. – Прим. пер.) Экономисты уже превозносят достоинства частной собственности, которая выстраивает стимулы и формирует активных и заинтересованных граждан, и подобные идеи ложатся в основу государственной политики{39}.

Массовые сокращения в компаниях (избавление от избыточного персонала) в конце 1980-х – начале 1990-х лишили работников ощущения гарантированной занятости, что привело к серьезным изменениям в их отношении к жизни. Собственный опыт увольнения или опыт знакомых часто рассматривался как нарушение негласного договора о лояльности между работником и работодателем. Подобные случаи подталкивают первых брать управление своей жизнью в собственные руки и меньше надеяться на работодателей, получить экономическую независимость и отказаться от того, чтобы быть частью большой организации. Люди пришли к тому, что спекулятивные операции могут стать их второй работой, где, по крайней мере, они будут сами себе хозяевами. У них складывается впечатление, что эта работа приносит им доход от непосредственного взаимодействия с миром – независимо от какой-либо организации.

Помимо зависимости от организаций ясно прослеживаются и иные тренды. Профсоюзное движение уже долгое время пребывает в упадке: к 2000 г., когда рынок достиг своего пика, доля американских наемных работников, состоящих в профсоюзе, снизилась до 13,5 % с 20,1 % в 1983 г. В частном секторе сокращение было еще значительнее – с 16,5 % в 1983 г. до 9,0 % в 2000 г. Даже после коррекции рынка и рецессии в экономике данный тренд не ослаб. К 2003 г. доля членов профсоюза упала до 12,9 %, а в частном секторе – до 8,2 %{40}. Причины такого падения – предмет для споров, но очевидно, что одним из ключевых факторов стало ослабление чувства солидарности и лояльности у работников.

Кооперативное движение, начавшееся в 1844 г. в Англии с создания идеалистического «Общества справедливых пионеров» Рочдейла, частной организации, закупавшей продукты питания по хорошим ценам для своих членов, с годами разрослось. К середине XX в. оно охватило весь мир. Появление кооперативных домов и сельскохозяйственных кооперативов символизировало триумф гуманизма над рынком. Но морально-этическая составляющая кооперативов исчезла, оставшись лишь у организаций, которые уже стали тенью самих себя в прошлом, если вообще кто-то их них выжил.

Испытывая недостаток поддержки со стороны общества, люди все больше увязали в быстро меняющемся мировом рынке труда, который мог сделать их богатыми или же разорить. Проводя опрос среди недавних покупателей жилья в 2004 г., мы с Карлом Кейсом спрашивали респондентов: «Беспокоит ли вас (или вашу семью) тот факт, что в будущем ваши ожидания относительно доходов могут и не оправдаться из-за изменений в экономике (например, какой-то китаец займет ваше место или вас заменит компьютер и т. д.)?» Почти половина из 442 респондентов (48 %) ответили утвердительно. Некоторые из них сказали, что мотивацией для покупки дома было то чувство защищенности, которое возникает, когда в условиях иных угроз вы становитесь владельцем дома или квартиры{41}.

Тревога за то, что труд превращается в товар, который торгуется на мировых обезличенных рынках, может стимулировать повышение привлекательности как фондового рынка, так и рынка жилья, поскольку здесь инвестиции вкладываются в вещи, имеющие более долгосрочную ценность. Снижение чувства стабильности в местном сообществе наряду с ростом влияния телекоммуникаций ведет к формированию культуры, в которой доминирующую роль играют знаменитости. Их авторитет растет во многом благодаря историям об их огромной «рыночной стоимости». В свою очередь, статус «звезды» повышает «стоимость» не только известных личностей, но и соответствующих компаний, городов и курортов. Предметом такого влияния в первую очередь становятся так называемые «волшебные» акции (акции перспективных компаний в быстрорастущей отрасли. – Прим. пер.), жилье в «гламурных» городах или известные места отдыха.

Чтобы смягчить беспокойство работников относительно превращения в товар, компании в своих предложениях компенсационных пакетов для менеджмента и ведущих сотрудников отошли от просто фиксированной зарплаты в пользу участия в капитале. К 1998 г. общий размер опционов для сотрудников в 144 компаниях из списка S&P 500 достиг 6,2 % объема выпущенных акций{42}. К 2003 г. уже 11 % работников частных американских компаний имели право на опцион{43}.

К сожалению, привязка вознаграждения к цене акций создала нездоровое внимание к курсу акций компании. Имея такие опционы, обещающие значительные состояния при условии роста курса акций выше цены исполнения, менеджеры компании стремятся сделать все, только бы цена на акции росла. Они готовы поддерживать образ успешной компании, которую ждет удивительное будущее. Они также предпочитают предпринимать только те действия, на которые, по их мнению, отреагирует рынок, даже если сомневаются в их необходимости{44}.

Как ни парадоксально, страхи, заставившие людей инвестировать ради ощущения защищенности в мире побеждающего капитализма, фактически могут привести к снижению уровня личных сбережений. В результате повышение стоимости их инвестиций, вызванное спросом, вызывает иллюзию, что они сберегают свои капиталы через повышение стоимости своих активов. В Соединенных Штатах повышение курсов акций на фондовой бирже в конце 1990-х и стоимости жилья в начале 2000-х намного превосходило объемы сбережений, откладываемых с заработной платы. Рост курса акций на фондовой бирже с 1996 по 1999 г. увеличил состояние домохозяйств США в среднем в 12 раз больше, чем личные сбережения граждан за эти годы. Рост стоимости недвижимости с 2001 по 2003 г. также принес американским домохозяйствам в десять раз больше, чем простой банковский вклад{45}. Фактически откладывать на будущее стало почти бессмысленно, поскольку стоимость активов повышалась сама по себе и для этого не нужно было ничего делать – только купить и держать.

Культурные и политические изменения, способствующие развитию бизнеса

Стремительный рост фондового рынка с 1982 г. сопровождался повышением роли материальных ценностей. В опросе, проведенном компанией Roper Starch среди своих респондентов в 1975 и 1994 г., была такая формулировка: «Когда вы думаете о качестве жизни, которую хотели бы вести, что из предлагаемого списка вы бы выбрали как условие?» В 1975 г. 38 % выбрали «много денег», тогда как в 1994 г. таких было уже 63 %{46}.

Подобное отношение к деньгам довело нашу культуру до того, что мы почитаем успешного бизнесмена порой даже больше, чем талантливого ученого, художника или революционера. Мысль о том, что инвестирование в акции – это путь к быстрому обогащению, особенно привлекательна для рьяных материалистов.

Домохозяйки, посвятившие жизнь семье, достаточно прохладно отнеслись к подобного рода идеям, что отчасти повлияло на рост занятости среди этой категории женщин. Начиная примерно с 1970-х гг. наблюдается тенденция, при которой ипотечные кредиторы все чаще учитывают при расчете суммы возможного кредита на семью и доходы женщины. В итоге размер кредита растет, а вместе с ним и цены на жилье.

Снижение уровня преступности упрочило власть материальных ценностей. Люди стали чувствовать себя в большей безопасности, чем раньше, а также меньше беспокоиться о том, что их могут ограбить или причинить им физический вред. В Соединенных Штатах с 1993 по 2003 г. количество имущественных преступлений на 1000 жителей сократилось на 49 %, а преступлений против личности на 55 %{47}. Сегодня можно более свободно щеголять своим богатством, что добавило ему привлекательности. Жить в претенциозном доме стало модно. Страх перед терроризмом возрос, но, видно, для террористов атака на богатых людей не является приоритетной, по крайней мере в их же домах. Снижение уровня преступности в США возвысило капиталистический образ жизни в глазах всего мира, сделав его примером для подражания.

Какой-либо логической зависимости между предпочтением материальных ценностей и уровнем фондового рынка не прослеживается. Неважно, насколько материалистичен человек, было бы вполне разумно ожидать, что он будет откладывать деньги и искать наилучшие варианты их сбережения. Но можно смело предположить, что это отражается на спросе на акции, которые долгое время оставались одной из немногих возможностей быстро разбогатеть. Кроме того, подобные настроения, несомненно, имели политическое влияние, что, в свою очередь, отражалось и на успешности корпоративных инвестиций.

В Соединенных Штатах в 1980 г. одновременно с победой Рональда Рейгана выборы в сенат выиграла и Республиканская партия (впервые с 1948 г.). А в 1994 г. им удалось получить большинство в палате представителей. В обществе сменились настроения, и это помогло им победить. Абсолютно республиканское правительство всегда стоит на страже интересов бизнеса. Они были намного больше ориентированы на бизнес, чем их предшественники демократы. Такие перемены в конгрессе усилили веру общества в надежность фондового рынка, чему способствовала система контроля за прибылью корпораций и доходами инвесторов, созданная на законодательном уровне.

Не успел прореспубликанский конгресс начать работу в 1995 г., как посыпались предложения о снижении налога на прирост капитала. В 1997 г. максимальная ставка налога на прирост капитала была снижена с 28 до 20 %. После вступления этого решения в силу конгресс заговорил о дальнейшем снижении ставок. Это произошло бы и в 1999 г., если бы не вето, наложенное на проект закона президентом Клинтоном. Избрание Джорджа Буша-младшего было во многом всеобщим одобрением политики низких налогов. Буш выполнил свое обещание и снизил налоги, в первую очередь – для состоятельных граждан{48}. В 2003 г. максимальные ставки как по налогу на прирост капитала, так и по налогу на дивиденды были снижены до 15 %. Слабая поддержка существующего налогового законодательства также внесла свою лепту в сокращение объема собираемых налогов. На протяжении 2003 г. поступления налогов на прибыль компаний, одного из источников национального дохода, продолжали снижаться.

Само ожидание возможного снижения налога на прирост капитала может благотворно сказываться на фондовом рынке, даже если ставки в итоге останутся прежними. С 1994 по 1997 г. инвесторам настоятельно советовали не закрывать длинные позиции, пока не снизят ставку налога на прирост капитала. Это стабилизировало рынок. Когда же в 1997 г. налог был снижен, то возникла опасность, что инвесторы, давно желавшие продать свои акции, сделают это и тем самым опрокинут рынок, как это было в 1978 и 1980 г., когда также снижали налог. Но в 1997 г. ничего подобного не произошло. Многие инвесторы, должно быть, подумали (и это правда, как мы теперь знаем), что в будущем, возможно, ставку снизят еще больше, а значит, нет смысла продавать акции сейчас, когда новая сниженная ставка только начала действовать.

Вероятно, общая атмосфера разговоров о грядущем снижении налога на прирост капитала, возможном индексировании налога с учетом инфляции, а также снижении таких налогов, как налог на недвижимость, подвигла инвесторов к тому, чтобы придержать свои подорожавшие акции. Если завтра налог на прирост капитала может быть значительно снижен, зачем продавать акции сегодня, когда налоговые ставки еще не опустились до уровня 15 %? Наслушавшись экспертов, в один голос советовавших дождаться снижения налога на прирост капитала, многие инвесторы, как можно было ожидать, отложили продажу акций, которые уже подросли в цене, до тех пор, пока не будет достигнут самый низкий уровень налога в истории. Такая атмосфера всеобщего удержания акций, естественно, толкает их котировки вверх.

Новые информационные технологии

У революции в области информационных технологий долгая история, которая началась еще до изобретения электронно-вычислительных машин в 1940-х гг. Но то, что происходило с момента роста фондового рынка после достижения им дна в 1982 г., а особенно с середины 1990-х, всех очень удивило, поскольку открыло колоссальные, невиданные доселе возможности.

В 1982 г. в США был сертифицирован первый сотовый телефон, что совпало с моментом, когда фондовый рынок достиг своей низшей точки, после чего на нем до 2000 г. превалировал восходящий тренд. Появление сотового телефона стало одним из поворотных моментов в мировой истории. Значение происходящего было очевидным, но не всем это нравилось. В 1982 г. Генри Аллен написал в Washington Post:

На вершине мемориала Джорджа Вашингтона звонит телефон. Это предвестник гибели того, что осталось от понятия «цивилизация» в этом городе. Возможно, через год-два телефон здесь будет трезвонить просто без перерыва, не говоря уже о саунах, гольф-карах, гондолах воздушных шаров, разгаре охоты на лис, занятиях любовью, спарринге на теннисном корте и т. п., когда вы думаете, что телефон должен молчать… Повсюду звонят телефоны! Чудо! Пугающее чудо!{49}

Но сила новых технологий сломила все опасения людей относительно изменения качества жизни, сделав сотовый телефон важной составляющей жизни современного общества, у людей практически не оставалось выбора, кроме как смириться с этим и пользоваться самим.

Начиная с первой половины 1980-х темпы роста числа пользователей сотовой связью растут в геометрической прогрессии. Мобильные телефоны уверенно вошли в нашу жизнь, теперь всем жителям планеты легче связываться друг с другом. Приход сотовой связи многое изменил, оставив глубокое впечатление от преимуществ использования технических новшеств. Вполне возможно, что это стало одним из факторов, вселивших оптимизм относительно новых технологий и фондового рынка.

Во второй половине 1990-х наши дома оккупировал Интернет, заставивший каждого из нас ощутить, как быстро технологии меняют нашу жизнь. Понятие «Всемирная паутина» впервые появилось в СМИ в ноябре 1993 г. А уже в феврале 1994 г. миру был представлен первый общедоступный веб-браузер Mosaic. Обе эти даты, обозначившие начало истории Всемирной паутины, находятся близко к точке 1995 г., отмеченной на рис. 1.1, когда фондовый рынок сделал первый шаг на пути к своему драматическому пику 2000 г. Но многие открыли для себя Интернет лишь в 1997 г. и даже позже, а за эти годы индекс NASDAQ (в котором акции высокотехнологичных компаний играли далеко не последнюю роль) успел взлететь, увеличившись к 2000 г. в три раза, а отношение цены акции к доходу достигло беспрецедентных значений.

Для нас непривычно рассматривать интернет-технологии в подобном качестве – они в большей степени используются для развлечений или времяпрепровождения. В этом смысле по своей важности их можно сравнить с появлением персонального компьютера, а еще раньше – телевизора. На самом деле впечатление измененного будущего, которое производит Интернет, намного ярче, чем то, что было вызвано персональными компьютерами и телевизорами в нашем доме. Интернет дарит людям ощущение власти над миром. Они могут перемещаться повсюду, не покидая своей квартиры, и делать то, что раньше казалось просто невозможным. Они даже могут создать собственный веб-сайт и стать частью мировой экономики, что раньше и представить было трудно. Тогда как появление телевизора сделало их пассивными потребителями развлечений. Также компьютеры, пока не было Интернета, использовались большинством людей как печатные машинки или для игры в пинбол.

Живое и непосредственное влияние Интернета на человека заставляет задуматься о его важной экономической роли. Намного проще представить последствия предоставляемых данной технологией возможностей, чем, скажем, роль новых разработок в области кораблестроения или материаловедения. Большинство из нас просто ничего не знают о том, что там происходит.

Сумасшедший рывок фондового рынка стал возможен благодаря впечатляющему росту прибыли у американских корпораций. В 1994 г. последние в реальном выражении увеличились на 36 % (оценка производилась по показателям реальной прибыли S&P Composite, скорректированной на инфляцию), далее, в 1995 г., реальный рост прибыли составил 8 %, а в 1996 г. – 10 %. Данные события практически совпали с рождением Интернета, но вряд ли были связаны с ним. Рост прибыли аналитики тогда объясняли продолжающимся восстановлением экономики после рецессии в 1990–1991 гг. вкупе со слабым долларом, сильным спросом на американский капитал на внешних рынках, экспортом технологий, а также действиями компаний США для сокращения расходов. Всемирная сеть не могла оказать существенного влияния на рост совокупной корпоративной прибыли, поскольку не оперившиеся в то время интернет-компании еще не генерировали достаточно большой прибыли, как, в принципе, и сейчас. Но тенденция роста прибыли и появление такой революционной технологии, как Интернет, могут создать впечатление, что эти два фактора как-то связаны. Особенно сильно их увязывали, когда речь заходила о начале новой эры в период наиболее оптимистичных разговоров о будущем.

Интернет, безусловно, сам по себе важная составляющая технического прогресса и наравне с другими разработками в области компьютерных технологий и робототехники имеет все шансы стать труднопредсказуемым, но мощным фактором влияния на будущее. Но возникает вопрос, могут ли Интернет и компьютерная революция оказать воздействие на оценку существующих корпораций. Ситуация на рынке всегда будет зависеть от новых технологий, но должны ли они увеличивать стоимость компаний, если учесть, что у тех нет монопольного права на их использование?{50} Должен ли был Интернет в течение всех 1990-х способствовать росту промышленного индекса Dow Jones, в списке компаний которого до 1999 г. не было ни одной интернет-компании?{51}

Искаженное представление о том, что действующие компании выиграют от случившейся интернет-революции, возникло в результате распространения историй о стартапах типа eBay, E*Trade.com, Amazon.com и других подобных проектов, появившихся лишь в начале 1990-х гг. В будущем как в США, так и в других странах мира возникнет все больше новых компаний, которые станут конкурентами тех, в кого мы инвестируем сегодня. Проще говоря, появление новых технологий может как увеличить прибыль компании, так и сократить ее.

Для поддержания роста фондового рынка, однако, важна не сама интернет-революция, а скорее ее воздействие на общество. Реакция последнего связана с убедительностью интернет-знаний, которая, в свою очередь, возникает благодаря легкости манипулирования соответствующими примерами и аргументами. Если мы постоянно сидим в Интернете, то такого рода примеры в нужный момент легко всплывут у нас в голове.

Благоприятная денежно-кредитная политика и «пут-опцион Гринспена»

Во времена бума конца 1990-х Алан Гринспен и его комитет по операциям на открытом рынке Федеральной резервной системы (ФРС) не сделали ничего, чтобы притормозить рост фондового рынка, пока все не рухнуло. Это стало расплатой за господство бычьих настроений, за четырехлетнее бездействие и отказ от малейших попыток вмешательства. Бум на фондовом рынке серьезно стал набирать обороты в начале 1995 г. В феврале там воцарился тренд активного роста. На графике (рис. 1.1) виден значительный скачок кривой этого месяца. Тогда же, 2 февраля 1995 г., комитет по операциям на открытом рынке в последний раз (до 24 августа 1999 г.) повысил процентную ставку. К началу марта 1995 г. ученые мужи пришли к выводу, что слова Гринспена и членов комитета можно интерпретировать как «процентная ставка, скорее всего, расти не будет». Это была самая главная финансовая новость, которая означала, что ФРС подготовила «мягкую посадку», замедлив наметившийся рост инфляции и не вызвав при этом рецессии. Начиная с 1995 г. наступило время оптимистических настроений без страха перед возможностью повышения процентных ставок или роста инфляции.

В декабре 1996 г. Гринспен произнес свою знаменитую речь об «иррациональном оптимизме», но в ней не было ни намека на ужесточение денежно-кредитной политики, чтобы положить ей конец. Более того, тогда же было сказано, что «если лопнувший финансовый пузырь не повлечет за собой ухудшение ситуации в реальной экономике, не ударит по уровню производительности, занятости и стабильности цен, то нас как главных банкиров страны это касаться не должно». Это заявление Гринспена и ряд других, сделанных им позднее, по большому счету означали, что ФРС не будет ничего предпринимать для того, чтобы «проткнуть» надувающийся пузырь.

Многие же, напротив, восприняли это так, что ФРС сделает все, чтобы не допустить падения рынка, поскольку Гринспен опасается, что это вызовет ухудшение ситуации в реальном секторе экономики. В 2000 г., когда рынок достиг пика, было популярным выражение «пут-опцион Гринспена». Немало людей считали, что Гринспен стоял на страже интересов фондового рынка, что его присутствие на посту главы ФРС было сродни пут-опциону, призванному уберечь нас от падений рынка. Объяснением таких суждений служило то, что Гринспен уже не раз использовал свою власть, чтобы предотвратить уничтожение рынка ценных бумаг: в 1987 г., после краха фондового рынка; в 1998 г., после российского кризиса внешнего долга и гибели знаменитого хедж-фонда Long-Term Capital Management; а также в канун нового тысячелетия, когда он принял меры по предотвращению «Проблемы 2000». Считалось, что он всеми предыдущими действиями доказал, что никогда не допустит резкого падения рынка.

Позднее, конечно же, некоторые также отдали бы ему должное за очень агрессивное снижение процентных ставок 3 января 2001 г., когда рецессия еще неясно маячила на горизонте. Это произошло за два месяца до рецессии 2001 г. В значительной степени фондовый рынок поддержала новость о том, что ФРС намерена существенно сократить процентные ставки – до уровня менее 1 % к 2003 г. в случае падения рынка, и в тот же день индекс NASDAQ взлетел на 14 % (самый большой скачок за всю историю). В итоге ФРС снизила к 2003 г. процентные ставки до уровня ниже 1 %, так как рынок упал. Резкое снижение, в результате которого реальные (скорректированные на инфляцию) процентные ставки ушли в отрицательную зону, сыграло, возможно, далеко не последнюю роль в стимулировании бума на рынке жилья после 2001 г.

Экспансионистская денежно-кредитная политика – не следствие роста цен на фондовом рынке. Исследование, проведенное в 2003 г. Адамом Позеном из Института международной экономики, показало, что начиная с 1970 г. из 24 бумов на фондовых рынках по всему миру только в шести случаях произошло смягчение денежно-кредитной политики; столько же примеров и в истории 18 бумов на рынке недвижимости{52}. Его заключение ни в коей мере не противоречит моим выводам: позиция Алана Гринспена и других представителей ФРС, в общем и целом направленная на поддержку рынка, способствовала буму на фондовом рынке на стыке тысячелетий и следовавшему за ним буму на рынке недвижимости.

Беби-бум, падение рождаемости и их влияние на рынки

После Второй мировой войны в США наблюдался всплеск рождаемости. Наступление мира и экономический подъем подтолкнули тех, кто не успел обзавестись семьей во времена депрессии и войны, подумать о продолжении рода. Рождаемость выросла и в послевоенных Великобритании, Франции и Японии, но там эта тенденция была не так продолжительна и ярко выражена, как в США, что, несомненно, было связано с огромным ущербом, причиненным войной экономике этих стран. Примерно в 1966 г. рост рождаемости в США и во всем мире сменился падением, продолжающимся и по сей день. Исходя из исторического опыта, подобное снижение нельзя назвать обычным, скорее оно уникально, поскольку связано не с голодом или войной, а с таким эндогенным фактором, как снижение коэффициента фертильности{53}.

Достижения в области контроля над рождаемостью (в 1959 г. были изобретены противозачаточные таблетки, которые уже в середине 1960-х получили широкое распространение в Соединенных Штатах и других странах) и изменения социального характера, в результате которых была разрешена контрацепция и аборты, способствовали снижению темпов прироста населения при активной урбанизации и успехах в устремлениях образовательного и экономического характера. В результате беби-бум и последующий спад рождаемости привели к тому, что уже скоро многие страны столкнулись с кризисом системы социального обеспечения. К тому времени, когда дети эпохи беби-бума состарятся и выйдут на пенсию, количество работающей молодежи, призванной обеспечить поддержку населения старшего возраста, сократится{54}.

Беби-бум в США в 1946–1966 гг. был отмечен высоким уровнем рождаемости, и на момент рыночного пика 2000 г. в стране было необычно большое количество людей в возрасте от 35 до 55 лет. Существует две теории, согласно которым такая численность населения среднего возраста не могла не оказать влияния на рост фондового рынка сегодня. По одной версии, высокий коэффициент цена-прибыль, который мы сегодня наблюдаем, – это результат конкуренции между беби-бумерами при покупке акций для обеспечения грядущего выхода на пенсию и предложения цен на акции исходя из их доходности. Согласно другой теории, повседневное потребление товаров и услуг стимулировало рост акций, поскольку имело общее положительное влияния на экономику: чем выше уровень расходов населения, тем выше уровень доходов компаний.

Эти незамысловатые объяснения влияния беби-бума немного все упрощают. К примеру, в них забыли уточнить, в какой момент беби-бум должен был повлиять на фондовый рынок. Возможно, это было учтено инвесторами в цене акций еще много лет назад. Они также игнорировали влияние таких факторов, как появление государств, чья экономическая система перешла на капиталистические рельсы, и их потребность в акциях американских компаний все последующие 20 лет. Предположение, что беби-бум заставил рынок расти благодаря увеличению спроса на товары, подразумевает, что рынок находится на максимуме, поскольку компании показывают высокую прибыль, но оно не объясняет причину высоких коэффициентов цена-прибыль на пике рынка.

Если модели жизненного цикла сбережений (первый эффект) сами по себе были бы определяющей силой на рынке сбережений, то в этом случае наблюдалась бы строгая корреляция в динамике цен по всем классам альтернативных активов, а со временем и между ценами на активы и демографическими показателями. Когда самое многочисленное поколение приходит к выводу, что следует заняться сбережениями, то его представители начинают нагнетать цены по всем сберегательным инструментам – акциям, облигациям, недвижимости. Когда же они решают, что необходимо сократить объем своих сбережений, то их активная распродажа активов может вызвать падение цен во всех этих сегментах. Но если мы посмотрим на данные по акциям, облигациям и недвижимости за длительный период времени, то увидим, что они имеют весьма отдаленную связь с их реальной стоимостью{55}.

Еще одна теория положительного влияния беби-бумеров на рынок гласит, что, не жившие во времена Великой депрессии 1930-х гг. и Второй мировой войны, они в меньшей степени испытывали страх перед рынком и всем миром. Безусловно, есть доказательства того, что коллективный опыт, приобретенный в годы формирования человека как личности, оставляет след на всю жизнь для представителей одного поколения{56}. За время, пока на рынке, начиная с 1982 г., господствовали быки, бебибумеры в качестве основных инвесторов постепенно заменили тех, кто помнил Депрессию и войну в детстве и юности.

Несомненно, определенная доля истины в представленных теориях влияния беби-бума на фондовый рынок есть. Возможно, это восприятие обществом скачка рождаемости и его предполагаемых точек воздействия, которое в большей степени и привело к резкому взлету цен на рынке. Влияние беби-бума – одна из наиболее обсуждаемых тем как в отношении фондового рынка, так и рынка жилья, и все эти разговоры и слухи сами по себе могут влиять на курс ценных бумаг, торгуемых на бирже. Люди верят, что беби-бум сегодня представляет собой важный источник силы для рынков, и они не видят, почему он должен иссякнуть в ближайшей перспективе. Подобное восприятие обществом создает ощущение, что у рынка есть основания для роста, а также уверенность, что это продлится еще какое-то время. Поздравив себя с тем, что они разгадали секрет подобных трендов, и учитывая их при игре на фондовом рынке, многие инвесторы не смогли правильно оценить, насколько распространены подобные взгляды. Их восприятие подпитывает восходящую спираль рыночной стоимости акций.

Наиболее выдающимся сторонником теории влияния бебибума на фондовый рынок и рынок жилья является Гарри Дент. Его первая книга, выпущенная в 1992 г., называлась «Грядет великий бум: полное руководство по личной и корпоративной прибыли в эпоху процветания» (The Great Boom Ahead: Your Comprehensive Guide to Personal and Business Profits in the New Era of Prosperity) и была настолько успешна, что он написал несколько продолжений. По версии New York Times, его книга «Бурные 2000-е: как повысить благосостояние и начать жить так, как хочешь, во времена величайшего в истории бума» (The Roaring 2000s: Building the Wealth & Lifestyle You Desire in the Greatest Boom in History, 1998 г.) продержалась в 1998 г. в списке бестселлеров четыре недели. Вышедшая в 1999 г. книга «Инвестор бурных 2000-х: жизненные стратегии» (The Roaring 2000s Investor: Strategies for the Life You Want) в тот же год вошла в сотню самых продаваемых изданий по версии Amazon.com. В ней автор предрекал окончание бума на фондовом рынке лишь в 2009 г., когда количество людей, которым исполнилось 46 лет, начнет сокращаться и рынок упадет. Несмотря на плохие для рынка показатели в течение пяти лет, в 2004 г. Дент снова вернулся к предсказаниям в своей работе «Величайший в истории рынок быков: 2003–8» (The Greatest Bull Market in History: 2003–8).

Как можно было ожидать, успешное использование Дентом темы беби-бума и бычьего рынка породило множество подражателей, на перебой расхваливающих отличные возможности разбогатеть на влиянии беби-бума на инвестиции в книгах с подобными заголовками: «Бумерномика: будущее ваших денег в грядущей войне поколений» (Boomernomics: The Future of Your Money in the Upcoming Generational Warfare), Уильям Стерлинг и Стивен Уэйт (1998 г.); или «Бум, крах и эхо: как заработать на ближайшем демографическом сдвиге» (Boom, Bust & Echo: How to Profit from the Coming Demographic Shift), Дэвид Фут и Дэниел Стоффман (1996). Дискуссии по поводу взаимосвязи беби-бума и рынков велись повсеместно, и их общий тон говорил о том, что большинство считали бум за благо для фондового рынка и верили, что его влияние продлится еще много лет.

Расширение делового блока новостей

Первая новостная телевизионная сеть, Cable News Network (CNN), появилась в 1980 г. и с каждым годом увеличивала свою аудиторию. Особенно большой приток зрителей произошел благодаря таким событиям, как война в Персидском заливе в 1991 г. и процесс по делу О. Джей Симпсона в 1995 г. Обе истории создали огромный спрос на непрерывное освещение событий. Общество привыкало смотреть телевизионные новости в течение всего дня (и ночи), а не только за ужином. Вслед за CNN появились и сети бизнес-новостей, как, например, в 1983 г., – Financial News Network, вошедшая позже в CNBC. Затем были CNNfn и Bloomberg Television. Все вместе они создавали непрерывный поток финансовых новостей, большая часть которых касалась фондового рынка. Их влияние стало настолько сильным, что во многих брокерских фирмах сочли необходимым никогда не закрывать окно с трансляцией CNBC, расположенного в нижнем углу их мониторов. Многие клиенты звонили и спрашивали о том, о чем узнавали из новостей, тогда как брокеры (которые были слишком заняты, чтобы смотреть телевизор) выпадали из общей массы. В последние годы изменился не только масштаб, но и характер передачи бизнес-информации.

Согласно исследованию Ричарда Паркера, старшего научного сотрудника Центра Шоренстейна при Гарвардском университете, за последние два десятилетия XX столетия газеты постепенно превратили свои прежде консервативные блоки бизнес-новостей в современные разделы «Деньги», в которых можно найти полезные советы о том, куда вложить средства. Статьи, посвященные отдельным корпорациям, которые ранее писались для тех, кто там работает, или сотрудников отрасли, теперь пишутся с точки зрения того, а как инвесторы могут на этом заработать. В материалах о корпорациях теперь всегда можно найти мнение аналитиков относительно последствий данных новостей для инвесторов{57}.

Другое исследование, проведенное Джеймсом Хэмилтоном, показывает, что в течение нескольких десятилетий в вечерних новостях на американском телевидении постепенно происходила замена «важной актуальной информации» на какие-то истории или информацию, полезную для зрителя. Хэмилтон связывает эти изменения с возрастающей конкуренцией в новостном бизнесе, и успех здесь все больше зависит от способности отвечать интересам маргинальной аудитории, которая не заинтересована в глубокой проработке материала{58}. В такой среде особым спросом пользуются советы по инвестированию.

Увеличение потока новостей о различных вариантах инвестиций приводит к повышению спроса на акции, как реклама потребительских товаров знакомит людей с продуктом, напоминает о нем и в итоге заставляет купить. В большинстве рекламных объявлений или роликов не сообщается о важнейших характеристиках продукта, они лишь напоминают о его существовании и показывают, как он выглядит. Учитывая увеличившийся медиаохват темы инвестиций, бум на фондовом рынке не должен был стать бóльшим сюрпризом, чем увеличение продаж последней модели внедорожника после масштабной рекламной кампании.

После того как рынок достиг пика, деловая пресса пережила тяжелый удар от потери интереса к ней со стороны широкой общественности. Такие модные бизнес-журналы, как Red Herring, Industry Standard и ряд других, прекратили свое существование. Зрительская аудитория ведущих телевизионных бизнес-каналов также сократилась. После 2000 г. упали продажи деловой литературы.

Ослабло внимание к фондовому рынку и со стороны газет, пытающихся выжить в этих непростых условиях. Мое исследование, проведенное с помощью Lexis-Nexis, показало, что количество статей с упоминанием фондового рынка в ведущих американских газетах с 1990 по 1998 г. увеличилось более чем в три раза, чему способствовали возникавшие время от времени финансовые скандалы. Но к 2004 г. число таких материалов сократилось на 50 с лишним процентов относительно того, что было на пике.

Оптимистичные прогнозы аналитиков

По данным Zacks Investment Research, в конце 1999 г. лишь 1 % рекомендаций аналитиков по 6000 компаниям был «продавать» (в то время как 69,5 % были «покупать» и 29,9 % – «держать»). По сравнению с ситуацией десятилетней давности разница разительная. Тогда доля рекомендаций «продавать» составляла 9,1 %, т. е. в девять раз больше{59}.

Аналитики особенно неохотно советовали продавать акции, когда рынок находился на пике, по нескольким причинам. Во-первых, зачастую это связано с тем, что подобные рекомендации вызывают гнев эмитентов, которые могут принять ответные меры и закрыть двери для аналитиков. Последние, по их мнению, могут распространять о них негативную информацию, поэтому им грозит запрет на посещение информационных мероприятий и допуск к руководству при подготовке прогнозов прибыли компании. Подобное положение дел в момент, когда рынок движется к своему пику, свидетельствовало об изменении самой культуры инвестиционной отрасли и понимания того, что рекомендации аналитика объективны настолько, насколько тот мог их дать.

Другая причина, по которой многие аналитики отказывались выдавать рекомендации «продавать», заключается в том, что большинство из них работали в компаниях, занимающихся размещением выпусков ценных бумаг, и те не испытывали большого желания, чтобы их аналитики своими действиями ставили под угрозу столь прибыльное направление бизнеса. Аналитики, аффилированные с инвестиционными банками, выдавали значительно более благожелательные рекомендации компаниям, для которых их работодатель выступал в роли ведущего или соведущего андеррайтера, чем неаффилированные аналитики, несмотря на то что их прогнозы прибыли обычно не были выше{60}.

Те, кто знал все ходы и выходы, понимали, что рекомендации «держать» сродни рекомендациям «продавать» несколько лет назад. В 1999 г. Джеймс Грант, известный обозреватель рынков, писал: «Честность никогда не была центром прибыли Уолл-стрит, но брокеры обычно соблюдали приличия. Теперь же они перестали это делать. Больше, чем когда-либо, анализ ценных бумаг (так это называется) представляет собой ответвление от отдела продаж. Инвестор, будь осторожен»{61}.

С рекомендациями аналитиков стало происходить то, что в школах называют «инфляция оценок»: если раньше уровень «С» был средней оценкой, то теперь это почти «неуд». Многие из нас знают, что подобное случается, и мы пытаемся скорректировать свои интерпретации оценок наших детей. На фондовом рынке мы также учитываем в рекомендациях аналитиков такой фактор, как инфляция. Но не все были способны правильно скорректировать новый язык аналитиков, изобилующий преувеличениями, и поэтому общий эффект от изменившихся стандартов стимулировал повышение уровня оценок акций.

Кроме того, проблема заключалась не только в изменениях, связанных с единицами измерения в отчетах аналитиков. Даже их количественные прогнозы роста прибыли были завышены. Согласно исследованиям Стивена Шарпа из совета управляющих ФРС, ежегодные прогнозы аналитиков относительно роста прибыли на акцию в компаниях, входящих в S&P 500, в период с 1979 по 1999 г. в 19 случаях из 21 превосходили реальные показатели. Средняя разница между прогнозируемым и реальным ростом прибыли составляла 9 %. Аналитиков также не смутила крутая рецессия 1980–1981 гг. и рецессия 1990–1991 гг., когда их прогнозы роста прибыли были на уровне 10 %{62}. После появления исследования Шарпа аналитики не смогли предсказать резкое снижение прибыли к 2001 г.

Подобное отклонение было характерно для ежегодных прогнозов аналитиков. Они демонстрировали более трезвые суждения, когда речь заходила о предсказании очередных показателей прибыли до того, как те официально озвучивались компанией. Аналитики следовали пожеланиям компаний видеть каждый квартал прирост прибыли, и в своих оценках немного занижали реальные цифры. Руководство компаний, прежде чем анонсировать свои данные о прибыли, беседовали с аналитиками, чьи прогнозы были очень оптимистичными, убеждая их снизить, а аналитиков с пессимистичными прогнозами они не переубеждали, тем самым занижая среднюю прогнозируемую прибыль, и это не было очевидной ложью{63}. Когда клиенты оценивали прогнозы аналитиков, они чаще всего сравнивали последние официальные данные о прибыли и последний прогноз; таким образом, аналитики не переоценивали будущую прибыль компании до появления официальных данных.

Завышенную оценку аналитики дают, как правило, в прогнозах относительно отдаленного, неопределенного будущего, а не ежеквартальных или ежегодных результатов. И те высокие оценки, которые мы видели на пике фондового рынка, были не чем иным, как ожиданием такого будущего, простирающегося далеко за пределы ежегодных прогнозов. В другом своем исследовании Стивен Шарп показывает, что разница в 1 % в прогнозируемом росте прибыли в среднем по отрасли приводила к повышению отраслевого коэффициента цена-прибыль на 5–8 %. Таким образом, Шарп пришел к выводу, что повышение долгосрочных прогнозов аналитиков по поводу роста прибыли могло привести к «увеличению коэффициента цена-прибыль на рынке в течение второй половины 1990-х гг. примерно на 20–32 %»{64}.

Аналитиков мало беспокоило, что они были постоянно оптимистично настроены, говоря о далеком будущем. Очевидно, они пришли к выводу, что подобный всеобщий оптимизм благотворно сказывается на бизнесе. Безусловно, они осознавали, что их коллеги-аналитики также были полны долгосрочного оптимизма, и, в конце концов, цифры говорили сами за себя. В своей многословной болтовне о «больших перспективах для США», ориентированной на рядовых инвесторов, они не заботились о точности высказываний.

Проблемы, связанные с рекомендациями аналитиков, были частично решены после того, как рынок достиг своего максимума. Ряд инвестиционных компаний установили новые правила, по которым аналитики обязаны давать рекомендации «продавать», когда это действительно целесообразно. По правилам справедливого раскрытия информации, введенным Комиссией по ценным бумагам и биржам США в октябре 2000 г., аналитики, критически настроенные по отношению к той или иной компании, не могут быть не допущены на информационные мероприятия, которые теперь должны быть открыты для широкой публики. Закон Сарбейнса – Оксли от 2002 г. среди прочего предписывал, что отчеты аналитиков не должны подвергаться перед их публикацией какой-либо корректировке со стороны лиц, имеющих отношение к инвестиционному банкингу; против же аналитиков, чьи отчеты идут вразрез с политикой компании в отношении инвестирования, не могут предприниматься какие-либо санкции, а сами компании обязаны разделить информационные потоки между инвестиционным и аналитическим направлением. В 2003 г. Комиссия по ценным бумагам и биржам оштрафовала десять ведущих инвестиционных компаний США на сумму в $1,4 млрд. Их обвинили в предложении клиентам аналитических отчетов с сознательно завышенными оценками акций с целью продвижения интересов их инвестиционного бизнеса. Около $80 млн из этой суммы предназначалось для организации программы обучения инвесторов. Подобные изменения – хороший знак, подтверждающий, что предпринимаются определенные шаги по решению проблемы завышения или занижения оценок аналитиками. Мы видим, что сегодня рекомендаций «продавать» больше, чем их было на пике рынка. Но все же их недостаточно, и пока слишком рано снимать с повестки дня вопрос о предвзятости прогнозов аналитиков.

Распространение пенсионных планов с фиксированными взносами

Возникающие со временем изменения в пенсионных планах для работников заставили людей поближе познакомиться и в конечном счете признать акции в качестве инвестиций. Несмотря на то что происходящие изменения по сути своей не связаны с явным предпочтением акций по сравнению с другими инвестиционными возможностями для будущих пенсионеров, они делают все, чтобы стимулировать процесс инвестирования в акции (людей заставляют сделать определенный выбор из заранее предложенных вариантов пенсионных накоплений). При решении в пользу того или иного варианта люди больше узнают об акциях и тем самым повышается их уровень осведомленности.

Самым революционным изменением в американских институтах пенсионного обеспечения стало расширение пенсионных планов с фиксированными взносами за счет планов с фиксированными выплатами. Важной вехой было создание первого пенсионного плана 401 (k) в 1981 г., который вскоре был одобрен Налоговым управлением США{65}. До этого времени пенсионные планы для работников обычно имели фиксированный размер выплат, и работодатель обещал работникам, что после выхода на пенсию они будут получать фиксированную пенсию. Всеми накоплениями для организации выплат управлял сам работодатель. С появлением планов 401 (k) и таких его аналогов, как 403 (b), работники получили возможность делать отчисления с зарплаты на пенсионный счет с отложенными налоговыми платежами. Затем они поступают на их счета пенсионного плана 401 (k), и владелец должен распределить средства между акциями, облигациями и денежным депозитом. Налоговое законодательство стимулирует работодателей делать параллельные взносы на счета своих работников. Кроме того, у сотрудников был сильный стимул в софинансировании своей будущей пенсии.

Начиная со времени достижения американским рынком дна в 1982 г. рост количества пенсионных планов с фиксированными взносами стимулировали также и другие факторы. Профсоюзы традиционно искали для своих членов варианты планов с фиксированными выплатами чтобы гарантировать благосостояние при выходе на пенсию, поэтому сокращение профсоюзного движения, в свою очередь, означало и ослабление поддержки таких планов. Значимость промышленного сектора, который долгое время был цитаделью профсоюзов, и вместе с ним и пенсионных планов с фиксированными выплатами снизилась. Планы с фиксированными выплатами стали менее популярны и среди менеджеров компаний. Дело в том, что так называемые избыточно профинансированные планы делают иногда компанию уязвимой с точки зрения поглощения. Административные затраты планов с фиксированными взносами ниже, чем у планов с фиксированными выплатами. Более того, планы с фиксированными взносами снискали популярность среди работников, которые предпочитают отслеживать свои накопления, поэтому компании все чаще стали предлагать такие планы всем своим сотрудникам.

Используя инструменты налогового стимулирования для участия в планах, предлагающих выбор между акциями и облигациями, государство тем самым вынудило работающую часть населения разобраться в преимуществах вложений в акции перед облигациями и денежным депозитом. Любой побудительный мотив узнать о каком-либо инвестиционном инструменте, скорее всего, увеличит на него спрос. В 1954 г., Нью-Йоркская фондовая биржа провела маркетинговое исследование, чтобы выяснить, как повысить общественный интерес к фондовому рынку. Выяснилось, что большинство людей очень мало знают об акциях: только 23 % населения смогли определить, что это такое. Кроме того, исследование выявило смутное недоверие общественности к фондовому рынку{66}. После этого биржа организовала серию открытых семинаров, чтобы ликвидировать подобные пробелы в знаниях граждан, а также предубеждение к акциям как инвестиционному инструменту. Но все же с точки зрения стимулирования интереса населения к акциям никакие семинары биржи не могли сравниться с тем, чему можно научиться на собственном опыте, используя пенсионный план с фиксированными взносами.

Если человек рассматривает фондовый рынок через призму пенсионного плана, то, скорее всего, здесь речь идет о долгосрочном подходе к инвестициям. Цель любого плана 401 (k) – подготовиться к выходу на пенсию, что для многих работников является перспективой далеко не завтрашнего дня. Компания, финансирующая план 401 (k), не раздает участникам советов по краткосрочным инвестиционным возможностям да и выписки по стоимости портфеля рассылает по почте лишь время от времени. Участник плана не может, открыв ежедневную газету, узнать об изменении стоимости своего портфеля. Такое «долгосрочное» восприятие способно привести к росту фондового рынка, заставив инвесторов забыть о краткосрочных колебаниях.

Стимулирование формирования долгосрочного подхода у инвесторов в целом скорее вещь полезная, чем вредная. Но дополнительное влияние планов 401 (k), исходя из того, как они устроены сегодня, заключается в повышении спроса на акции, и происходит оно благодаря срабатыванию другого психологического механизма. Предлагая работникам на выбор различные категории инвестиций на фондовом рынке, работодатели таким образом формируют спрос на акции. Экономисты Шломо Бенарци и Ричард Талер доказали влияние наличия категорий на окончательный выбор инвестиционных инструментов. Используя данные как экспериментов, так и реального распределения средств пенсионных фондов, они обнаружили, что многие люди стремятся разместить свои средства равномерно по всем предлагаемым вариантам вне зависимости от их содержания. Если пенсионный план подразумевает наличие фонда акций и фонда облигаций, то многие распределят свои средства между ними поровну. Если план предложит выбор между фондом акций и сбалансированным фондом (где, скажем, 50 % средств будут вложены в акции, а другие 50 % – в облигации), то многие участники все так же поровну распределят свои деньги между ними, даже несмотря на то, что теперь их портфель будет состоять на 75 % из акций{67}.

Варианты инвестиций, предлагаемые в рамках планов 401 (k), в большей степени ориентированы на акции. В то же время такие планы, как правило, не предполагают каких-либо вариантов инвестиций в недвижимость. Сегодня типичный план 401 (k) означает, что человек будет выбирать между фондом акций, сбалансированным фондом (как правило, 60 % – акции и 40 % – облигации), акциями компании (инвестициями в компанию-работодателя), неким специализированным фондом акций (например, фондом роста), фондом облигаций, фондом денежного рынка, а также гарантированным инвестиционным контрактом с фиксированной доходностью. В результатах исследований Бенарци и Талера нет ничего удивительного. Люди больше вкладывают в акционерные (инвестиционные) фонды, потому что перед ними богатый выбор, связанный именно с акциями. Кроме того, поскольку существуют более интересные акции, то они и привлекают больше внимания. Это как в винном магазине на углу, где выбор вина шире, чем водки.

Все так трудноуловимо, что интерес или любопытство по отношению к акциям, а не принятие рационального решения подвигает инвесторов покупать акций больше, чем они это сделали бы при других обстоятельствах. Этот, скорее всего бессознательный, интерес способствовал росту котировок на фондовом рынке.

Рост фондов взаимных инвестиций

Бум на рынке ценных бумаг совпал с необычным всплеском на рынке фондов взаимных инвестиций (взаимных фондов) и их активной рекламой. В 1982 г., в самом начале последнего долгосрочного бычьего тренда на рынке, в Соединенных Штатах насчитывалось лишь 340 взаимных фондов ценных бумаг. К 1998 г. их было уже 3513, т. е. больше, чем акций, прошедших листинг на Нью-Йоркской фондовой бирже. К 1982 г. в США было открыто 6,2 млн счетов пайщиков взаимных фондов акций (примерно по одному на каждые десять американских семей). К 2000 г. их было уже 164,1 млн, или примерно по два на семью{68}. После достижения фондовым рынком своего пика в 2000 г. рост количества счетов на пару лет застопорился, но к 2003 г. их стало 174, 1 млн, т. е. больше, чем на пике 2000 г.

Фонды взаимных инвестиций – это старая идея с новым названием. Инвестиционные компании возникли в Соединенных Штатах уже в 1820-х гг., хотя они тогда не назывались взаимными фондами{69}. Massachusetts Investors Trust, считающийся первым фондом взаимных инвестиций, был создан в 1924 г. Он отличался от других инвестиционных трастов тем, что публиковал состав своего портфеля, обещал вести разумную инвестиционную политику и самоликвидироваться в случае, если инвесторы потребуют возврата денег. Но запуск первого взаимного фонда был более чем затяжным: инвесторы не торопились признавать подобного рода преимущества. Вместо этого в условиях бычьего рынка 1920-х гг. возникло много других инвестиционных трастов: инвестиционные компании, не дающие никаких гарантий (которые сегодня ассоциируются со взаимными фондами), многие из них занимались мошенничеством, а некоторые эффективно использовали так называемую схему Понци (см. главу 4).

После краха фондового рынка в 1929 г. многие инвестиционные трасты потеряли в стоимости даже больше, чем рынок в целом, что вызвало бурю негодования со стороны общественности. В частности, люди чувствовали, что обмануты менеджерами трастов, которые часто преследовали собственные интересы, а не интересы инвесторов. Закон об инвестиционных компаниях 1940 г., регламентирующий их деятельность, помог восстановить некое доверие общества к ним. Но людям нужно было больше чем просто законы, им необходимо было новое имя, которое бы не ассоциировалось с инвестиционными трастами. Термин фонд взаимных инвестиций, благодаря схожести со взаимно-сберегательным банком и компанией взаимного страхования, уважаемыми организациями, которые пережили крах фондового рынка в большинстве своем без скандалов, внушал больше доверия и был ближе инвесторам{70}.

Принятие в 1974 г. Закона о гарантиях пенсионных доходов работников, благодаря которому появилось такое понятие, как индивидуальные пенсионные счета, стало новым стимулом для развития индустрии фондов взаимных инвестиций. Но это случилось только после того, как в 1982 г. на рынке воцарились быки.

Отчасти дальнейший быстрый рост взаимных фондов ценных бумаг обусловлен их участием в пенсионных планах 401 (k). Инвестируя свои пенсионные деньги во взаимные фонды, люди глубже вникают в концепцию этого инструмента, – следовательно, помимо пенсионного плана, готовы вкладывать в них свободные средства.

Другая причина взрывного роста популярности фондов заключается в их больших расходах на рекламу – ролики в телешоу, объявления в журналах и газетах, а также массовая почтовая рассылка рекламных буклетов для активных инвесторов. Взаимные фонды подтолкнули к выходу на рынок немало наивных инвесторов, убедив, что специалисты, управляющие фондами, уберегут их от подводных камней.

Быстрое увеличение числа взаимных фондов ценных бумаг направило все общественное внимание на рынок, что повлияло на динамику спекулятивных цен всего рынка, а не отдельных акций{71}. Новая популярная идея о том, что вкладывать в фонды взаимных инвестиций благоразумно, удобно и безопасно, подвигла многих инвесторов к тому, что они, до этого боявшиеся выходить на рынок, все же сделали это, и уровень доверия к рынку тем самым, повысился (см. главу 11, где более подробно рассматриваются отношения общества к взаимным фондам.)

Снижение инфляции и эффект денежной иллюзии

Прогноз уровня инфляции в США (измеряемого как процентное изменение индекса потребительских цен) постепенно улучшался с момента, когда рынок стал бычьим. В 1982 г., даже несмотря на то, что годовая инфляция в стране составляла 4 %, все же ощущалась большая неуверенность в том, что она могла вернуться на уровень 1980 г. (почти 15 %). Самый значительный скачок курса акций на этом бычьем рынке пришелся на середину 1990-х гг., когда инфляция установилась на планке 2–3 %, а затем упала ниже 2 %.

Как выяснилось во время интервью с участниками моих исследований, в общей массе население уделяет инфляции весьма пристальное внимание{72}. Большинство людей считают, что уровень инфляции представляет собой некий барометр экономического и социального благополучия нации. Высокая инфляция расценивается как знак того, что с экономикой не все в порядке, базовые ценности утрачены, а нация покрыта позором перед остальным миром. Низкий уровень инфляции, наоборот, ассоциируется с экономическим процветанием, социальной справедливостью и хорошим правительством. Поэтому неудивительно, что низкая инфляция усилила доверие и повысила оценку населения по отношению к фондовому рынку.

Но с чисто рациональной точки зрения такая реакция фондового рынка на инфляцию неправильна. В 1979 г. экономисты Франко Модильяни и Ричард Кон в своей статье утверждали, что фондовый рынок неверно реагирует на изменения инфляции, поскольку население не до конца понимает, как влияет инфляция на процентные ставки{73}. При высоком уровне инфляции – как в то время, когда они готовили статью, т. е. накануне достижения фондовым рынком дна в 1982 г., – номинальные процентные ставки (стандартные процентные ставки, которые мы можем видеть каждый день) также высоки, так как они должны компенсировать инвесторам последствия инфляции, которая уменьшает стоимость их долларов. Однако реальные процентные ставки (скорректированные на инфляцию) были не столь высоки, и, следовательно, фондовый рынок не должен был как-то реагировать на высокие номинальные ставки. Модильяни и Кон предположили, что угнетенное настроение на рынке при высоких номинальных ставках и небольших реальных ставках связано с возникновением «денежной иллюзии» или общим смятением в головах граждан относительно возможных результатов изменения денежного стандарта. При инфляции ценность доллара в наших глазах меняется, а значит, меняются и критерии ее измерения. Поэтому нет ничего удивительного, что, столкнувшись с новыми критериями, многие просто заходят в тупик{74}.

Неверное толкование населением уровня инфляции сегодня приводит к завышенным ожиданиям реальной (скорректированной на инфляцию) прибыли. Большинство данных о долгосрочной доходности фондового рынка в прошлые годы приводится в СМИ в номинальном выражении, без какой-либо коррекции на инфляцию, в результате те, кто видит эту информацию, вполне могут подумать, что и в будущем их ожидает такая же доходность. Сегодня инфляция составляет менее 2 %, что сравнимо с уровнем инфляции, вычисляемой на основе индекса потребительских цен прошлых лет, который составлял в среднем 4,4 %, начиная с момента избрания Джона Кеннеди в 1960 г. И поэтому ожидать от фондового рынка того же уровня номинальной доходности, как в 1960 г., означает иметь завышенные ожидания доходности в реальном выражении.

Графики фондовых индексов прошлых лет в СМИ почти всегда составляются в номинальном выражении, в отличие от приводимых в данной книге цифр, которые были предварительно скорректированы на инфляцию. Потребительские цены с 1960 г. повысились в шесть раз, а с 1913 г. – в семь раз. Эта инфляция выливается в сильный повышательный тренд на долгосрочных графиках фондовых индексов за прошлые годы, если они не скорректированы на инфляцию. Таким образом, необычное поведение реального фондового рынка в конце прошлого тысячелетия, резкий скачок курсов акций, наблюдаемый нами на рис. 1.1, не выбивается из ряда графиков прошлых лет, которые мы встречаем в СМИ. Надо сказать, что, глядя на эти графики, мы начинаем думать: ничего необычного на рынке ценных бумаг сегодня не происходит.

Журналисты, как правило, не корректируют данные графиков на инфляцию, считая подобные вещи чем-то из разряда доступных только избранным и уж совершенно непонятных широкому кругу читателей. Возможно, они и правы. Население в общей массе не владеет азами экономики, а те, кто в свое время ее изучал, скорее всего, мало что помнят. Таким образом, они не усвоили главный урок – измерять цены в долларах, когда количество и стоимость их слишком нестабильны, неправильно. Население в большинстве своем не принимает во внимание, что целесообразнее измерять уровень фондового рынка, используя расширенную потребительскую корзину, поскольку его можно узнать, только если скорректировать на показатель инфляции потребительских цен{75}.

Увеличение объемов торговли: дисконтные брокеры, дневные трейдеры и круглосуточный трейдинг

С 1982 по 1999 г. коэффициент оборачиваемости ценных бумаг (количество акций, проданных за год, деленное на общее количество акций), торгуемых на Нью-Йоркской фондовой бирже, практически удвоился – с 42 до 78 %{76}. Рынок NASDAQ, специализирующийся на акциях высокотехнологичных компаний, демонстрирует еще больший скачок коэффициента оборачиваемости – с 88 % в 1990 г. до 221 % в 1999 г.{77} Высокий коэффициент оборачиваемости может говорить о повышенном интересе к рынку в результате влияния указанных факторов. Еще одна причина повышения коэффициента – снижение стоимости проведения сделки. После утверждения Комиссией по ценным бумагам и биржам в 1975 г. конкурентных брокерских комиссий тут же произошло снижение ставок и появились дисконтные брокеры. Также имели место изменения технологического и организационного характера. Такие нововведения, как система исполнения мелких заявок, представленная NASDAQ в 1985 г., и новые правила работы с заявками, утвержденные Комиссией по ценным бумагам и биржам в 1997 г., привели к максимальному за всю историю снижению затрат на трейдинг. Благодаря этим правилам, направленным на стимулирование равного доступа к рынкам, сегодня мы наблюдаем растущее число инвесторов-любителей, у которых есть возможность заниматься «внутридневным трейдингом», т. е. пытаться заработать на активной торговле акциями, используя те же системы исполнения заявок, что и профессионалы.

Значительный рост сервисов для онлайн-трейдинга примерно совпадает с самыми сильными всплесками на фондовом рынке, начиная с 1997 г. По данным Комиссии по ценным бумагам и биржам, в 1997 г. в США насчитывалось около 3,7 млн счетов для интернет-торговли, а к 1999 г. их уже было 9,7 млн{78}. Рост числа участников онлайн-трейдинга, а также соответствующих информационных и коммуникационных интернет-сервисов может в существенной степени стимулировать интерес к получению оперативных данных о ситуации на рынке. Внеурочные торги на биржах также имеют все шансы на повышенное внимание, поскольку инвесторы могут отслеживать изменения цен, сидя дома на диване после работы.

Кажется, что спекулятивные цены испытывают волатильность все время, пока рынки открыты. Амплитуда колебаний курсов меньше в течение двухдневного интервала, когда в один из этих дней рынки закрыты (например, в среду, когда Нью-Йоркская фондовая биржа закрывается){79}. Поэтому можно ожидать, что с более широким распространением онлайн-трейдинга и увеличением продолжительности работы рынков будет расти и их волатильность. Но вот приведет ли это к повышению или, наоборот, к снижению курсов, однозначно сказать нельзя.

Однако есть основания полагать, что более частое выставление котировок действительно может привести к снижению спроса на акции. Экономисты Шломо Бенарци и Ричард Талер в своей работе показали, что количество времени, уделяемого курсам акций на рыке, в значительной степени влияет на спрос. Во время экспериментов людям показывали дневные котировки акций, и тогда они выражали намного меньший интерес к инвестированию в акции, чем когда им показывали лишь графики долгосрочной доходности{80}. Ежедневный шум на рынке, очевидно, заставляет человека больше бояться рисков, присущих инвестированию в акции. Таким образом, инновации институционального характера, которые стимулируют оперативное отслеживание котировок на рынке, могут привести и к их понижению.

С другой стороны, более частое информирование о курсах акций, вызванное последними институциональными и техническими изменениями, может иметь и обратный рассмотренному в экспериментах Бенарци и Талера эффект. В реальных условиях, когда экспериментатор не контролирует, на что именно направлено внимание человека, увеличение частоты обращений к свежим котировкам акций может привести к повышению спроса на них. Изменчивость общественного внимания – один из важнейших факторов в оценке инвестиций, который мы разберем в главе 9.

Расширение возможностей для азартных игр

Последние несколько десятилетий по всему миру активно растет популярность азартных игр, как коммерческих, так и с участием государства{81}. Одновременно повышается и степень уважения к рынкам и частной собственности, а также восхищения «победителями» и презрения к «неудачникам».

В Соединенных Штатах с 1962 по 2000 г. оборот коммерческих азартных игр, как легальных, так и нелегальных, вырос почти в 60 раз в реальном (скорректированном на инфляцию) выражении{82}. По данным телефонного опроса, проведенного в 2000 г., 82 % взрослого населения Соединенных Штатов играли в азартные игры за прошедший год, тогда как во время опроса 1975 г. таковых был 61 %{83}. Сумма денег, проигранных американцами в азартных играх в 2000 г., превышала их совокупные траты на билеты в кино, музыкальные диски, посещение тематических парков отдыха, футбол, хоккей и прочие зрелищные виды спорта, а также видеоигры{84}.

В 1870-х гг., после скандала с Луизианской лотереей, большинство азартных игр и лотерей были признаны администрациями штатов вне закона, сама же национальная лотерея фактически прекратила свою деятельность после принятого конгрессом в 1890 г. закона, запрещающего продавать лотерейные билеты по почте. С этого времени и до 1970 г. легальные азартные игры по большому счету ограничивались лишь скачками, круг почитателей которых был достаточно невелик, поскольку требовал присутствия на них игрока. Но к 1975 г. в различных штатах было запущено 13 лотерей. К 1999 г. их было уже 37. Это был очень удобный и простой способ расстаться с деньгами. До 1990 г. легальные казино работали только в Неваде и Атлантик-Сити. К 1999 г. к ним добавилось около 100 плавучих казино, а также 260 казино в индейских резервациях. В это же время, благодаря появившейся возможности делать ставки на скачках, сидя дома и наблюдая их по спутниковому каналу, также значительно увеличился оборот и на этом направлении. Теперь это можно также делать, используя кабельное ТВ или Интернет. Кроме того, быстро увеличивалось количество электронных игровых автоматов, в том числе монетных, видеопокер, видеокено и т. п. В ряде штатов их можно найти на стоянках грузовиков, в мини-маркетах, лотерейных магазинах. За всю свою историю азартные игры не знали такого распространения, удобства использования, а также настолько широких рекламных кампаний.

Рост числа игорных заведений, а также участия в азартных играх оказывает большое влияние на нашу культуру и наше отношение к риску в прочих областях, например при игре на фондовом рынке. В легализации азартных игр в виде государственных лотерей порой видят средство поддержки нелегальной цифровой лотереи, а не ее замены{85}, и, таким образом, это может содействовать и продвижению иных рискованных операций. Азартные игры подавляют естественные механизмы неприятия рисков, а некоторые договоры азартных игр, в частности лотерей, отдаленно напоминают механизм игры на финансовых рынках: человек использует компьютер, получает сертификат (лотерейный билет), а в случае так называемых мегалотерей он становится участником активно обсуждаемого явления национального масштаба. Привыкнув играть в азартные игры, вполне естественно было бы перейти на следующий уровень, т. е. на рынок ценных бумаг.

Наибольшая волатильность на американском фондовом рынке наблюдалась в период с 1929 по 1933 г., когда она была в два раза выше, чем когда-либо в прошлые годы. Это было время повального увлечения азартными играми, но порожденное не их легализацией, а благодаря расцвету организованной преступности в эпоху «сухого закона» в 1920–1933 гг.{86} После 1920 г. начали активно разрастаться преступные группировки, старавшиеся всеми способами удовлетворить потребности населения в алкоголе, а также решившие попутно заняться и распространением лотереи «цифры», игры в кости и рулетку в своих нелегальных питейных заведениях. Для обеспечения страны спиртными напитками они создали современную и эффективную систему дистрибуции, маркетинга и розничных продаж, выйдя далеко за пределы своих традиционно контролируемых территорий. Созданная инфраструктура позволила еще более масштабно развернуть деятельность в области нелегальных азартных игр. Безусловно, подобное массовое нарушение закона способствовало легализации азартных игр.

Взаимосвязь между азартными играми и волатильностью финансовых рынков, возможно, обусловлена тем, что азартные игры и те, кто стоит за их активным распространением, создали у людей завышенную самооценку относительно их удачливости, а также повышенный интерес к возможностям сравнить себя с другими и новому способу победить скуку и однообразие. Сегодня мы постоянно сталкиваемся с рекламой, сделанной на высочайшем профессиональном уровне, которая пытается пробудить в нас подобные чувства. Это касается и радио– и телерекламы, где профессиональные актеры изображают типичные варианты самооправдания игроков. Подобные маркетинговые ухищрения, а также собственный опыт участия в азартных играх, хотя бы в качестве наблюдателя, тоже может стимулировать фривольное и слишком рискованное поведение на фондовом рынке. Такая реклама бывает поразительно точной. В 1999 г., когда фондовый рынок был уже почти на пике, в Коннектикуте я видел билборд, рекламирующий внеипподромный тотализатор – на нем большими буквами было написано: «Как фондовый рынок, только быстрее».

Резюме

Оглядываясь на перечень потенциальных факторов, стимулирующих активный рост на фондовом рынке и рынке недвижимости, стоит помнить, что не существует надежного научного метода, позволяющего понять механизм ценообразования на спекулятивном рынке. Конечно, мы теперь лучше понимаем эти рынки, но сложные жизненные процессы продолжают вносить свои поправки в наши знания.

Многие факторы, которые способствовали недавнему буму на фондовом рынке и рынке недвижимости, обладают некоей способностью самореализации, которую трудно, если вообще возможно, поместить в рамки научного обоснования и прогнозирования. Все же многие из них обладают также бесспорными опорными точками. Интернет-бум, рост популярности онлайн-трейдинга, прореспубликанский конгресс и предложенное сокращение налогов на прирост капитала имели место в то время, когда фондовый рынок начал свой самый захватывающий подъем. Другие факторы, включая увеличение числа участников пенсионных планов с фиксированными взносами и взаимных фондов, снижение уровня инфляции и рост объема торговли, четко ассоциируются с событиями, развернувшимися после достижения рынком в 1982 г. своего дна. Помимо этого, наша культура отражает и изменения, которые сопровождают скачок курса акций или цен на недвижимость. К примеру, исследования показывают, что последние несколько десятилетий у нового поколения устойчиво укрепляются более материалистические настроения, что вера в рынки на фоне сдачи позиций коммунистических идей укрепила нашу уверенность в капиталистической системе, и – возможно, самое интересное, – что во всем мире растет популярность азартных игр. Многие из этих факторов присутствуют как в США, так и в Европе и других странах, поэтому теория о том, что они стали причиной бума на фондовом рынке и рынке недвижимости в Соединенных Штатах, не противоречит тому факту, что бум наблюдался и в других странах{87}.

Но я никогда не пытался утверждать, что взлеты и падения на рынках можно объяснить лишь с точки зрения порождающих их факторов. Рынки живут своей жизнью, поскольку есть еще влияние обратной реакции, механизм усиления, позволяющий растянуть воздействие стимулирующих факторов во времени, что иногда очень сильно повышает их степень влияния и важность. В следующей главе мы как раз и поговорим о таких усилителях.

Глава 4