– Пойдем на кухню? – спрашиваю у девчушки. – Поищем что-то в холодильнике? Может, там есть что-то сладкое.
– Банан? – уточняет Рина.
– Может и банан, а может, яблоко!
– Хочу яблоко!
– Тогда пойдем искать.
Мы с Риной выходим из комнаты, и я быстро бросаю взгляд на дверь кабинета Исайи, закрыта. Вот и хорошо. Мы спускаемся по лестнице и идем на кухню. Вроде правильно, если я верно запомнила путь. Мы находим кухню, и я сразу вижу там детский стульчик.
– Солнышко, смотри, какой у тебя стул красивый! Какого цвета?
– Розовый, – отвечает по-детски.
– Хочешь сюда сесть?
– Да!
Я подхватываю малышку на руки и сажаю на стул. Сердце пропускает удар. Исайя прочитал список, что я ему оставила…
На плите готов обед. Там я нахожу небольшую кастрюлю с супом из фрикаделек и графин с компотом, понимаю, что кто-то приготовил это специально для Катарины. К супу я нарезаю ломтики огурцов и наливаю компот. Ставлю все перед малышкой. Она с удовольствием начинает кушать.
У меня урчит живот, но я не решаюсь есть то, что приготовили для Рины, надо что-то другое поискать. И когда я собираюсь это сделать, на кухню заходит Малика и кидает на меня злобный взгляд.
– Проснулись? Наконец-то. У девочки сильно сбит график сна, – говорит она.
Я только сейчас смогла ее внимательно рассмотреть. На вид ей около тридцати лет, плюс-минус. Высокая, стройная, с черными волосами и карими глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если бы эта мразь не ударила моего ребенка.
– Тебе-то что? – грубо отвечаю я.
– Я воспитатель высшей категории! И когда ребенок спит в обед четыре часа – это не нормально.
– У нее был стресс и много новых эмоций.
– И что? Они в этом возрасте как рыбы, все забывают через пять секунд. Их надо воспитывать, как собак, все должно быть отработано по одному сценарию. Вообще я пришла сказать, чтобы ты написала мне ваше расписание, и я все изменю под свой стандарт.
– Нет, – говорю и складываю руки на груди.
– С этого дня я занимаюсь девочкой, Исайя так сказал.
– Ты к ней не прикоснешься, – шагаю на нее, я просто в доле секунды от того, чтобы оттаскать ее за волосы. – А если попробуешь, я возьму молоток для мяса и переломаю тебе руки, – говорю с улыбкой, чтобы Рина ничего не поняла.
– Что? Ты кто такая? Сразу видно, что ты девка с улицы, которая ничего не понимает в воспитании ребенка!
– Бить двухлетнего ребенка – воспитание?
– Ой, подумаешь, ударила по жопе разок, что здесь такого?
Я его даже не вижу, но уже чувствую. Исайя заходит к нам, по его виду я понимаю, что он слышал весь наш разговор. Малика нервно сглатывает и оборачивается к мужчине. От нее волнами исходит страх.
– Лера, возьми ребенка и поднимитесь к себе, – я вздрагиваю от его голоса.
Понимаю, что лучше не спорить. Я хватаю Рину, ее тарелку с супом и компот. Она начинает недовольно кричать, я ее успокаиваю, и она сама топает к выходу.
Как только мы вышли, Малика начинает плакать и умолять.
– Прошу, пощади-и! – говорит она.
– Хорошо, – холодным голосом отвечает Иманов. – Возьми молоток для мяса и ударь десять раз себя по руке…
Я вздрагиваю и ускоряю шаг. Я не хочу это слушать. Не хочу ничего знать. Когда я говорила про молоток, то говорила это для яркости речи, я бы не смогла так сделать. Но я не Исайя Иманов. Он решает вопросы по-другому.
Глава 10
Лера
Катарина ни в какую не хочет возвращаться наверх. Я кое-как уговорила ее доесть суп, а потом мы продолжили изучать дом. Мои мысли были далеко. Я сама себя поймала на том, что прислушиваюсь к происходящему на кухне. Хоть мы и далеко и я не могу ничего услышать…
Меня очень сильно поразил этот момент. Я отвыкла от жестокости. Холодный, безэмоциональный голос Исайи, который предлагает Малике ударить себя по руке. Это просто ужас какой-то.
– Мама, идем на улицу! – говорит Рина и дергает ручку.
Как я не уследила? Ругаю себя последними словами и бегу к малой.
– Нет, мы не пойдем на улицу, тут собаки! – говорю я и пытаюсь взять девчушку на руки.
– Я хочу гулять!
– Катарина, мы идем домой, – оглядываюсь по сторонам, может эти рычащие монстры где-то притаились.
– Собаки в вольере, – послышался мужской голос.
Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Привалившись спиной к стене, стоит мужчина и курит. На вид ему около сорока, высокий, широкоплечий, с карими глазами и волосами, тронутыми сединой на висках.
– Я не уверена, что нам можно выходить, – говорю я.
– Можно, – усмехается и осматривает меня с головы до ног, причем голова его не очень интересует.
Да кто он такой? Какого черта так смотрит на меня?
– Можете не курить возле ребенка, – прошу я.
Он делает глубокую затяжку, а потом тушит сигарету большим и указательным пальцем.
– Да не вопрос, сладкая.
Меня едва не передернуло от такого обращения. Я отвернулась и сосредоточила все внимание на Рине. Здесь прекрасный сад, где малышка вдоволь набегалась. Клянусь, это не ребенок, а вечный двигатель.
По моим внутренним ощущениям, во дворе мы пробыли часа три. Странный тип все это время наблюдал за ними. Наверное, он один из охранников. Не знаю.
– Все, зайка, идем кушать, купаться и спать.
Удивительно, но малая согласилась, даже на руки попросилась. Я занесла ее в дом. Мы пошли на кухню. Мне снова стало не по себе. Я боялась, что там увижу лужи крови или что-то такое. Но мои опасения были напрасны. Никакой крови и отрезанных конечностей здесь не было.
Я снова разогрела суп и нарезала яблоко. Рина с удовольствием все съела, а потом мы долго плескались в ванной. После водных процедур малышка быстро заснула, а я пошла в душ. Я нашла в шкафу шорты и короткий топ на тонких лямках, надела вещи, легла к Катарине. Но уснуть не смогла. Меня начала трясти от голода. Я же так ничего и не поела. Наверное, у меня сахар упал в крови, потому что чувствовала я себя отвратительно. Выбора не было. Я встала с кровати и вышла из комнаты.
Прислушалась. В доме было очень тихо. Я начала спускаться по лестнице, когда уже оказалась на первом этаже, поняла, в каком я виде. Хотела вернуться обратно, но ноги меня не слушались! Я так испугалась, что кое-как дошла до кухни. Открыла холодильник и увидела там остатки мяса и риса. Вытащила их и стала есть прямо рукам. Я села на стул, чтобы не упасть. Я старалась кушать медленно, но получалось плохо.
Я буквально заставила себя остановиться. Не хочу, чтобы плохо стало. Я немного посидела, прислушалась к своим ощущениям, поняла, что меня трясти перестало и голод отступил, поставила все на место. Сделала мысленную пометку больше не доводить себя до такого состояния. Меньше всего мне надо упасть в голодный обморок.
Я вышла в коридор и, вместо того чтобы подняться к Рине, пошла в гостиную, я видела там полки с книгами, возьму парочку, все равно не усну сейчас.
Зашла в комнату и поняла, что не знаю, где включается свет. Решила действовать наощупь. Глаза немного привыкли к темноте, пошла вперед и сразу же ударилась ногой о стол.
– Да чтоб тебя, – пробормотала.
Я плюнула на поиск книг, завтра возьму. Повернулась, чтобы идти к выходу, и тут вспыхнул свет. Я вскрикнула и схватилась за сердце.
Исайя сидел в кресле и смотрел на меня.
– Господи, как ты меня напугал, – сказала я.
На Иманове были брюки и белая рубашка, закатанная до локтей. Я уставилась на его предплечья, увитые жгутами вен, и тяжело сглотнула.
– Что ты здесь забыла? – спросил он.
– Я хотела взять книгу.
– Книгу? – усмехается и разглядывает меня.
А взгляд его осязаемый. Я вздрагиваю каждый раз, когда он трогает меня взглядом. И я как дура стою и не могу пошевелиться. Он полностью завладел моим вниманием. Я не знаю, почему он так действует на меня! Мне бежать от него надо как можно дальше, а я не могу. У него аура безграничной власти, и мне на каком-то глубоком уровне хочется ему подчинятся.
Кажется, я влипла.
– А что, нельзя? Или нужно спрашивать разрешения? – выпаливаю, злясь на себя.
– Наконец-то до тебя начинает доходить.
– Я не собираюсь ничего спрашивать! Я вообще не хочу здесь находиться. Зачем я тебе? Я так устала от всего. Мне двадцать три, а чувствую я себя на все восемьдесят. Я каждого шороха боюсь. Что тебе нужно? Давай поговорим? Нам нужно прийти хоть к какому-то решению ради Катарины.
– Садись, – он кивает на стул напротив себя.
Я нервно сглатываю и сажусь.
Только сейчас замечаю, что на столике возле него стоит спиртное.
– Что дальше? Ты ответишь на мои вопросы? Что я здесь делаю?
Он наливает стакан и двигает ко мне.
– Я не буду.
Забирает обратно.
– Ты здесь из-за девочки. Как только я найду другую няню, чтобы она к ней привыкла, ты исчезнешь.
– Что? В смысле исчезну? Ты… Убьешь меня? – смотрю широко открытыми глазами на Иманова.
Он крутит стакан в пальцах.
– Я хочу этого. Но не сделаю.
Я не спросила почему. Но думаю, знаю ответ. Савина. Подруга не даст никому обидеть меня.
– Тогда что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни.
– Я не брошу Катарину.
– Бросишь. Она тебе никто, как и ты ей.
И тут меня просто бомбить начинает. Да как он смеет так говорить?
– Я была с ней с самого рождения! Я кормила ее, заботилась, отдала всю любовь. Кроме меня, она ни к кому не привязана. Тебя не было рядом, ты ушел. Я ее не брошу. Лучше убей.
– Это не сделка, где ты можешь выторговать лучшие условия для себя, Лера. Я ставлю тебя перед фактом, а ты беспрекословно все выполняешь. Чем больше сопротивляешься сейчас, тем будет больнее после.
У меня шумит в ушах, а сердце бьется с такой болью, я не могу дышать. Он сказал, что хочет, чтобы я страдал, пообещал превратить мою жизнь в ад, и он это делает. Если меня разлучат с Риной, то я умру. Она моя. Моя дочь! Я ее никому не отдам. Зачем она ему? Он даже на нее не смотрит, ни разу по имени не назвал…