putsch (здесь мы даем английский термин) — а англиканские десантники в Бриндизи уже извелись, выжидая сигнал к выступлению тапи militari и высадке на албанский берег — план был раскрыт. Ляпсус растяпы? Упущение балбеса? Идейный акт ренегата или алчная измена предателя? Как знать? Началась шумная кампания с арестами и чистками. Все знают: самые нетерпимые chauvinistes (здесь мы даем французский термин) — албанцы. Шестнадцати эдилам (из них как минимум треть были невинны) вменили в вину участие в мятеже и присудили смертную казнь.
Самая страшная кара выпала Августину. Сначала стегали кнутами, затем привязали к свае, а рассвирепевшие жители хулили, плевали и забрасывали мученика гнилыми фруктами. Затем шею зажали в кандалы; перебили пальцы, кисти, ступни, ребра; заткнули уста паклей, вылили сверху ушат бензина и зажгли.
Недюжинные физические и душевные силы удерживали жизнь в теле целый месяц. Через месяц смердящий труп швырнули шавкам; те даже не стали к нему принюхиваться.
Тридцати трем членам семьи Маврахардатис из Дурреса также выпала трагическая участь. Албанцы выслеживали и вырезали несчастных везде и всюду, грабили и разрушали их жилища, насилуя женщин, не щадя ни старух, ни грудных детей.
Спустя двенадцать месяцев выжил лишь единственный член семьи; избежавший расправы был нужен албанцам пуще других; беглеца не переставали разыскивать и за выдачу живым или мертвым даже сулили награду в десятки тысяч динариев. Власти искали сына и наследника Августина.
Итак, сбежавший Альбин (сие имя папа дал младенцу, веря в лучшее будущее державы!) укрылся в густых дебрях, где в течение шести лет киснул, накапливая ненависть к албанцам, сгубившим всю семью, а также, причем в значительнейшей степени, к англичанам, виня их, и не без причины, в гибели папы.
Раз, в хиреющей хибаре, где уже не жили ни крестьяне, ни трапперы, и куда лишь изредка забредал случайный пастух с баранами, Альбин нашел гигантский клад: дукаты, украшения, слитки.
Взяв за пример Железную Маску, Альбин решил пустить весь капитал на свершение мести. Мститель привлек к себе шайку убийц; платил не скупясь, предлагая всем fifty-fifty и требуя за эту щедрую плату нести преданную службу.
Главным укрытием была выбрана разрушенная цитадель, называемая «Гибель на Лине», так как в давние времена там скрывался знаменитый бандит Фра Дьявели, бывший францисканец, нападавший на дилижансы и кареты и вешавший жертв на ветвях деревьев.
Принимая члена в шайку, Альбин сначала вызывал кандидата в цитадель. Все пили, чередуясь и не закусывая, девять чаш сливянки. Затем вступающий в шайку клялся на кресте служить не на жизнь, а на смерть. Затем Альбин, применяя сусальный скальпель, вырезал ему на предплечье четкий знак: эпидерма хранила белый след, пусть узкий и все же вечный, так как шрам не стирался никакими абразивными средствами. Раз некий албанский шпик увидел и даже перечертил эту метку для начальства, правда, чертеж клейма был неубедительным: эллипс, перечеркнутый двумя пересекающимися в центре линиями, или, если вдуматься, знак, запрещающий движение.
Временами жандармы задерживали людей Альбина. Невзирая на нечеткий чертеж шпика, примету на предплечье узнавали и сразу же расценивали как главную улику: белый знак, нанесенный в «Гибели на Лине», указывал на преступную связь.
За девять лет сумели задержать лишь трех связных, а ведь банда Альбина насчитывала не менее двадцати трех.
Банда чаще нападала на англичан. Резиденция атташе Британии в Тиране взрывалась трижды. Любая взвивающая британский флаг яхта, заплывая в гавань Дурреса, имела верный шанс сгинуть там навеки.
Причину же бедствия «Титаника» — врезался ли сам или был сбит с курса — следует усматривать не в случайных айсбергах, а в преднамеренных действиях диверсанта; ведь на судне плыли влиятельные английские банкиры и сталелитейные магнаты, дебатирующие идею вклада значительных средств (в т. ч. капитала Barclay's) в закладку блюминга в Албании.
Трагедия в Куинтиншилле, в графстве Кембридж, случившаяся через шесть лет (9 августа электричка врезалась в машину на середине ж / д пути между станциями Уайтхейвен и Блэкберн), явила струхнувшим жандармам из Скаутланд-Ярда серьезные амбиции Альбина и умение при случае настичь врага даже на земле врага. Затем стали известны детали: теракт был задуман лишь ради забавы или, как любил шутить сам Альбин, «during his vacances», так как, невзирая на жесткий график герильи, бандит все же ездил раз в двенадцать месяцев, недели на три-четыре, в ненавистную Англию, чей влажный климат был ему приятен.
Партизанские действия заставили англичан уйти из Албании, и Альбин переключился на местных жителей. Предпринял девять-десять «инспекций»; увы, в стране, где индустриализация еще даже не началась, налетчикам светили лишь худющие бараны да деревенщина без всяких надежд на выкуп.
А тем временем куш уменьшался, и Альбин был вынужден искать иные средства.
Близ «Гибели на Лине» имелась равнина, где цвел белый мак. Увидев в этих диких плантациях перспективу величайшей наживы, Альбин выпытал у аптекарей рецепт лауданума, а затем, в результате сушки и фумигации, вывел весьма приличный терьяк, а на следующей стадии извлек и саму квинтэссенцию.
Тем не менее (как знают даже малые дети) все усилия тщетны и за квинтэссенцию не выручишь и гривны, если нет механизма для ее дистрибуции. А существующий канал сбыта — связывающий Анкару с Балканами, далее, через пункты Бар, Сплит и Пула, переправляющий груз в Римини, а там, уже мелкими партиями, в Милан, всемирный центр бизнеса — принадлежал мульти- или даже мега-«синдикату» (двум десяткам крупнейших картелей Мафии, представленных такими заправилами, как «Маленький Цезарь» или сара di tutti capi, Лаки Лючани, Джек-Танцующий мальчишка, Мейер-Лански, Чарли Счастливчик, Банни Пулеметчик и девять-десять мандатариев из других менее влиятельных структур).
Расчетливый Альбин сразу же себе представил, чем рискует, задумывая внедриться в сей тесный круг. Действуя хитрее и вместе с тем смелее, решился на демпинг: связался в Милане с уличными дилерами, имевшими связь с картелем, и уступил им партию за весьма заниженную цену.
С развитием бизнеса преуспевающий Альбин начал присматривать себе ассистента для учета трафика, так как квинтэссенция ехала из «Гибели на Лине» на машинах, прибывала в устье Бренты на баркасах, а в Милан сплавлялась на шаландах.
Наведя справки, Альбин вышел на типа из Тираны; как ему сказали, жулик был ушлым и вместе с тем казался надежным, щепетильным, внимательным; схватывал все с трети намека, имел интуицию и фантазию. Жулика звали — читатель уже наверняка угадал, а если нет, значит, читал без внимания, — разумеется, жулика звали Мутус Липпманн!
Итак, папа Хыльги (вызвавшей безумную страсть Дугласа Хэйга) был близким приятелем злейшему неприятелю Августа и всеми фибрами души ненавидел англичан!
— Кстати, — перебил разъяснения Августа Антей Глас, — а кем была мать Хыльги?
Глава 25
дающая выверенный курс бакса ($) и передающая суждение Владимира Ильича, касающееся американских к/картин
Фатальная встреча случилась через двенадцать месяцев, — рассказывал далее Август. Мак и бизнес расцветали; Альбин купался в грудах злата и как паша кутил в цитадели. А невдалеке снимался фильм, и в нем снималась американская звезда Анастасия. Альбин, пусть и прекратив антибританские набеги за неимением британцев, не забывал ненавидеть всех wasp (англы, саксы, юты, фризы), включая американцев. Разведав, где разместилась снимающая фильм группа, нетерпеливый Альбин тут же учредил карательный рейд.
Альбин приказал девяти надежным бандитам взять ружья, базуки, динамит, гремучую ртуть и напалм и, пустив вперед мастифа (зверь так и рвался с цепи), ринулся карать.
Банда прибыла к месту расправы в сумерки. Июньский закат еще пылал. За день земля накалилась, с наступлением тени спала жара, спустился мрак, гарантируя низкие температуры.
Прибывшие каратели увидели на спуске к реке три ангара (для съемки в искусственных интерьерах) и разбитый на берегу лагерь. Актеры размещались в девяти вместительных караванах, девятый был заказан для Анастасии. Застав съемки в разгаре (как раз снимался заумный кадр, изнуривший и режиссера, и ассистента, и ассистентку режиссера, так как, невзирая на все усилия и бесчисленные дубли, из кадра все время выпадали как минимум два статиста из пяти). Альбин двинул силы вперед, требуя жечь все, убивать всех, крушить всласть, а сам приблизился к прицепу, где дремала звезда.
Бандит зашел в узкий будуар, где все предметы навевали чувственную негу, где все вещи взывали к усладам любви: мягкие диваны, тяжелые шпалеры, зеркала, затемненные ради причуды, а не из ханжества. Эфир был насыщен сексапильными духами. Абажур рассеивал мягкий свет.
Альбин пересек амурный будуар; затем, раздвинув тяжелые, украшенные сусальными кистями и шнурами гардины балдахина, спрятался за складку занавеси. Альбин ждал, считая минуты, и дурел, вдыхая пряный душистый запах.
Затем явилась Анастасия. Актриса сняла белый в черную крапинку халат из шелка, стянула чулки, сжимающие бедра, и, — храня на шее нить жемчуга, удерживающую крупный адамант, — вытянулась на диване, с придыханием мурлыкая.
При виде дивы, являющей сие пленяющее зрелище, Альбин замер.
Мерным дыханием вздымалась упругая грудь, ей в такт изгибались линии тела.
В смущающем сумраке, затеняющем лазурью лепную белизну, Анастасия предлагала себя: нагая, мягкая и млеющая.
В нежнейшем эпителии зиял карминный разрез прекрасных губ, гладких, влажных, блестящих.
— Ах, Анастасия, — шепнул истерзанный желанием Альбини засверкал глазами, как Великий Пан, — мне сердце разят все стрелы Амура!
И тут же, на месте, в пылу экзальтации, дабы выразить хвалу прекраснейшей Анастасии, Альбин придумал лэ в духе «Песни Песней»:
Стать ее, галера, данная мне для плаваний дальних, как бригантина, как каравелла, чьи паруса я истреплю ветрами;