Своего пика ее восхищение этим человеком достигло, когда он взял ее с собой прогуляться по его владениям и показал место, где динамитом была взорвана гора. Он даже отвел Фрэнсис на склад со взрывчаткой и дал подержать шашку. Она старалась не выказывать волнения, но утаить его, по-видимому, все же не смогла.
— Похоже, тебе это интересно, — со смехом сказал он, — давай, расскажи мне о динамите.
— Это обычный нитроглицерин, в который добавляют абсорбент в виде диатомитовой земли и в качестве стабилизатора соду, — сказала Фрэнсис, — в том случае, если вы не используете тротил, который…
— Браво! — со смехом воскликнул он. — Не ожидал, что ты ответишь так быстро!
Он протянул руку, чтобы взять у нее шашку, но пальцы Фрэнсис инстинктивно на ней сомкнулись. Ей пришлось приказать им ее отпустить.
— Хорошо, что они тебе никогда не понадобятся, — сказал он, — ты можешь быть опасна!
— Наверное, — ответила она.
Альберт Эллингэм разразился взрывом хохота.
— Я должен с большой осторожностью относиться к тому, чему тебя учу, — продолжал он, все еще смеясь. — Твой отец убьет меня, если моими стараниями ты станешь слишком опасна для того, чтобы выйти замуж.
В этот момент для Фрэнсис все рухнуло. Он дал ей динамит и расхохотался в лицо. Это была шутка, о которой он никогда больше не вспомнит, но Фрэнсис только о ней теперь и будет думать.
Она решила, что, если он так уж любит игры, она сыграет с ним в свою. Тоже самую что ни на есть замечательную. Эдварду ее идея повеселиться понравилась, и свой великий план они разработали вместе.
Письмо для его реализации практически не играло никакой роли. Как выразился Эдди, оно стало «крупицей искусства». Идею Фрэнсис позаимствовала в своих любимых журналах, писавших о реальных преступлениях. В них вечно кого-то похищали, и похитители присылали письма, составленные из вырезанных букв. Она думала, что это все выдумки, но в один прекрасный день, сидя на лужайке и читая «Реальные детективные истории», увидела человека, вечно болтавшегося на территории школы, которого все знали как полицейского. Звали его Джордж Марш. Он попал на страницы всех газет после того, как предотвратил взрыв бомбы в автомобиле Альберта Эллингэма, — Фрэнки перечитывала все истории о бомбах. Теперь он, похоже, стал личным телохранителем Эллингэма. Когда он направлялся в Гранд-Хаус, она окликнула его, постаравшись переключиться на самый непорочный регистр своего изысканного нью-йоркского голоса.
— Вы случайно не полицейский? — спросила Фрэнсис.
Мистер Марш с озадаченным видом подошел к ней.
— Да, — ответил он, — раньше был полицейским, но теперь работаю в ФБР.
— О, это, должно быть, так волнительно! Вы, вероятно, многое повидали. Скажите, а настоящие преступники действительно мастерят такие вот послания?
Она протянула ему журнал и открыла на странице, где красовалось схожее письмо. Марш улыбнулся.
— Удивительно, что вы читаете подобные вещи. Не очень-то вяжется с Эллингэмской академией.
— Ах! — воскликнула она. — Я их обожаю. Здесь рассказывается о похищении. Вы когда-нибудь работали над похищением?
— Один раз работал, — ответил он, — такое случается нечасто.
— И что там произошло?
— Похитили жену банкира, — сказал Марш, — когда она выходила из клуба, где играла в бридж.
— А письмо с требованием выкупа присылали?
— Позвонили, — ответил он, — письма не было. Хотели получить пятьдесят тысяч долларов.
— И что же было потом? — спросила Фрэнки, не забыв широко распахнуть глазки и старательно напустить на себя невинный вид.
— Банкир заплатил. Но домой его жена так и не вернулась. Как оказалось, она сама сбежала со своим инструктором по теннису и пятьдесят кусков предназначались именно им. Мы проследили за ними до Майами.
Он бросил окурок на землю и раздавил его ногой.
— Когда кто-то балуется письмами, это зачастую глупо и скучно, — сказал он, — и лишь изредка попадается что-то настоящее. Типа вот этого, из вырезанных букв. Такое точно не забудешь. Однако, если я буду стоять здесь с вами и обсуждать преступления, в то время как вам полагается учиться, руководство устроит мне взбучку. Ведь у вас под этим журналом, похоже, серьезная книга.
Он не ошибся. Под журналом Фрэнсис и в самом деле держала книгу, уделяя внимание одновременно и тому и другому.
— Органическая химия, — ответила она.
— Вы умнее меня, деточка. У меня для таких вещей никогда не хватало мозгов.
Он улыбнулся, приподнял перед ней шляпу и зашагал дальше к дому. Фрэнки пожевала кончик карандаша.
Такое точно не забудешь.
В этот момент ей в голову пришла мысль. А что, если послать Альберту письмо? Поначалу это была шутка. Они с Эдвардом ни в жизнь не отправили бы Эллингэму подобное послание. Но чем дольше она крутилась у Фрэнки в голове, тем больше приобретала массу и форму. Такое вполне можно сделать — только осторожно и стильно. Почему бы не побесить старичка? Почему не познакомить его с искоркой ее талантов?
Когда она вечером поделилась этой мыслью с Эдвардом, он тут же ее полюбил, назвал дадаистической и, ничуть не изменяя себе, решил придать ей конкретное воплощение. В смысле — написать стихотворение.
— Поэтическое правосудие, — сказал он, перед тем как ее поцеловать.
Эдвард показал ей стих Дороти Паркер, который они в своей работе использовали в качестве образца. Сколь же многообразно можно в самой милой манере описывать злодейские жестокости. В конце Эдвард добавил «ха-ха». Письмо следовало подписать — в качестве последнего штриха.
— Это должно быть что-то хитрое и коварное, — сказала Фрэнки.
— Точно! — решил внести свою лепту Эдвард. — А как называют коварного хитреца? Правильно, Лукавый.
Чтобы состряпать на деле это письмо, они улеглись на пол в пустом, недавно выстроенном бассейне, закурили и стали вырезать буквы. Лист бумаги вырвали из блокнота, купленного Фрэнки в Нью-Йорке, — ничем не примечательного, из тех, что можно встретить в любом доме. Надели перчатки, взяли в руки пинцеты и принялись тщательно наклеивать буквы. Некоторые из них получались наклонными, промежутки между ними выходили неодинаковые.
Когда послание было готово, Фрэнки довела свой план до логического завершения. Заплатив одной из поденщиц, она попросила бросить несколько ее писем в ящик в Берлингтоне, объяснив, что это ее личная переписка, которую в школе очень любят просматривать. В итоге за доллар на конверте оказались нужная марка и штемпель, и ни одна живая душа больше не смогла бы связать его со школой.
Прекрасный образчик криминального искусства.
Однако теперь письмо фигурировало совсем в другом деле — о похищении Айрис и Элис Эллингэм. Да еще и Дотти Эпштейн… Вот о чем думала Фрэнсис, ворочаясь ночью без сна на диване. Его посчитают шуткой? Смогут его отследить?
Человек с дробовиком просидел у двери всю ночь. Не сомкнул глаз. Как и мисс Нельсон, которая до самого утра молча ходила, складывала в сумки вещи, разбирала бумаги. И только один раз непреднамеренно бросила взгляд на Фрэнки, когда та сдалась и стала клевать носом.
На рассвете разбудили и других девочек, велев им одеться.
— А что случилось? — спросила Герти, шлепая по полу тапочками на каблуках.
— Ничего страшного, — сухо ответила мисс Нельсон, — мы получили сообщение о заложенной бомбе. Все будет хорошо, но из соображений безопасности вас вывезут за пределы школы.
Заслышав о нарушении привычного течения жизни, все закричали и подняли гам. Потом бросились в ванную, побежали надевать платья и пальто. Что взять с собой? Будет ли завтрак? В общей суматохе Фрэнсис прокралась вниз и скользнула в свою комнату. Ей кое-что понадобится — несколько припрятанных вещиц, без которых было не обойтись. Она уперлась в письменный стол и толкнула его. А когда на фут сдвинула, взяла пилочку для ногтей, села на пол и уже собралась было взяться за дело, но тут в дверном проеме выросла мисс Нельсон.
— Чем это ты занимаешься? — спросила она.
— Да вот, сережку уронила, — невозмутимо ответила Фрэнсис.
— Возвращайся в гостиную.
— Мне надо переодеться.
Мисс Нельсон подошла к шкафу Фрэнсис, схватила платье, протянула его и показала на декоративную ширму.
— Вот и переодевайся.
Фрэнсис взяла платье и пошла его надеть.
— Я лишь хочу сказать, — произнесла мисс Нельсон, — что произошло нечто в высшей степени серьезное. И излишние разговоры могут причинить вред. Ты меня поняла?
Фрэнсис замерла с поднятым над головой платьем.
— Мне плевать, что тебе известно и как ты к этому относишься, — продолжала мисс Нельсон, — на кону человеческие жизни. Я, Фрэнсис, знаю, как ты любишь свои игры, но здесь все по-настоящему. Рядом ходит смерть. Опасность грозит в том числе и одной из твоих соседок по коттеджу.
Фрэнсис глотнула немного воздуха, натянула платье и вышла из-за ширмы. От старой мисс Нельсон, милой и кроткой старшей воспитательницы «Минервы», не осталось и следа. Она превратилась в женщину, стеной стоявшую на ее пути. И Фрэнсис впервые за всю минувшую ночь и утро испугалась. Она опустила глаза на доску плинтуса. То, что там скрывалось, могло доставить куда больше неприятностей, чем ей хотелось. А в стене ее тайны хранились под замком.
— Может… вы дадите мне хотя бы минутку? — как можно смиреннее спросила она.
— Нет, — сказала мисс Нельсон, — твои вещи я соберу сама. Иди.
И Фрэнсис Джозефина Крейн вышла из комнаты, даже не подозревая, что это в последний раз.
Глава 9
Опять тот же самый знак с американским лосем.
Никаких лосей никогда не было и в помине.
Автобус Эллингэмской академии совершал воскресный рейс в Берлингтон. Сегодня в нем ехали всего несколько человек — из тех, кого Стиви не знала. Все надели наушники, каждый читал или во что-то играл. Сама она уткнулась в планшет, перед этим открыв книгу доктора Ирен Фентон «Лукавый: эллингэмские убийства». Она стала первым изданием, которое Стиви прочла по этой теме. Девушка пролистала несколько страниц и перешла к фрагменту с рассказом о том, как обнаружили тело Дотти Эпштейн: