Стиви закатила глаза.
— Что, с Шерлоком Холмсом что-то не так? — спросила Джанелль.
— Все с ним так, — ответила Стиви, — просто… понимаешь, он не костюм… он…
Стиви махнула рукой, давая понять, что у нее нет желания одеваться величайшим литературным детективом, на методах которого базируется ряд приемов расследования реальных преступлений, причем кепи и плащ здесь совершенно ни при чем. Джанелль осторожно отвела от себя ее руку, по-прежнему сжимавшую пистолет с разогретым клеем.
— Назови кого-нибудь другого, — сказала она.
— Даже не знаю… Эркюль Пуаро.
— Здорово! — воскликнула Джанелль. — Отлично! Давай будешь Эркюлем Пуаро.
Бюджет, отведенный Стиви на костюм, ограничивался десятью долларами, а если экономить — и того меньше. Школа разрешила студентам пользоваться нарядами из театра. Там Стиви отыскала тройку, которая хоть и не в полной мере соответствовала стандартам самого аккуратного бельгийского детектива, но все же была достаточно хороша. Она пригладила назад волосы и надела шляпу. У Ви нашлась банка темного спрея, которым она разрешила ей воспользоваться. Через Интернет Стиви купила усы. А утром в субботу, перед тем как сесть в автобус и отправиться на встречу, разложила все это на кровати. Вечером ей предстояло сыграть роль детектива. А сейчас — попытаться на какое-то время им стать.
Фентон жила в университетском квартале, в самом центре Берлингтона. Ее улица была забита огромными домами в викторианском стиле, в которых когда-то, по-видимому, обитали состоятельные семьи. Каждому полагался широкий портик, выходивший на озеро Шамплейн. Некоторые из этих элегантных кирпичных строений университет забрал себе и обратил в свою собственность. Другие — большие, разбросанные в беспорядке и окрашенные в самые разные цвета, — разделили на квартиры для студентов, которые ввезли туда холодильники, поставили на крылечках кресла-качалки или повесили гамаки, а окна завесили баннерами и декоративной тканью.
Ее крохотный серо-зеленый домик располагался между мужским студенческим клубом и продовольственным магазином. В него можно было попасть через большое застекленное крыльцо с ворохом газет, кучей молочных пакетов и всевозможного утиля. Стиви обратила внимание, что преобладающим мотивом в этом утиле была груда бутылок. Много из-под вина, две из-под виски, одна из-под водки. Она вспомнила, как Хантер взял чашечку Фентон и понюхал ее.
Его жест тут же обрел смысл.
Внутри грохотала музыка, поэтому Стиви пришлось почти целую минуту барабанить в облупленную зеленую дверь, прежде чем ей открыла Фентон с незажженной сигаретой во рту. Сегодня на ней были джинсы, в которых обычно щеголяют женщины за сорок, и мешковатый черный свитер.
— Привет, — сказала она, загоняя обратно в дом босой ногой большую рыжую кошку, — заходи.
Дом Фентон хоть и оказался таким, каким его ожидала увидеть Стиви, но все же ее удивил. В нем стоял дух табачного дыма, кошек, отбросов и единственной ароматной свечи, зажженной, вероятно, затем, чтобы забивать все остальное, но только все усугублявшей. Они прошли в гостиную, состоявшую в основном из книг: на полках, кип вдоль стен, а также наваленных горой на круглый стол посреди комнаты и разбросанных на стульях и креслах. Присутствовали большой телевизор и шкафчик, набитый DVD. Повсюду стаканы, кружки и какие-то штуковины, покрытые оловянной фольгой, которые Стиви не смогла определить. Кое-что, похоже, принадлежало Хантеру: куртка, тапочки, несколько книг по окружающей среде. Оглядев комнату, она увидела еще двух кошек, прятавшихся на заднем плане. Запах заполонил собой все без остатка. Стиви хоть и старалась ничего не показывать, но все же помимо своей воли прикрыла нос.
— Что с тобой? — спросила Фентон, перекрикивая музыку.
— Ничего, просто…
Доктор выключила музыку, и на комнату внезапно обрушилась тишина.
— Тебе нравится Rolling Stones? — спросила она. — Лучшая группа во всем мире. А Exile on Main Street — лучший в мире альбом. И других мнений быть не может. Ты считаешь, здесь воняет? Хантер все время мне об этом говорит. Я утратила обоняние много лет назад. Если стоит вонь, открой окно. Пойдем ко мне в кабинет.
Фентон сунула незажженную сигарету за ухо и махнула рукой на застекленную двустворчатую дверь с бамбуковыми ставнями. Эта комната выводила обстановку в доме на новый уровень. Бо́льшую ее часть занимал массивный ореховый стол с лампой, прикрытой зеленым абажуром. В углу стояло потертое кожаное кресло. Здесь тоже повсюду были книги в невысоких, аккуратных кипах, перемежавшихся с большими картонными коробками для хранения архивных документов и железными картотечными шкафами. Но внимание Стиви на самом деле привлекли стены. Одну из них сплошь покрывали фотографии тех, кто присутствовал в доме Эллингэма в день похищения. Потом был целый набор снимков Ворачека, дома и территории школы. За ними шли карты, как старые, так и новые. Та, что располагалась ближе всех к Стиви, была сделана из тонкой, хрупкой бумаги, но пребывала в очень хорошем состоянии. На ней жирно синими чернилами кто-то изобразил автомагистрали Вермонта и воткнул несколько канцелярских кнопок.
— Подлинный дорожный атлас, выпущенный в 1935 году, — сказала Фентон.
Это была стена заговора. Стена подлинного, настоящего заговора. Единственное, чего на ней не хватало, так это ниточек, соединяющих разные пункты.
— Итак, — сказала Фентон, — что же нам удалось сделать?
Стиви вытащила блокнот.
— Из трехсот семи пунктов я прошлась по двумстам девяноста, — сказала Стиви, — и кое-чего недосчиталась. В частности, не нашла одного узора на китайском фарфоре, о котором вы говорили.
Фентон хмыкнула и пролистала блокнот, наматывая на палец седые кудряшки своих волос.
— Дай я немного почитаю, — сказала она, — а пока сходи на кухню и налей себе кока-колы или чего-то еще.
Фентон махнула Стиви рукой, чтобы та ей не мешала. Девушка вновь прошла по гостиной и по дороге задержалась погладить большую рыжую кошку, устроившуюся на диване. Тот был покрыт кошачьей шерстью до такой степени, что под ней почти не было видно его цвета. На полу повсюду наблюдались следы помета, пепла, валялись клочки бумаги. На всех без исключения поверхностях красовались круглые пятна от грязных стаканов, чашек и кружек. У Стиви возникло ощущение, что кухня не доставит ей много радости, хотя некоторые усилия по поддержанию в ней порядка все же наблюдались. Она изобиловала грязными стаканами, но все они сгрудились в районе мойки. На полу рядом с мусорным ведром валялись несколько пустых бутылок из-под вина и коробка из-под пиццы. Если открыть холодильник, это ни к чему хорошему не приведет. Стиви была из строгой семьи, в которой даже малейшее пятнышко или грязь на кухне считались неприемлемыми. Она просто знала, что в холодильнике будет стоять вонь чего-нибудь плохо закрытого или просроченного.
Но на полу в коробке стояло несколько банок теплой кока-колы. Стиви взяла одну из них, открыла, но, перед тем как пить, протерла ее рукавом. Потом оглядела стопку книг на столе, увидела на корешке название «Йоркширский потрошитель», раскрыла ее и тут же услышала звук открывшейся двери.
— Эй! — донесся чей-то голос.
Она перегнулась через стол, чтобы посмотреть, и увидела Хантера, который переступил порог, прислонил к стене свой локтевой костыль и бросил на пол рюкзак, чтобы снять пуховик. Оттого, что она пришла к нему в дом и теперь пила его теплую колу, даже с разрешения его тетки, Стиви охватило странное ощущение.
— Лаймов я не нашел, — сказал он, — зато купил на обед мяса…
Он вошел на кухню и удивленно уставился на нее.
— Ой! — сказал он. — Прости. Привет.
— Хантер! — крикнула ему Фентон.
— Чего?
— Налей Стиви кока-колы.
Хантер, несколько озадаченный, глупо улыбнулся и кивнул на банку колы, которую девушка держала в руке.
— Извини, — сказал он, — здесь что-то вроде беспорядка. Вы… работаете?
— Твоя тетя читает отчет о моей работе.
— Вот оно что. Круто.
Хантер посмотрел по сторонам, будто извиняясь за вторжение в собственный дом. В нем присутствовало что-то от солнца. Светлые волосы. Слишком короткая стрижка, наверное, дешевая и быстрая, может быть, даже сделанная в домашних условиях. Редкие веснушки делали его моложе, чем он был на самом деле.
— Ну и как там, в Эллингэмской академии? — спросил он, садясь.
— Жизнь бьет ключом, — ответила она, — там действительно здорово. Супер.
— Как ты туда попала?
— Просто написала, до какой степени это дело стало для меня навязчивой идеей, — сказала она. — Не думала, что меня возьмут. Но, видать, кому-то приглянулась.
— Мне кажется, в тебе что-то есть, — произнес Хантер. — По правде говоря, я тоже им писал. Но письма из Хогвардса так и не получил.
До Стиви впервые дошло, что для тех, кто стремился попасть в школу и погрузиться в ее магию, такие, как она, входили в круг избранных. Ей могли завидовать. Девушку охватило странное ощущение, стало немного неловко, она хотела сказать что-нибудь, чтобы Хантер почувствовал себя лучше, но понимала, что в подобной ситуации любые слова прозвучат высокомерно и снисходительно.
— Ничего страшного, — произнес Хантер, — я не стал упорствовать и предпринимать что-то еще. Просто знал об академии благодаря тетке и сделал попытку.
Он неловко улыбнулся и оглядел кухню, будто смутившись от того, что сам же и сказал.
— Я до сих пор считаю, что меня взяли по ошибке, — произнесла Стиви.
— Наверное, так все говорят.
— Нет, не все, — ответила она, — но я говорю. Все должно быть по-честному. Моя подруга Джанелль — гений, мой друг Нейт — писатель. Там каждый что-то да представляет собой.
— В том числе и ты, — добавил он.
— Мне нравятся преступления, — сказала она.
— А кому они не нравятся? — с улыбкой возразил Хантер.
— Очень и очень многим.
— Только дуракам, — сказал он.
Стиви улыбнулась.