Застекленный шкафчик с каким-то небольшим странным предметом размером с принтер для компьютера. (Ну хорошо, хорошо, здесь он был со спичечный коробок, но символизировал собой штуковину размером с принтер.) Стиви протянула его и взяла. Он вполне мог оказаться радиоприемником, но на нем, по всей видимости, тонкой кистью, было выведено «ВЕБСТЕР-ЧИКАГО».
Вот он, аппарат.
Она взяла крохотную копию в качестве образца и занялась поисками оригинала. У Эллингэмов было много чего — сотни и тысячи самых разных вещей, но на данный момент значение имел только этот предмет. Она работала методично, начав с первой полки с разными офисными принадлежностями. Ставила их по очереди на пол, просматривала документы, чихая от пыли, листала старые телефонные справочники, пачкая пальцы пылью и грязью. Когда не могла дотянуться наверх, вставала на железный стеллаж, даже не задумываясь, в состоянии ли он ее выдержать. Надо было во что бы то ни стало найти то, что она искала.
Стиви понадобилось почти два часа. Он оказался в картонной коробке под другой — тяжеленной от записей. Аппарат, вероятно, весил фунтов тридцать. Серебристо-бордовый, сплошной блеск в стиле ар-деко, даже слова «ВЕБСТЕР-ЧИКАГО» и те до конца так и не потускнели. Стиви смотрела на толстые старые пассики, бобины, ручки настроек. Толком даже не понимая, безопасно ли включать его в розетку или как заставить работать.
Но, на ее счастье, у нее имелся знакомый гений.
Глава 23
— Ладно, — сказала Джанелль, застегивая пояс с инструментами, — давай глянем, что за штуковину ты приволокла.
Древний магнитофон стоял на тележке посреди мастерской. На лице Джанелль застыло выражение неподдельного счастья, защитные очки она подняла на лоб.
Новая служба безопасности обладала одним преимуществом: в отсутствие Ларри никого не заинтересовал тот факт, что Стиви так приглянулась эта пыльная рухлядь из мансарды. Она сказала, что ей велели принести ее в мастерскую, почистить, и охранник у входа кивнул головой. Стиви туда ее и притащила — там уже ждали Джанелль, Нейт и Ви. Чтобы привлечь внимание Джанелль, лучшего способа, чем послать сообщение с текстом «МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ТЫ ПОЧИНИЛА ОДИН АГРЕГАТ», даже придумать было невозможно.
Для начала Джанелль осторожно протерла магнитофон снаружи тряпкой, потом открыла защелку, и все увидели четыре шпинделя старого механизма. Затем она низко склонилась над машиной, внимательно изучая ее, обошла вокруг и осмотрела верх. После чего закрыла крышку и перевернула.
— Этот корпус должен сниматься, — сказала она, подошла к стене с инструментами и взяла беспроводной шуруповерт, до этого покоившийся в зарядке.
Нейт сидел по-турецки на полу и глядел в телефон. Ви устроилась на штабеле дров и смотрела на подругу, не скрывая восхищенного взгляда, который говорил: «И круто же ты смотришься с этими твоими инструментами!». Стиви маялась, то прислоняясь к стене, то усаживаясь рядом с Нейтом, то прогуливаясь до двери. Несколько раз подходила к тому месту, где когда-то стоял контейнер с сухим льдом, ставшим причиной смерти Хейза. Его давно унесли — оно, пожалуй, и к лучшему — или, может, просто пристроили где-то еще. Теперь в том углу прислонилось к стене несколько граблей и лопат.
Шуруповерт пару раз коротко взвизгнул, и Джанелль вывинтила удерживавшие корпус винты.
— Через пару дней ожидается снег, — сказал Нейт, отрывая от телефона взгляд, — густой и много. Надвигается чудовищный снегопад.
— Класс! — воскликнула Джанелль. — Обожаю снег. Бьюсь об заклад, что здесь, в горах, это просто удивительно.
— Тебе нравится, когда вокруг много снега? — спросил Нейт.
— Да, но здесь нужно уточнить, что такое «много». Я ведь из Чикаго. А там без снега никак.
— Три фута. С сугробами, возможно, больше.
— Это… много, — одобрительно протянула Джанелль. — А тебе снег, похоже, не нравится, да?
— Отчего же, нравится, — ответил Нейт, — когда идет снег, с общественной точки зрения приемлемо сидеть дома.
Когда Джанелль осторожно перевернула аппарат и сняла корпус, обнажив голый механизм, ее смех звоном прокатился с одного конца мастерской в другой. Аппарат представлял собой серо-коричневую мешанину шпинделей, проводов и заросших грязью металлических частей.
— Хорошая девочка, — сказала Джанелль, — грязная девочка. Сейчас мы тебя почистим.
— Как думаешь, эта штуковина сможет у тебя заработать?
— Наберись немного терпения, — сказала Джанелль, опуская на глаза защитные очки, — мне нужно заняться делом. Хочу обдуть ее воздухом и основательно избавить от грязи.
Она вытащила какой-то инструмент, похожий на неуклюжий игрушечный пистолет с тонким, как у колибри, клювом ствола. Потом сунула его в магнитофон и стала нагнетать воздух, выдувая небольшие хлопья пыли и грязи.
— Отлично, — сказала Джанелль, поднимая обратно очки и засовывая воздушный пистолет за пояс, — похоже, аппарат прекрасно сохранился. Думаю, нам надо заменить эти конденсаторы и, вероятно, шнур питания. Конденсаторы у меня в запасе есть, сейчас найду шнур, зачищу его, включу и поставлю проволоку.
Все это производило огромное впечатление на Ви, глаза которой чуть не приняли форму сердечек.
— В воздухе витает любовь, — тихо молвил Нейт, — и через минуту может оказаться на крышке твоего агрегата.
Поработав около часа, Джанелль поставила корпус магнитофона обратно.
— Отлично, — сказала она, — теперь посмотрим, как он работает.
Она покрутила какое-то колесико, и шпиндели завертелись. Стиви и Нейт, сидевшие на полу, прямо подпрыгнули.
— У тебя получилось! — воскликнула Стиви. — Неужели правда?
— Конечно, получилось, — сказала Джанелль, сунула в лифчик руку, вытащила блеск для губ и, не глядя, его наложила, — я же королева машин.
Ви сжала Джанелль в объятиях.
— Ладно, — сказала Стиви, протягивая магнитную проволоку, — и как это работает?
— Я как раз только что посмотрела, — сказала Ви, выпуская из рук Джанелль, — народ такие вещи коллекционирует. В Интернете полно инструкций. Это лучшая из всех, что мне удалось найти.
Ви передала телефон Джанелль, которая тут же посмотрела ролик. Потом взяла бобину с проволокой и надела ее на шпиндель, несколько раз сверившись с инструкцией.
— Думаю, это все, — сказала она, — я не хочу делать новую запись поверх старой. Так что, думаю, все. Ну что, попробуем?
Стиви кивнула, и Джанелль щелкнула кнопкой. Проволока на шпинделях завертелась. Несколько секунд слышались только треск и шипение, затем раздалось несколько приглушенных ударов, будто кто-то постучал по микрофону. А потом… голос. Глубокий, мужской. Наверняка Альберт Эллингэм.
— Сядь вот сюда, Долорес.
— Сюда?
Это уже голос детский. Говорила Долорес Эпштейн. Стиви потрясенно отшатнулась. Долорес была персонаж, давно забытый человек из прошлого. Но теперь оказалась среди них, и они услышали ее голос — высокий, чистый, с ярко выраженным нью-йоркским акцентом.
— Да, сюда, — сказал Альберт Эллингэм, — и наклонись ближе к микрофону.
Джанелль смотрела на Стиви широко распахнутыми, взволнованными глазами.
— Отлично, — сказал он, — теперь от тебя потребуется всего лишь говорить. Я хочу задать тебе несколько вопросов о пребывании в Эллингэмской академии. Готовлю ряд записей о школе, чтобы все знали, чем мы здесь занимаемся. Ну что, Долорес, насколько я понимаю, перед нашей с тобой встречей ты то и дело попадала во всевозможные переплеты, так?
— Это для радио? — спросила Дотти.
— Нет-нет, можешь говорить свободно.
— Мне просто нравится смотреть по сторонам и находить всякие вещи, — сказала она.
— Но это же замечательно! Я и сам такой был.
— Мой дядя работает в Нью-Йорке полицейским. Говорит, что я второэтажница.
— Второэтажница? — спросил Альберт Эллингэм.
— Как следует из названия, второэтажник — это вор, проникающий в дом через окно второго этажа. Это немного сложнее обычной кражи. Но если честно, то забираться в такие местечки меня научил как раз дядя. Полицейские знают всякие штучки. А замки и все, что с ними связано, интересовали меня всегда.
— А что ты подумала, когда впервые здесь оказалась? В этой школе, должно быть, совсем не так, как в Нью-Йорке?
— По правде говоря, поначалу я испугалась.
— Чего?
— Я привыкла к городу. Там нет лесов. В лесу страшно.
— Но ведь лес — это замечательно!
— Как говорит поэт Роберт Фрост, он темный и непроходимый. Когда я сообщила дяде, что еду сюда, он это одобрил, сказав, что у вас здесь есть чердачник.
— Чердачник? — спросил Альберт.
— Еще одно просторечное выражение. Что всегда над вторым этажом? Чердак. Дядя постоянно говорил, что полицейский, чтобы поймать второэтажника на горячем, должен обязательно оказаться над ним. Здесь у вас есть полицейский из Нью-Йорка, мистер Марш. После этого я почувствовала себя лучше. Мне здесь нравится.
Альберт Эллингэм тихо засмеялся.
— Рад это слышать. Что ты рассказала бы миру об Эллингэмской академии?
— Я бы сказала, что это лучшее место из всех, где мне когда-либо приходилось бывать. Школа включает в себя элементы, предложенные Марией Монтессори, хотя я наблюдаю и некоторые наработки Джона Дьюи. Кстати, вы знали, что он отсюда, из Берлингтона?
— Нет, не знал. Здесь, в школе, я каждый день узнаю что-то новое. Мы все учимся друг у друга. Например, только что ты рассказала мне о «второэтажниках». А теперь давай поговорим о том, чем ты здесь каждый день занимаешься. Расскажи мне о твоей учебе…
В голове у Стиви вдруг зазвучал голос Маджа. В тот момент они смотрели на коровий глаз. «В действительности в том месте, куда стекается вся информация, ничего увидеть нельзя».
Перед глазами Стиви будто мелькнула вспышка. Все разрозненные фрагменты, которые она собирала, все, что видела, годами читая материалы по этому делу, вдруг встало на свои места. Ей захотелось немного подвигаться, чтобы ничего не упустить и убедиться, что ни одна деталь никуда не денется, поэтому она быстро подошла к двери — не в состоянии больше ничего слышать или с кем-либо говорить, в противном случае суть, которую она только что ухватила, тут же исчезла бы.