— Эй! — крикнула ей Джанелль, останавливая аппарат. — Ты куда?..
Стиви махнула рукой. Небо приобрело конфетно-розовый оттенок, в воздухе — прекрасном и чистом для того, чтобы подумать, — появились холодные, влажные нотки. Вот что стало первой причиной, побудившей Альберта Эллингэма купить эту местность: он считал, что здешний воздух способствует учебе и размышлениям. Возможно, он был прав. Как только человек привыкает к легкому недостатку кислорода, его жизнь, похоже, тут же начинает двигаться быстрее.
«Думай, Стиви. Какого фрагмента тебе не хватает? Что такое интересное тебе когда-то попадалось на глаза?»
Темные шпили Эллингэмской библиотеки резко выделялись на фоне розового неба. Библиотека. Дотти оставила там знак!
Стиви ринулась вперед и ворвалась в дверь в тот самый момент, когда Киоко, по всей видимости, собиралась закрывать и идти домой. Девушка чуть не юзом подъехала к ее столу.
— Киоко… мне кое-что нужно.
— До завтра подождать не можешь?
Стиви покачала головой.
— Книжка. Та, что читала Дотти. Про Шерлока Холмса.
— Значит, подождать ты не можешь?
— Ну пожалуйста, — взмолилась она, — я быстро! Пять минут. Нет, две!
Киоко слегка закатила глаза, но все же наклонилась, взяла ключи и открыла канцелярию. Стиви пошла за ней, мимо металлических стеллажей и коробок, к ряду, где хранились сокровища 1936 года. Киоко вытащила из коробки бело-коричневую книгу и протянула ее девушке.
— Давай, быстро, но осторожно, — сказала она.
Стиви взяла томик как священную реликвию и отнесла к столу.
— Что это тебе так срочно понадобилось? — спросила Киоко.
Но та ее уже не слушала. Она озабоченно искала мелкую деталь, которую когда-то видела, что-то совсем незначительное, какой-то маленький сигнал…
Вот оно. «Этюд в багровых тонах». Предложение, жирно подчеркнутое карандашом: «Я думаю, — сказал Шерлок, — что изначально человеческий мозг напоминает собой пустой чердак, и его можно обставить любой мебелью, какой только захочешь».
В «Этюде в багровых тонах» речь шла о трупе, на котором кровью было написано RACHE. В переводе с немецкого rache означает «месть». Намек, который оставила жертва, чтобы рассказать, что случилось.
— Ну что, нашла, что искала? — спросила Киоко, склоняясь над столом.
— Да, — ответила Стиви и встала.
Она чуть не спотыкалась и в спешке зацепилась ногой за ножку стола.
— С тобой все в порядке?
— Да… все хорошо. Нет, правда хорошо.
Она быстро закрыла книгу и отдала обратно Киоко, которая осторожно положила ее в ящик с ручками.
— Спасибо, — сказала Стиви, — мне надо… спасибо.
Затем ринулась из библиотеки и промчалась мимо тех, кто работал за столами, нацепив наушники. Выбежав на улицу, глотнула воздуха, наполненного кроткими снежинками, которые залетали в нос и таяли в горле. Потом выхватила из кармана телефон и позвонила Фентон.
Телефон доктора издал пять гудков.
— Давай, — сказала Стиви, пританцовывая на каблуках, — ну давай же…
Она зашагала по дорожке перед библиотекой.
— Алло! — громко и не очень разборчиво ответила Фентон.
— Здравствуйте, — поздоровалась девушка, — мне нужно с вами поговорить. Я…
— Я сейчас не могу, Стиви, — ответила та.
— Да вы не понимаете! — возразила девушка, стараясь не переходить на крик. — Я…
— Я сейчас не могу… — сказала Фентон голосом, который перешел в шипение. — Чуть позже перезвоню тебе сама. Там ребенок. Там ребенок!
— Что? — спросила Стиви.
Доктор дала отбой.
Девушка встала, по-прежнему прижимая телефон к уху. Стеклянная поверхность стала холодной и от ее дыхания покрылась туманом. Стиви пошла по выложенной камнями дорожке. В холодном воздухе звуки громче отдавались эхом. Каждый удар по мячу слышался отчетливо и резко.
Как Фентон могла повесить трубку? Как могла оставить ее одну во мраке этих гор, где ей не с кем поделиться обрывками мыслей, которые сплетала воедино маленькая мышка в ее голове?
Как ей было объяснить, что она узнала, кто похитил Элис и Айрис Эллингэм?
30 октября 1938 года, 5 часов дня
Картина была поистине идиллической: маленькая спортивная яхта «Уандерленд», сошедшая со стапелей общества «Спаркмен и Стивенс» и принадлежащая Альберту Эллингэму, лениво скользила по водам озера Шамплейн. Над ней реяли два паруса, красный и белый, выжидательно набрав ветра, хотя яхта продолжала тихо дрейфовать. Прекрасный октябрьский вермонтский день буйствовал многоцветьем, будто над пейзажем опрокинули коробочку с красками. Рука Альберта Эллингэма расслабленно лежала на штурвале. Джордж Марш устроился на одном из обитых сидений, расположенных в ряд, удобно откинувшись назад, широко раскинув руки и наслаждаясь этим послеполуденным часом.
— Джордж, а вы много читаете? — спросил Альберт.
— Нет, — ответил тот.
— А надо, надо. Чтение — одна из великих жизненных радостей, может, даже величайшая.
— Вы, вероятно, никогда не курили кубинские сигары.
Альберт Эллингэм засмеялся.
— И то правда. Все деньги, вся власть — ничто не сравнится с хорошей книгой. Книга дает тебе все. Она приоткрывает окно в чужие души, другие миры. Мир — это дверь, а книги — ключ к ней.
— Вы совсем сбили меня с толку, — сказал Джордж.
— Как насчет Шерлока Холмса? Никогда не читали «Этюд в багровых тонах»? Ну, его-то точно читали.
— Боюсь, что нет, — ответил Джордж.
— Прочтите, обязательно прочтите. Там автор выводит Шерлока Холмса на сцену. Изумительный рассказ и очень назидательный. Из него узнаешь, каким Шерлок Холмс видит мир и какой подход проявляет к работе. Как представителя правоохранительных органов он должен вас заинтересовать. По сути, эта история и сделала меня тем, кто я есть. В детстве я рос в приюте для мальчиков, и книг у нас было немного. К ним относился и сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Я открывал его и читал раз, наверное, сто, если не больше. Она научила меня глядеть — и видеть окружающий мир. Одно из самых назидательных повествований из всех, когда-либо написанных.
— Ладно, — Джордж Марш засмеялся и вытащил сигарету, — вы меня убедили, как-нибудь схожу в библиотеку.
— Стало быть, доброе дело на сегодня я уже сделал. Да, Джордж, приношу извинения, но окажите любезность: не курите на яхте. Огонь и суда плохо согласуются друг с другом.
Джордж Марш кивнул и заткнул сигарету за ухо.
— Я собираюсь бросить здесь якорь. Посидим немного. Мне нравится добираться сюда по заливу Маквам.
Альберт Эллингэм спокойно намотал на руку с катушки канат и опустил якорь в воду.
— Знаете, — сказал он, не отрываясь от дела, — когда преступники наткнулись на Дотти Эпштейн, она читала про Шерлока Холмса. Девочка так часто уходила с головой в книги. Это моя вина. Я сосредоточился на Айрис, на Элис… А малышку Дотти Эпштейн из Нижнего Ист-Сайда вышвырнули, как мусор, бесформенной кучей. Это несправедливо, она заслуживала лучшей участи.
— Бедный ребенок, — сказал Джордж Марш и покачал головой.
— Долорес Эпштейн, — продолжал Альберт Эллингэм, — Дотти — вот кого я не заметил. Исключительная девочка, поистине исключительная. Я не говорил вам, что она стала первой студенткой, выбранной мной для школы?
Джордж Марш покачал головой.
— Нет? — сказал Альберт Эллингэм. — Да, я думаю, это так и не стало достоянием гласности. Об этой девочке с авеню «А», читавшей на греческом и трижды заглядывавшей в зал редких книг публичной библиотеки, я узнал от руководителей заведения. Они сказали, что она проблемная, но в хорошем смысле этого слова. Проблемная в хорошем смысле слова. Вы понимаете меня, что я имею в виду, Джордж?
— Понимаю, — ответил Джордж Марш, — если позволите мне высказать свое мнение, вы тоже — человек в некоторой степени проблемный в хорошем смысле этого слова.
— Позволю, конечно же. Я ценю вашу искренность. Я поехал к ней в школу, поговорил с директрисой. Могу сказать, что, с одной стороны, та была в восторге избавиться от девочки, но с другой — очень опечалена. Такие студенты на дороге не валяются. Я помню радость, которая была у нее на лице, когда она только приехала в академию, переступила порог моей библиотеки и узнала, что может взять любую книгу, какую только захочет… Джордж, я богатый человек. У меня много чего есть. Но я скажу вам одну вещь: лучшие мои вложения — это вложения в книги Дотти Эпштейн. Я питал ум человека. Она была потрясающим ребенком.
— То, что с ней случилось, просто ужасно, — сказал Джордж Марш и с важным видом кивнул.
— Хуже, чем ужасно, намного хуже. В тот день мы столько потеряли. Ее ум. А знаете, когда злодеи наткнулись на нее в обсерватории, она читала томик «Приключений Шерлока Холмса». В тот роковой момент она читала именно эту книгу. Как странно…
Альберт Эллингэм помолчал и туже намотал на пальцы канат. Яхта тихонько повернулась, остановилась и покачнулась.
— Знаете, — сказал через миг Альберт Эллингэм, — я увидел, что в своей книге она подчеркнула фразу, ставшую знаменитой: «Я думаю, — сказал Шерлок, — что изначально человеческий мозг напоминает собой пустой чердак, и его можно обставить любой мебелью, какой только захочешь». Я задумался об этом предложении, которое она выделила. Совсем не аккуратно — буквально процарапала карандашом резкую, неровную линию. Никаких других пометок в книге нет. Но кто думает о предложении, которое подчеркнула в книге какая-то студентка? А все мои мысли полностью занимали Айрис и Элис. Я, как и Ватсон, смотрел, но заметить ничего не смог. Однако что-то такое в моей голове, должно быть, все же осело. Вам известно, как мозг работает над проблемой? Он тикает, словно часы, где-то на заднем плане. И помеченная девочкой строка никак не давала мне покоя.
Яхта немного повернулась носом к заходящему солнцу, и Альберт Эллингэм слегка прищурился.
— Я пошел в библиотеку и просмотрел все книги, которые брала Дотти Эпштейн. Но ни в одной из них, Джордж, не нашел никаких пометок. В этом мы убедились вместе с библиотекаршей. Она за этим следит, и что-то подобное мимо таких, как она, никогда не проходит. Подчеркнуть предложение, конечно же, мог и другой студент, однако Дотти настолько любила эту книгу, что, кроме нее, ее попросту больше никто не брал. Она постоянно была у нее. Думаю, многие другие студенты привыкли, что у них есть собственные книги, и пользовались библиотекой не как Дотти. Я пошел еще дальше и посмотрел полицейский отчет о том, что было найдено в обсерватории и подвале. На полу ликерной комнаты обнаружили карандаш — он откатилс