Если она умрет, я тоже умру.
Но меня больше волновало не это, а что будет с Рэем. Я поставил на карту его будущее. Притом что мое будущее закончилось в тот день, когда Кален издал свой последний вздох.
Обязанность смотрителя состояла в том, чтобы пациент оставался в безопасности на Палиндромене. Я не знал, какое наказание грозит Рэю, но не сомневался, что оно будет ужасным. Такова цена работы здесь, где все было направлено на то, чтобы программа оживления проходила без сучка и без задоринки. За счет этого Палиндромена удерживала свое господство над одним из нескольких островов. Хранители Эквинокса постоянно искали повод, чтобы поставить под сомнение власть Нессандры. Если бы одновременно несколько рифов заявили о своем недовольстве выбранными ею методами и мотивами, они могли сместить ее на общем собрании.
Я сразу должен был понять, что задумала Темпеста. Хоть иногда она и производила впечатление подавленной и страдающей, чаще всего она выглядела сосредоточенной и полной решимости.
Теперь я понял почему.
Она с самого начала хотела освободить сестру.
Я взглянул на свое запястье.
Пятнадцать часов пятнадцать минут.
У меня было три варианта:
1. Немедленно поднять тревогу, тем самым выдав себя, Рэйлана и весь наш план.
2. Дождаться завершения двадцати четырех часов и положиться на волю судьбы.
Или же…
Получается, что вариантов всего два, и оба против меня. Даже если я ничего не скажу, резервуар с именем Элизии останется пустым, и Рэя могут выгнать с работы. В лучшем случае.
И все из-за меня – потому что я не смог удержать двух девушек в комнате в течение двадцати четырех часов.
Хотя… я могу попробовать найти Темпесту и вернуть Элизию обратно, чтобы никто не узнал, что произошло. Тогда Рэй не потеряет работу.
Осталось примерно двадцать часов. А затем я смогу вернуться под молчаливые своды Аквариума.
Мне нужно выбраться из комнаты и разыскать этих девушек.
Я попробовал надавить на дверь, но она не поддавалась. Несмотря на то, что Темпеста сломала запирающий механизм изнутри, должен быть способ открыть двери снаружи, не оповещая охрану.
Я начал искать в планшете информацию, как можно открыть двери, и нашел только один способ – в случае пожара. Я помедлил и еще раз перечитал весь абзац целиком:
В случае чрезвычайного происшествия, к примеру пожара, все двери станции автоматически откроются, и сотрудники должны будут проследовать во внутренний двор. При этом пациенты останутся запертыми в палатах, чтобы они не узнали о своей судьбе. После того, как ситуация нормализуется, сотрудники обязаны вернуться на свои места.
Я начал изучать потолок. В комнате ожидания посередине располагался датчик задымления, но, к сожалению, у меня не было ничего, что можно было бы поджечь.
Единственное, что могло загореться – это дерево в фойе или бумага.
Ну конечно! Моя книга!
Я вынул ее из кармана и вырвал страницу. Затем я оглядел комнату в поисках того, чем можно ее поджечь. Однако ни в палате, ни в комнате ожидания ничего такого не было.
Тогда я вспомнил про датчик на двери. Он заискрил, когда Темпеста по нему ударила.
Я осмотрел сгоревшую панель. Несколько обугленных проводов заходили друг на друга. Я поднял поднос, выпавший из рук Темпесты, и набрал побольше воздуха.
Ну что же. Это мой единственный шанс.
Я замахнулся посильнее и стукнул по панели, надеясь, что часть микросхемы осталась нетронутой.
Мои усилия были вознаграждены небольшой искрой. Я поднес бумагу к проводу и несмотря на то, что искра уже потухла, за счет тепла бумага загорелась. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не издать радостный вопль. Несколько секунд спустя от нее пошел дым.
Я вскочил на один из стульев и поднес ее к датчику.
Поначалу ничего не происходило, но затем я услышал благословенный звук сигнализации.
Я бросился к двери и дернул за ручку. Однако дверь не открылась.
Тысяча чертей. Возможно, внешний замок тоже был поврежден.
Звук сирены отражался от стен и звучал в моей голове. Он был таким громким, что я чуть было не пропустил щелчок открывшейся двери. Но я все же его услышал.
Я снова толкнул дверь, и она распахнулась. Выскочил в коридор и смешался с толпой сотрудников, направляющихся в сторону выхода.
Я побежал вниз в подвал и сорвал с себя маску и бандану. У меня больше не осталось иллюзий. Пустые лица в резервуарах смотрели на меня, пока я шел к своей постели. Я тут же представил, что они бы наверняка попросили, чтобы я их тоже выпустил, если бы ожили.
Однако, с какой бы ненавистью я ни относился к тому, что здесь происходит, я не собирался устраивать безумный крестовый поход, чтобы подарить каждому мертвецу последние двадцать четыре часа под солнцем. Для этого я был слишком эгоистичным. Так было всегда. Моя мама как-то сказала, что я думаю только о себе. И меня заботит только то, что касается меня самого.
В каком-то смысле она была права. Я был эгоистом. Скорбь ведь тоже проявление эгоизма. Я оставался в подземелье, оплакивая потерю той жизни, которая у меня когда-то была. Но при этом я пытался измениться, заботясь о мертвецах в резервуарах так, как я никогда не заботился о Калене. Оставив свое будущее и мечты позади.
При этом Темпеста в своей скорби не думала о себе, а рискнула жизнью, чтобы спасти сестру. Дала ей шанс сделать последний вздох за стенами этой станции. Я понимал, что ее поступок требовал огромного мужества.
В дальней части подвала было тихо и темно. На секунду мне захотелось спрятаться здесь и сделать вид, что последних нескольких часов не было. Но это не поможет отменить то, что натворила Темпеста. Единственный способ все исправить – вернуть Элизию на Палиндромену.
Я взял с кровати несколько вещей и пожалел, что у меня нет оружия. Оно выдавалось строго по разрешению и в конце дня подсчитывалось службой охраны. В таком случае пришлось бы признаться всем, что я обитаю здесь. Если я хочу снова вернуться в подвал, придется сохранить в тайне мою роль в оживлении Элизии.
Я вышел через заднюю дверь, в которую заносили вновь прибывшие тела, чтобы затем поместить их в резервуары. Сотрудники Палиндромены не хотели делать это на глазах у клиентов.
Я зажмурился на солнце, его лучи обжигали мне кожу, будто ее потерли крупным песком. Сигнализация по-прежнему не умолкала, раздаваясь по всему острову. Мне было пора бежать, но ноги будто прилипли к земле. Запах водорослей и земли проник мне в нос. Я почувствовал соленый воздух. Легкий ветерок теребил длинные пряди волос, упавшие на лицо. Я закрыл глаза и не мог надышаться.
Давно забытые ощущения. Быть на воздухе. Быть живым. Несмотря на то, что у меня не было времени насладиться этим сполна, тело отказывалось слушаться. Я дышал полной грудью. Ботинки будто приросли к земле. А руки шевельнулись с желанием почувствовать под пальцами неровную поверхность скал. Забраться бы сейчас на самые вершины окружавших меня гор.
Но я не мог этого сделать. Если я дам себе волю, значит, смерть Калена ничего для меня не значила.
Несмолкающая сирена вернула меня к реальности. У меня есть более важные проблемы, и я больше не мог скрывать их от Рэя.
Я написал сообщение на планшете и отправил его:
«Нужно, чтобы ты срочно вернулся на Палиндромену! Немедленно!»
Глава пятнадцатаяТемпеста
Счетчик запущен: осталось 20 часов 30 минут
Поскольку вездехода у нас не было, ушло пятнадцать минут, чтобы добежать до пристани. «Рассвет» раскачивался вверх и вниз на волнах, как потерявшийся ребенок, пытающийся найти в толпе родителей. Я пробралась на борт, скинула с себя мокрое от пота испачканное пудингом платье и осталась в одном костюме для ныряния. Затем я бросила платье в воду. На горизонте собирались сине-черные тучи. Скоро будет гроза.
Я завела двигатель, и его гул подействовал на меня успокаивающе. Еще немного, и мы выберемся отсюда. У нас непременно получится.
Элизия не сводила глаз с Палиндромены, оставшейся за нашими спинами. И, хотя отсюда станции не было видно, до нас по-прежнему доносился вой сирены. В порту нас пока никто не трогал, но это вопрос времени.
– Не бойся, – сказала я, прибавив газу. – Я увезу тебя отсюда.
Не знаю, кого я пыталась убедить. Я все равно не могла спасти нас от реальности.
– Мы знаем, сколько у нас осталось времени? – спросила Элизия. – Я имею в виду, у меня.
Единственная проблема, связанная с тем, что мы покидали Палиндромену, была в том, что вокруг больше не наблюдалось часов. Я посмотрела на последние лучи солнца за надвигающейся грозой.
– Прошло всего несколько часов с твоего оживления, – ответила я. – У нас уйма времени.
Уйма времени на что? Чтобы Элизия могла доказать, что наши родители еще живы? Если она права, успеем ли мы их найти, чтобы в последний раз собраться всем вместе?
У меня перехватило дыхание, как будто в баллоне закончился воздух.
– У тебя все хорошо? – спросила Элизия, кладя руку мне на плечо.
Мне хотелось ответить:
– Нет. Я не нахожу себе места с тех пор, как ты умерла.
– Нам нужно поторопиться, пока… – слова застряли у меня в горле.
– Пока я не умерла.
Я ничего не ответила, а только быстрее отчалила от пирса, оставляя Палиндромену за спиной.
Волны вздымались вверх и бились о нос катера, обдавая брызгами наши ноги. Я вытерла пену со щеки, у меня создалось ощущение, словно я сама была в воде.
– Куда направимся? – спросила я, поворачивая катер в сторону собиравшихся черных туч. – Где находится та схема?
– На Эквиноксе, – произнесла сестра, смотря на горизонт, будто бы ожидая, что перед нами внезапно предстанет наш дом. – Я спрятала ее в надежном месте.
– Ну что ж, тогда возвращаемся на Эквинокс, – сказала я, повернув штурвал вправо.
– Палиндромена отправит за нами охрану. – Она завязала волосы в пучок, получилось что-то наподобие морской змеи. – Мы нарушили их правила.