Я вытащила свой древний велосипед, на котором никогда не ездила, за исключением позапрошлого лета, когда мы с Арианой наелись галлюциногенных грибов, и Ники нашла нас, валяющимися в траве, как рыб, задыхающихся от смеха. Поначалу я немного пошатываюсь, но вскоре снова чувствую ритм. Колени не давали мне покоя, но все было не хуже, чем обычно. Кроме того, «Дринк» был всего в нескольких милях отсюда.
На самом деле, «Дринк» это условное название реки Саскватчи. Когда-то в прошлом десятилетии, когда толпа риэлторов и спекулянтов высадилась на береговой линии округа как армия помешанной на деньгах саранчи, пожирающая все на своем пути, в нашей местности группа застройщиков решила вырубить леса и построить массу гламурных прибрежных местечек: кофейни, художественные галереи, элитные рестораны прямиком в центре Сомервилля. План строительства был одобрен, а материалы поставлены, прежде чем жители города спохватились. Вероятно, для города, имеющего свою историю, появление новых зданий, уймы новых парковок и машин, привозящих поток новых людей, представляло собой угрозу. Но Сомервилю удалось добиться того, что вся территория к западу от реки получила статус национального заповедника. Меня удивляет то, что городское правление ещё не приняло мандат, призывающий нас носить юбки-кринолины.
Насыпи гравия и груды бетонных плит предполагалось убрать, но никто этим так и не занялся. Осталась даже брошенная каска, тщательно и таинственно оберегаемая людьми, которые там тусуются.
Я слышу звуки вечеринки как раз в тот момент, когда поворачиваю на Лоуэр Форг и, свернув с дороги к лесу, еду по тропинке, проложенной в подлеске детьми, велосипедами, скутерами и, иногда, внедорожником Криса Хандлера. В лесу воздух прохладнее, и листья бьют меня по бедрам и голеням, когда я еду по неровной дороге, крепко держась за руль велосипеда, чтобы избежать падения. Как только я вижу свет сквозь лес — танцующих людей, использующих свои телефоны как фонари, — я слезаю, ведя велосипед пешком, и ставлю его рядом с несколькими другими на траве.
Вечеринка довольно масштабная: сорок или пятьдесят человек, большинство из них в тени, толпятся на склоне, ведущем вниз к реке, или сидят на бетонных плитах. На секунду я ощущаю панику, чувствуя себя вновь маленькой, как в свой первый день в школе, наблюдавшей за толпой детей через двойные двери. Давненько я не чувствовала себя аутсайдером…
— Я не знаю, почему ты всегда должна быть в центре внимания, — сказала мне Ники незадолго до аварии.
Я пыталась втиснуться в кожаные штаны, которые недавно купила втайне от родителей и поэтому прятала их под свитерами в задней части своего шкафа.
— Ну, а я не знаю, почему ты так этого боишься — ответила я.
Ники как будто получает силу, будучи совершенной, безобидной и правильной: миленькие джинсы, узкие, но не слишком тугие, белая футболка, лёгкая, но не прозрачная, естественный макияж, будто бы его вовсе и нет. Бьюсь об заклад, что если бы в Сомервиле издали закон об обязательном ношении юбок, она бы первая спохватилась и приобрела бы себе одну. Она, вероятно, еще и носила бы под юбкой панталоны для пущей прилежности.
Ники не видно, Паркера тоже. Но когда компания людей переместилась, я замечаю кегу и множество красных стаканчиков на льду. Я чувствую себя лучше, почти прежнюю себя, наливаю себе пива, но получается налить одну пену. Первые несколько глотков притупляют мой страх. На улице достаточно темно, поэтому я осмеливаюсь снять капюшон и встряхиваю волосы. Вижу Дэвиса Кристенсена и Бена Мортона, держащих друг друга за мизинцы и стоящих в стороне от небольшой группы людей. Они оба замечают меня одновременно, а Бен даже открывает рот от удивления. Дэвис говорит ему что-то шёпотом, а потом поднимает стаканчик, вытянув в сторону два пальца.
Я проглатываю пиво, поворачиваюсь к бочке и снова наполняю стакан. Когда я поднимаю глаза, Ариана стоит передо мной, вынырнув из толпы. Она коротко подстригла волосы. В своих черных шортах, поношенных кроссовках и с густо подведенными глазами, она похожа на безумную пикси. Внезапно я чувствую острую боль. Моя лучшая подруга. Моя бывшая лучшая подруга.
— Ничего себе, — Ариана смотрит на меня так, будто бы я — новый вид животного, которое пока еще не классифицировано. — Вау. Я не ожидала увидеть тебя здесь. Я вообще нигде не ожидала увидеть тебя.
— Шэрон держала меня в карцере, — всё, что я говорю, так как не хочу вникать в подробности.
Это наша старая шутка, что моя мама — тюремщик, и я жду, что Ариана засмеётся. Но вместо этого она просто очень быстро кивает головой, как будто я рассказала что-то интересное.
— Как мама? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
— Всё по-прежнему, — говорю я. — Она снова пошла на работу.
— Хорошая новость, — Ариана продолжает кивать головой и походит на марионетку, которую дёргают за верёвочки. — Это очень хорошо.
Я делаю ещё один глоток пива. Пена уже осела, и я чувствую горьковатый привкус выдохшегося пива. Сейчас я уже понимаю, что моё появление вызвало некое беспокойство, эффект волны, когда новость передаётся от одной группы к другой. Многие оборачивались в мою сторону. Как и раньше, я снова привлекаю внимание, даже наслаждаюсь этим. Но одновременно чувствую нарастающий зуд, который присутствует обычно на экзаменах. Может быть это из-за того, что я надела толстовку Ники и частичка её самосознания попала ко мне на кожу.
— Послушай, — Ариана делает шаг ко мне и говорит низким голосом, очень быстро, она тяжело дышит, как будто слова приносят ей физическую боль. — Я хотела попросить у тебя прощение. Я должна была прийти к тебе. После аварии, мне нужно было поддержать тебя или ещё что-то сделать, но я не могла, я просто не знала, что делать…
— Не думай об этом, — говорю я и делаю шаг назад, едва не споткнувшись о глыбу цемента, торчащую в траве.
Глаза Арианы широко раскрыты и умоляющие, как у маленького ребёнка, и внезапно я чувствую отвращение.
— Ты ничем не могла помочь.
Ариана вздыхает с видимым облегчением.
— Если тебе что-то нужно…
— У меня всё в порядке, — перебиваю я быстро. — У нас всё хорошо.
Я уже пожалела, что пришла. Хоть у меня и не получается сделать безразличное лицо, я чувствую на себе тяжесть чужих взглядов и натягиваю капюшон, чтобы скрыть шрамы.
Когда толпа расходиться снова, я вижу Паркера, перепрыгивающего через бетонный булыжник и направляющегося ко мне с радостной улыбкой. На меня накатывает внезапное желание убежать, и в то же самое время я не могу пошевелиться. На нём надета выцветшая футболка, на которой ещё можно различить логотип старого палаточного лагеря, в котором наши семьи отдыхали вместе несколько лет подряд. По крайней мере, хоть Ариана исчезла.
— Привет, — говорит Паркер и вскакивает на старый пласт породы в траве передо мной. — Не ожидал увидеть тебя.
«Было бы неплохо пригласить меня» — чуть не сказала я вслух. Но это бы подтвердило то, что я испытываю. Могло бы даже показаться, что я ревную из-за того, что он пригласил Ники. Поэтому не буду спрашивать здесь ли она.
— Хотелось выйти из дома, — отвечаю я вместо этого, запихивая свободную руку в передний карман спортивной кофты Ники.
Когда я рядом с Паркером, моё тело даёт о себе знать, как будто меня разобрали на части, а потом снова собрали, но не правильно.
— Как там «ФанЛэнд»?
Он ухмыляется, а я из-за этого сержусь. Он слишком непринуждённый, слишком улыбчивый, слишком отличается от того Паркера, который остановил машину, чтобы поговорить со мной вчера, неловкого и неподвижного Паркера, который даже не вышел из машины, чтобы обнять меня. Я не хочу, чтобы он думал, что мы такие же друзья, как и раньше, и поэтому я указываю на «Дринк».
— С «ФанЛэндом» всё в порядке, — отвечает он.
Его зубы белоснежно-белые. Он стоит так близко, что я чувствую его запах, могу наклониться на несколько дюймов и прильнуть щекой к мягкой ткани его футболки.
— Даже если они немного гиперактивны.
— Гиперактивны? — говорю я.
— Ну, знаешь, повеяло юностью[8]. Они пьют «Кул-Эйд» и всё такое. — Паркер поднимает кулак. — Вперед, «ФанЛэнд»!
Паркер всегда был таким странным. Иначе он был бы дико популярен.
— Однажды моя сестра почти утонула, пытаясь заняться серфингом на доске для плаванья в бассейне, — я не говорю, что я подговорила Ники сделать это, за то, что она посоветовала мне съехать с горки на спине.
— Похоже на неё, — замечает Паркер, смеясь.
Я отворачиваюсь, делая еще один глоток пива, но стоя так близко к нему, узнаю знакомые очертания его лица — нос, слегка изогнутый и до сих пор со слабой линией шрама, который он получил, столкнувшись с локтем парня во время игры в Ультимат, скулы и его длинные ресницы, как у девушки, — это заставляет сжиматься мой желудок до боли.
Паркер касается моего локтя и я отхожу от него.
— Я очень рад, что ты пришла. Мы действительно никогда не говорили, ну знаешь, о том, что случилось.
«Я влюбилась в тебя, а ты разбил мне сердце. Все кончено, конец истории».
Чувствую, как стучит мое сердце в грудной клетке. Наверное, это все из-за велопробега. Я все еще слаба.
— Не сегодня, ладно? — заставляю себя улыбнуться.
Не хочу слышать извинения Паркера за то, что он меня не любит. Услышать это будет даже хуже, чем просто знать.
— Я здесь просто, чтобы хорошо провести время.
Улыбка Паркера дрогнула:
— Ну, ладно. Понятно, — он чокнулся своим стаканом об мой. — Тогда как на счет добавки?
В группе людей замечаю Аарона Ли, парня, с которым недолго встречалась Ники до аварии: хороший парень, с неплохим телом, но безнадёжный зануда. Он поднимает глаза на меня и машет рукой, как будто пытается поймать такси. Скорее всего, он думает, что я пришла с Ники.
— Я не против, — говорю я.
Пиво не действует на меня как обычно. Вместо этого я чувствую теплоту, свободу и беспечность, после чего подступает тошнота и приходится вылить остатки пива на землю. Паркер быстро отскакивает назад, чтобы брызги не попали на него.