Но несколько лет назад, когда мы ещё были детьми, Дара и я поклялись, что никогда не предадим друг друга. Это не было формальным действием, как, например, клясться на мизинцах. Это было безоговорочное понимание, гораздо глубже того, что имеет форму.
Даже когда она начала попадать в неприятности, даже когда я нашла сигареты, потушенные об её подоконник, или пластиковый пакет с неизвестными таблетками, спрятанный в органайзере для ручек на её столе, я не рассказала родителям. Иногда меня убивало лежать и слушать скрип решёток, приглушённый смех снаружи и тихий рёв двигателя, удаляющегося прочь в ночи. Но я не могла заставить себя настучать на неё. Я чувствовала, что этим могу разбить что-то, чего уже никогда не склеить.
Как будто пока я продолжаю хранить её секреты, она будет в безопасности. Она останется моей.
Поэтому я отвечаю:
— Хорошо, хорошо. Я была там.
— Я не могу поверить, — мама делает пол оборота. — Сначала Дара. Теперь ты. Я, чёрт возьми, просто не могу поверить. Извините.
Последнее было сказано копу, которая даже не моргнула.
— Что в этом такого, мам? — нелепо, что я вынуждена оправдываться за то, чего не делала. — Все постоянно тусуются в «Дринке».
— Это незаконное проникновение на территорию посторонних лиц, — говорит коп.
Должно быть, сейчас она страшно собой гордиться.
— Это очень серьёзно, — голос мамы становится громче. Когда она по-настоящему злится, он звучит больше как свист. — После того, что случилось в марте, всё очень серьёзно!
— Если ты пила, — продолжает коп, они с мамой как дерьмовая парная команда, — Ты могла попасть в большие неприятности.
— Но я ведь не попала в них, — я смотрю на неё пристально, надеясь, что на сегодня она уже наигралась в плохого полицейского.
Но она стоит на своём, твёрдая и неподвижная, как глыба.
— Ты когда-нибудь посещала общественные работы, Николь?
Я уставилась на неё:
— Вы же не серьёзно, — говорю я. — Вы же не судья Джуди. Вы не можете заставить меня…
— Я не могу заставить тебя, — прерывает меня коп. — Но я могу задать тебе вопрос, и если ты неверно ответишь, я напишу рапорт, что ты находилась в «Дринке» вчера ночью. Толстовка это доказывает. — на секунду её взгляд смягчается. — Послушай. Мы просто хотим, чтобы вы, дети, были в безопасности.
— Она права, Ники, — говорит мама еле слышно. — Она просто выполняет свою работу.
Мама поворачивается ко полицейскому:
— Этого больше не повторится. Не так ли, Ники?
Я не собираюсь обещать им не делать того, чего я изначально и не делала.
— Я опоздаю на работу, — говорю я, вешая сумку на плечо.
На секунду коп смотрит на меня так, как будто не хочет отпускать. Затем она отступает в сторону, и я чувствую себя победителем, как будто мне на самом деле удалось избежать наказания за преступление. Но она всё же хватает меня за локоть, прежде чем я могу уйти:
— Подожди минутку.
Она суёт листовку мне в руку: судя по тому, как та была сложена, женщина повсюду таскала её в заднем кармане.
— Не забудь, — говорит она. — Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Увидимся завтра.
Я на ходу раскрываю листовку.
«Присоединяйтесь к поиску Мэдлен Сноу»
— Мы поговорим об этом позже, Ники! — кричит мама.
Я не отвечаю ей. Вместо этого вытаскиваю из сумки телефон и пишу СМС Даре, которая, как я уверена, ещё спит, разбросав запутанные волосы на прокуренной наволочке, с амбре от пива или водки, уж не знаю, чем её угощали вчера вечером.
«Ты мне должна. По полной программе»
ПОМОГИТЕ НАМ НАЙТИ МЭДЛЕН! ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К ПОИСКУ.
Привет всем!
Спасибо вам за поддержку, которую вы оказываете на сайте семье Сноу в последние дни. Это многое для нас значит.
Многие из вас интересуются, чем можно помочь. В настоящее время мы не принимаем пожертвования. Но пожалуйста, присоединяйтесь к поисковой операции 22 июля в 16:00! Сбор состоится на парковке у кафе «Большая ложка мороженого и сладостей» по адресу 66598, шоссе 101, Восточный Норуолк.
Пожалуйста, распространите это объявление среди друзей, родственников, соседей, и не забудьте подписаться на @FindMadelineSnow в Твиттере, чтобы получать последние новости.
Давайте вернём Мэдлен домой невредимой.
Я буду там!!!!!
Я тоже.
комментарий от: katywinnfever в 11:33
>>>> комментарий удален администратором <<<<
21 июля. Ники
Во вселенной есть одно простое правило, которое звучит следующим образом: если ты выходишь из дома поздно, то ты обязательно опоздаешь на свой автобус. Также опоздать на свой автобус можно, если идёт дождь, или если нужно поехать по очень важному делу, к примеру, на вступительный тест в университет или экзамен по вождению. Дара и я называем подобное везение «суперлажой», что означает в разы ухудшенную лажовую ситуацию.
Так вот, всё моё утро с уверенностью можно назвать «суперлажой».
К тому времени, как я достигаю «ФанЛэнда», я уже опаздываю почти на 25 минут. Ко всему прочему по пути вдоль берега образовалась «пробка». Я слышала, что два дня тому назад Мэдлен Сноу исчезла из машины своей сестры возле «Большой ложки мороженого и сладостей». Новости об её исчезновении разлетелись по всему штату. На пляже теперь даже больше туристов, чем обычно. Ненормально, что люди любят такие трагедии — наверное, благодаря чужим проблемам они забывают о «суперлаже» в своей жизни.
Парадные ворота открыты настежь, хотя до начала работы парка есть еще полчаса. В главном офисе тоже никого, полная тишина, за исключением тихого шума работающего холодильника, где хранились драгоценные бутылки диетической колы Донны. Я хватаю свою красную футболку из назначенного мне шкафчика — да, у меня есть свой шкафчик, совсем как в детском садике. Затем я быстренько проверяю свои подмышки на наличие неприятного запаха, — пока всё в норме, но после работы мне определенно нужно будет принять душ, так как термометр в форме попугая уже показывает 34 градусов жары.
Я выхожу на улицу, щурясь на ярком солнце, — ни души вокруг. Далее мне приходиться идти по дорожке, которая тянется мимо общественного туалета и ведёт к «Лагуне», так же известной как «Мартини», «Выгребная Яма» и «Писай-и-Играй», где находятся водные аттракционы. Ветер шевелит листья, как искусственные, так и натуральные. Я вспоминаю о Даре, — однажды она худая, как палка, бежала впереди меня по этой дорожке и весело смеялась. Затем свернув за угол, вижу работников парка — всех — они сидят полукругом во внешней сцене амфитеатра, где в парке проводятся вечеринки по поводу дней рождения или специальные представления. Мистер Уилкокс, словно безумец, вещающий о религии, стоит на перевернутом деревянном ящике. Пятьдесят пар глаз разом устремляются в мою сторону. Забавно, что даже среди такой толпы первым я замечаю именно Паркера.
— Уоррен, как мило с Вашей стороны присоединиться к нам, — грохочет мистер Уилкокс.
Но в его голосе не слышно ни капли злости. Я вообще не могу представить его разозленным, — это как представлять Санта Клауса голым.
— Давай, присаживайся, бери стульчик.
Только никаких стульчиков здесь, конечно же, нет. Я усаживаюсь по-турецки. Встретившись взглядами с Паркером, я улыбаюсь ему, но он неожиданно отворачивается.
— Мы как раз обсуждали наши планы на большой день, — говорит мистер Уилкокс, обращаясь ко мне. — Празднования 75-летия «ФанЛэнда»! Нам понадобятся абсолютно все руки на палубе, а так же мы задействуем волонтеров и некоторых новичков из местной школы. Торговые палатки и шатры будут работать вдвое больше, так как мы ожидаем более трёх тысяч посетителей в течение дня.
Мистер Уилкокс вещает об обязанностях специальной рабочей группы, о важности командной работы и организованности, словно нас ждал какой-то масштабный бой, а не вечеринка для кучки спиногрызов и их измученных родителей. Я слушаю его лишь вполуха, а мысленно присутствую на дне рождения Дары два года назад, когда она настояла на том, чтобы пойти в этот убогий клуб для малолеток возле Пляжа Чиппева, где тематика Хэллоуина торжествовала круглый год. Дара была знакома с диджеем — Гусем или Соколом, или что-то вроде этого. Помню, как она залезла на стол танцевать: ее маска болталась на шее, а искусственная кровь текла сверху вниз к её ключице. Дара всегда обожала такие вещи, — всякого рода переодевания: зеленый костюм на День Святого Патрика, кроличьи уши на Пасху. Она искала любой повод, чтобы сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Единственное, что ей плохо удавалось — это всё обычное.
После собрания мистер Уилкокс даёт мне инструкции касательно помощи Мод по подготовке парка. У Мод узкое лицо, будто прошедшее через тиски, короткие белокурые волосы с голубыми прядками, в ушах тоннели и хипповская одежда шестидесятых — длинная свободная юбка и кожаные сандалии, из-за чего её рабочая красная футболка смотрелась на ней еще более нелепо. Она выглядела как типичная «Мод»[10], — я так и видела, как она через 40 лет будет вязать чехол на сидушку для унитаза и проклинать всех соседских детей, чьи мячики попадают ей на крыльцо. К тому же её лицо было перекошено неизменной гримасой.
— Какой толк во всей этой репетиции? — спрашиваю я, пытаясь завязать разговор. Мы стоим напротив «Кобры» — самых больших и самых старых американских горок в парке.
Жмурясь на солнце, я наблюдаю за пустыми вагончиками, с грохотом проносящимися по извилистым рельсам. Издалека горка выглядит как змея.
— Им нужен разогрев, — отвечает она.
У нее на удивление низкий и хриплый голос, как у курильщицы. Она определенно — «Мод».