Уплетай — неправильное выражение. Я прикончила тарелку этого кроличьего корма на раз-два, и не смогла удержаться от воспоминания «ешь-сколько-влезет» в салат-баре «У Сержио»: фосфорно-светящиеся ломтики сыра чеддер, гордые лотки салата айсберг, индивидуальные коробочки магазинных сухариков, маринованные зеленые бобы и даже свекла, которая по нашему с Ники мнению, напоминала на вид разрытую могилу.
Интересно, где сегодня ужинает Ники.
— Так как проходит лето? — спросила Шерил, когда тарелки опустели. — Я слышала, ты работаешь в «ФанЛэнд».
Я бросаю еще один взгляд на папу. Шерил даже не может отличить Ники и меня. Боже мой, а нас ведь всего двое! Я ведь не спрашиваю, нравится ли Эйвери учиться в Университете Дьюка. Но, спустя миг, папа вновь возвращается к своему телефону.
— Все отлично, — отвечаю я.
Нет никакого смысла откровенничать с Шерил о том, что мы с Ники избегаем друг друга, что мои мысли гнетут меня, что мама летает в облаках, и не отрывается от телевизора.
— Только послушайте, — неожиданно подает голос папа. — Полиция сообщила, что мужчина, Николас Сандерсон, сорока трех лет, бухгалтер, имеющий дом в престижном районе на берегу Бухты Герон представляет…
— Ох, Кевин, — вздыхает Шерил. — Не здесь и не сейчас. Можешь хоть раз обойтись без своего телефона?
— …некий «интерес» для расследования, — папа поднимает глаза, моргая, будто только-только проснулся ото сна. — Интересно, и что все это значит?
— Уверенна, в «Блоттере» непременно напишут об этом, — отвечает Шерил, краем глаза посмотрев на свои идеально ухоженные ногти с французским маникюром. — Он просто помешан на всем этом, — сообщает она мне.
— Да, и мама тоже, — не знаю почему, но мне доставляет удовольствие говорить о маме при Шерил. — Она словно не может говорить о чем-либо другом.
Шерил качает головой. А я поворачиваюсь к папе, меня внезапно осенило одной идеей.
Я до сих думала о словах Сары Сноу: «Ты кого-то мне напоминаешь».
— Сноу когда-нибудь жили в Сомервилле?
Он хмурит брови и возвращается к своему телефону.
— Даже не знаю.
Значит, это — тупик. Шерил, которая обычно не может сидеть молча больше пяти секунд, вдруг подпрыгивает:
— Это ужасно. Просто ужасно. Мой друг Льюис теперь не пустит своих близняшек никуда одних. Лишняя осторожность не помешает…,- тут она понижает свой голос, — … если у нас тут маньяк гуляет по улицам.
— Мне очень жаль ее родителей, — говорит папа. — Жить одной надеждой… в неведении…
— Думаешь, было бы лучше знать? — Спрашиваю я.
Папа вновь устремляет свой взор на меня. Глаза у него красные, налитые кровью, интересно, пьян ли он уже? Он не отвечает на мой вопрос.
— Давайте сменим тему, хорошо? — Говорит Шерил в тот самый миг, когда появляется официант, на этот раз он несет порции спагетти размером с наперсток, выложенные на огромных тарелках. Шерил хлопает в ладоши, и большой рубин сверкает на одном из ее пальцев.
— Ммм, выглядит очень аппетитно. Спагетти со стеблями чеснока и свежей черемшой! Я просто обожаю черемшу! А вы?
После ужина папа сначала отвозит Шерил, — верный знак того, что он хочет поговорить со мной, что весьма забавно, учитывая его абсолютную молчаливость во время ужина, а еще потому, что я на девяносто процентов уверена, что он, подбросив меня домой, тут же обратно поедет в «Эгремонт». Мне вдруг безумно хочется его спросить: «Интересно, каково это, спать в постели покойного мужа Шерил?».
Пока мы едем, его туловище слегка наклонено вперед, а костяшки его пальцев так сильно сжимают руль, что побелели. И я задаюсь вопросом, это от того что он выпил, или потому, что ему не хочется смотреть в мою сторону?
Однако он не произносит ни слова, пока мы не подъезжаем к моему дому. Дома, как обычно, горит свет в нескольких комнатах: в спальне Ники и в ванне на верхнем этаже. Папа останавливается на парковке и, откашлявшись, произносит:
— Как дела у мамы?
Неожиданно. Вовсе не этого вопроса я от него ждала.
— Отлично, — отвечаю я, и это не совсем ложь, по крайней мере, теперь она ходит на работу вовремя… Почти всегда…
— Это хорошо. Я волнуюсь за нее. И за тебя, — он все еще мертвой хваткой держится за руль, будто может улететь в открытый космос, если разожмет пальцы, и вновь кашляет, — Мы должны обсудить двадцать девятое число.
Весьма типично для него упоминать о моем дне рождения, называя число, словно речь идет о записи к стоматологу. Папа — секретарь в суде, что означает, что он изучает страхование и риски. Иногда он смотрит на меня, словно я неудачная инвестиция, которую ему пришлось вернуть.
— Что именно обсудить? — спрашиваю я.
Если он собирается делать вид, что это какие-то пустяки, то и я последую его примеру.
Он весело смотрит на меня и произносит:
— Твоя мама и я… — он замялся.
— В общем, мы планировали собраться все вместе. Можем сходить поужинать в «У Сержио».
Не помню, когда папа и мама вместе находились в одной комнате в последний раз. Кажется, это было в течение нескольких дней после аварии, и то, они сидели на противоположных сторонах крошечной больничной палаты.
— Мы будем в четвером?
— Ну, у Шерил работа, — отвечает он, извиняясь, словно будь она не на работе, я бы пригласила ее.
Наконец он разжимает мертвую хватку с руля и поворачивается ко мне:
— Как думаешь? Это хорошая идея? Мы хотели как-то отметить этот день.
Мне хочется сказать: «Черта с два!», но папа, на самом деле, вовсе не ждет моего одобрения. Он трет глаза под очками.
— Господи, семнадцать лет. Я помню, когда… Помню, когда вы обе были младенцами, такими крошечными, что я до ужаса боялся держать вас на руках… Мне всегда казалось, что я раздавлю вас или сломаю вам что-нибудь…
Голос папы звучит хрипло. Должно быть, он более пьян, чем мне показалось.
— Звучит отлично, пап, — быстро отвечаю я. — Думаю, «У Сержио» прекрасно подойдет для этого.
К счастью, он берет себя в руки.
— Правда?
— Конечно. Это будет… особенным днем, — произношу я, целую его в щеку и отстраняюсь прежде, чем он успеет сжать меня в крепких объятиях. — Езжай домой осторожно, ладно? Машины полиции повсюду.
Странно давать наставления одному из родителей. Это смело можно добавить к списку двух тысяч других вещей, пошедших наперекосяк из-за развода, а может из-за аварии, а может, из-за всего вместе.
— Ах да, — папа вновь сжимает руль, встряхнув головой, словно устыдившись своего минутного порыва. — В розыск объявлена Мэдлин Сноу.
— Мэдлин Сноу, — повторяю я и выпрыгиваю из машины.
Я смотрю, как папа разворачивается, машу его едва различимому силуэту в окне, когда он проезжает мимо и тоже машет мне рукой. Смотрю до тех пор, пока его задние фары не превращаются в крошечные яркие красные точки, как огоньки от зажженной сигареты. Улица вновь становится тихой и спокойной, разве что кое-где слышен стрекот сверчков.
Я думаю о Мэдлин Сноу, потерявшейся где-то во мраке, в то время как пол штата ищет ее. И меня осиняет идея.
28 июля. Ники
Оказалось, что моё выступление в роли русалки было не таким уж неудачным, — детям показалось это настолько забавным, что мистер Уилкокс решил поставить комедию, и я стала неотъемлемой частью представления. Так как мы не могли рассчитывать на то, что настоящая собака будет каждый раз вгрызаться в перья на хвосте Хизер, Уилкокс потратился на большую куклу щенка с развевающимися ушами. Поэтому Хизер одновременно стала играть две роли: прыгать в своем костюме с куклой щенка на правой руке до кульминационного момента, когда собака хватает её за пятую точку.
К сожалению, я застряла в роли русалки на ближайшее будущее. Никто другой не смог бы влезть в костюм с хвостом, а Кристалл, как оказалось, не вернется к работе. Ходят слухи, что ее арестовали за что-то действительно плохое; Мод утверждает, что в той истории замешана полиция.
— Родители её поймали за позированием для какого-то порно сайта, — поведала Мод, жестикулируя с ломтиком жареной картошки в руках. — Ей платили за то, что она выкладывала свои обнаженные фото в сеть.
— Да ладно. — Дуглас, тощий и остроносый, как хищная птица, качает головой. — У неё даже сисек нет.
— И что? Некоторым парням это нравится.
— Я слышала, что она встречалась с каким-то стариком, — добавила Ида. — Её родители пришли в ужас, когда узнали об этом. Сейчас она под домашним арестом.
— Она всегда кичилась своими деньгами, — задумчиво сказала Элис. — И у неё реально всегда были хорошие вещи. Помните те часы, усыпанные маленькими бриллиантами?
— Это был сайт, — настаивает Мод. — У подружки моего кузена брат — полицейский. Там сотни таких девушек. Старшеклассниц.
— Разве Доновану арестовали не за это же? — Спросила Дуглас.
— За позирование? — Выдала Ида.
— За доступ, — Дуглас закатил глаза. — Мечта извращенца.
— Точно. — Мод забросила в рот картошку фри, потом окунула палец в густую кучку кетчупа на тарелке, — так она всегда ела картофель фри, поочередно: вначале картошку, потом кетчуп.
— Я не верю во все это, — проговорила Элис, и Мод с жалостью посмотрела на неё.
— Можешь не верить, — парировала она. — Очень скоро все докажут. Вот увидишь.
Хуже всего было то, что костюм русалки нуждался в специальной чистке, которую нельзя было делать чаще одного раза в неделю. Уже после трёх дней носки он начинал ужасно вонять, и я старалась держаться от Паркера как можно дальше. Спустя несколько выступлений я поняла, что совсем не против находиться на сцене. Роджер показал мне, как смягчать падение, — он был драматическим актером в колледже, о чем сообщил мне без намека на иронию и смущение, — и после очередного представления небольшая кучка детей протягивает мне ладошки с просьбой дать автограф. Я пишу: «Сохраняйте спокойствие! С любовью, русалка Мелинда». Без понятия, откуда взялась «Мелинда», но звучит это хорошо. Перевоплощение в Мелинду спасает меня от уборки в «Бассейне для писанья» или от оттирания блевотины с «Крутящегося Дервиша».