Это был маяк с фотографии. Над дверью красовался тисненный на штукатурке узор из трех пересекающихся треугольников. Ларри превратил маяк в свой новый дом. Оттуда он видел весь пустынный параллельный мир, в котором обитал. Хотя смотреть там особо было не на что. Была гора, на которой он жил, маяк, в котором он жил, и небольшой дом у подножия горы, откуда он пришел. Кроме этого: песок и небо, настолько ярко-синее, что его цвет казался агрессивным.
По его расчетам, он прожил в пустыне чуть больше девяти месяцев, несмотря на то что из Найт-Вэйла он исчез всего пару недель назад. Он использовал найденные в том мире листья, стебли и цветы для изготовления материалов и красок, чтобы продолжать заниматься искусством. Он бродил по пустыне, но ему не хотелось слишком далеко уходить от маяка. В каком бы направлении он ни шел, он все равно возвращался к горе.
Он начал рисовать карты новой пустыни, а потом по памяти набрасывал карты Найт-Вэйла. С точки зрения географии два эти места были похожи. Гора, на которой он находился, походила на горную цепь к северу от Найт-Вэйла, которую никто не считает реальной. Был еще высокий кактус с четырьмя хорошо запоминающимися ответвлениями – одно из них с утолщением посередине и верхушкой, словно срезанной парикмахерскими ножницами. Этот был точь-в-точь тот кактус, который он многие годы видел рядом со своим домом. Параллельный мир очень напоминал пустыню, в которой он вырос, за исключением того, что там не было зданий, автомашин, людей или фигур в капюшонах.
И вот однажды из дома вышли люди. Какое-то время он их сторонился и наблюдал за ними с маяка. Они бродили вокруг горы, спорили и вновь и вновь пытались вернуться домой через тот дом, из которого появились. В конце концов он перестал их сторониться, поняв, что это люди, которых он знал и встречал в городе. Кто-то из них остался у подножия горы, остальные поднялись к нему в маяк. Никто из них также не нуждался ни в пище, ни в воде.
С вершины горы он видел движение под песком. Плавные движения чего-то невообразимо длинного. А еще по всей пустыне он видел двери. Старые дубовые двери, не приставленные ни к каким зданиям. Но долго они не стояли. Каждый раз, когда появлялась дверь, из дома у подножия горы выходили новые люди. Похоже, дом служил входом в пустынный параллельный мир. Возможно, двери представляли собой выходы. Но невозможно было предсказать, когда появится дверь, и они не стояли так долго, чтобы он успел до них добраться. Когда дверь появлялась, плавное движение под песком быстро устремлялось к ней. Похоже, двери позволяли какому-то обитавшему под песком существу выходить на поверхность и возвращаться в свой мир. Но существо это, похоже, не могло предугадать, когда и где появятся двери, поэтому Ларри решил, что оно не создает двери, а лишь реагирует на них. Перед появлением двери раздавался грохот, и существо устремлялось на этот звук.
– Не знаю, известно ли ему было, куда ведут эти двери, – сказал Ларри. – Не знаю, было ли ему вообще что-то известно. По-моему, оно слышало грохот и реагировало на движение.
В пустынном параллельном мире перед появлением двери происходили две вещи. Сначала Ларри ощущал жуткое подергивание, а затем слышал ужасный механический скрежет – словно проворачивались шестерни или тихое постукивание лапок грызунов усиливали до оглушительной громкости.
– А что, по-вашему, служило причиной появления этих дверей, если не многоножка? – спросила Ниланджана.
– Не знаю. Но точно знаю, что первые несколько дверей, которые я увидел, были как будто управляемыми. Словно кто-то нажимал кнопку «Дверь в пустыне», она стояла там минуту-другую, а потом исчезала. Через какое-то время двери начали появляться и в старом доме у подножия горы. Они мерцали, вспыхивали, а потом пропадали. Дом словно просыпался. Как будто другие двери его будили. Как будто дом был живым.
Ларри вернулся к тому дому, но в нем по-прежнему было пусто, за исключением изображения маяка. Он пристально всматривался в фотографию. И разглядел на ней себя. Он был сфотографирован внутри маяка на вершине горы. Он долго разглядывал себя внутри маяка, а потом понял, что его там больше нет. Маяк на фото был пуст. Но комната, в которой он находился, не была пустой. В ней стояли журнальный столик, диван, висели семейные фотографии, играла старая музыка, в вазе стояли цветы, виднелся телевизор. Он почувствовал запах готовившейся еды.
Когда он подошел к окнам, он увидел городской пейзаж Найт-Вэйла – машины, людей, собак, велосипеды, вертолеты и шпионивших тайных агентов. Это был незнакомый ему район, но он был уверен, что это его родной город. Он подбежал к входной двери и распахнул ее, но она открылась в пустынный параллельный мир, а когда он заглянул в дом, тот снова был пуст, за исключением стула и фотографии.
– Я проделывал это снова и снова. Смотрел на себя на фотографии, пока не появлялась мебель, и тогда из окна дома я мог смотреть на Найт-Вэйл, – сказал Ларри. – Сначала все это было очень здорово. Я скучал по своему старому дому. Но меня начало переполнять нетерпение. Потому что чем больше дверей появлялось, тем легче было увидеть Найт-Вэйл из дома. Как будто граница становилась тоньше. Воздух в доме раскалялся и отдавал металлическим запахом. Мне хотелось домой, но я не был уверен, выдержит ли Найт-Вэйл разрыв этой границы. А потом я услышал о червяках.
– О червяках? – переспросила Ниланджана. – А что именно вы услышали о червяках? Мы нашли их в огромном количестве там, где раньше стояла пиццерия «Большой Рико».
– Да, Рико говорил, что держал у себя в подвале червяков. Но так и не сказал зачем. Рассказывал лишь, что, когда кто-то пытался открыть в Найт-Вэйле пиццерию, он приглашал владельца на встречу. Вел будущего хозяина ресторана в подвал, где они могли спокойно и обстоятельно поговорить. А потом проблема другой пиццерии переставала быть проблемой и ее предполагаемого будущего хозяина он больше никогда не видел. В результате червякам было чем полакомиться. Рико подмигнул мне, когда все это рассказал. А потом добавил, что дело не в этом. А в том, что поскольку червяки проделывали все больше ходов, земля размягчалась, становилась более пористой, и между ее слоями циркулировало все больше воды и воздуха. Он сказал, что, наверное, что-то вроде этого происходит и с домом в пустыне. Чем больше вещей проникало в тот мир, тем податливее становился портал, тот дом, позволяя проникать сквозь себя еще большему их количеству и с меньшими усилиями.
И вот вчера все изменилось. Плавно перемещавшееся подземное существо двинулось прямо на нашу гору и поднялось из-под песка. Это была гигантская многоножка, как вы и говорили. Люди, остававшиеся у подножия горы, с криками разбежались, но она не обратила на них внимания. Она полезла прямо в дом, пока вся не исчезла в небольшом здании. Когда стало ясно, что она не вернется, мы пошли за ней. Она наконец-таки проделала в границе дома огромное отверстие. Вся мебель стояла там без какого-либо вмешательства с нашей стороны. Дверь была распахнута настежь. А за дверью оказался Найт-Вэйл. Мы все вышли оттуда и вернулись к себе домой.
Я думал, что все кончилось. Я думал, мы свободны. Но вот сегодня утром я собрался выпить кофе, прежде чем пойти к вам в лабораторию, и снова услышал шум. Тот самый скрежет. И кофейня передо мной взяла и исчезла. Жуткий шум и невыносимый жар. По-моему, граница между мирами, в которой вчера образовалась дыра, рушится окончательно.
– И вы снова услышали тот самый шум? – спросила Ниланджана.
– Да. Но я так и не понял, что же это было. Жаль, что я не могу его воспроизвести для вас, мэм. Просто ужас.
Ниланджане захотелось узнать, что обо всем этом думает Карлос, но тот заперся у себя в кабинете, не внимая никаким разумным доводам и такой злой, каким она никогда его не видела. Он собирался провести эксперимент, и до его окончания ничто другое его не интересовало. Безопасность семьи была для него куда важнее любой истины, которую мог сообщить ему Ларри, но Ниланджана понимала, что она представляет огромную важность для его исследований. Не зная, что делать, она снова задумалась над страшной мыслью, пришедшей ей в голову перед появлением Ларри, и от этого у нее голова пошла кругом.
В нерешительности прикидывая, что же делать дальше, Ниланджана услышала, как Карлос перезапустил машину, готовясь к следующему тесту. Она повернулась к Ларри и увидела его вытаращенные глаза и отвисшую челюсть. Он едва дышал.
– Ларри?
Он повернулся и выбежал из лаборатории. Ниланджана бросилась за ним, но он уже выскочил из входной двери и понесся по улице.
– Ларри, что случилось? – прокричала она, но он даже не оглянулся.
Она почувствовала, как нагревается пол, и снова вспомнила о своей гипотезе. Ей хотелось бы думать, что она неверна, вопреки всем имеющимся данным. Но тут она услышала скрежет аппарата Карлоса. Жуткий металлический скрежет.
Глава 37
Многоножка была лишь насекомым. Город – лишь площадкой для наблюдений Тайной полиции, как и всегда. Ни то ни другое не являло собой причину возникновения ям или исчезновения людей.
Ее гипотеза стала рабочей теорией. С этой теорией она пробежала по лаборатории и забарабанила в дверь кабинета.
– Выключите, выключите эту штуку, Карлос!
Он открыл дверь, обеспокоенный ее тревогой. Пол нагревался все сильнее.
– Не сейчас, Нилс. Речь о безопасности моей семьи. Ее может спасти только наука.
– Это все машина, Карлос. Все дело в экспериментах.
– Что значит – машина? Вы о чем?
– Карлос, – Ниланджана понизила голос, заставив себя говорить спокойнее, чтобы он не принял все сказанное ею за следствие эмоционального срыва, – ваши эксперименты – причина появления ям. Ваши эксперименты разрушают город. Не город и не кто-то еще порождает трагедии, чтобы вам помешать. Всякий раз, когда вы начинаете эксперимент, происходят разрушения. Мы с самого начала путали причину со следствием.
Оборонительное поведение – это естественная защитная реакция. Главная задача любого существа – самосохранение. Брошенные кем-то слова о том, что ваши действия неправильны, могут быть восприняты как угроза вашему благополучию, они способны подорвать вашу репутацию, уязвить ваше чувство собственного достоинства, подставить вас под ответный удар, возможно, стать причиной потери работы, являющейся для вас источником средств к существованию, обеспечивая вам кров, пищу и саму жизнь. Момент отрицательной обратной связи, сколь бы катастрофичным он ни был, мгновенно обрабатывается в глубинах подсознания. Все эти мыслительные процессы остаются незаметными для сознания, которое не разговаривает само с собой ни на одном из человеческих языков и не использует четко выстроенные доводы «за» и «против». Для подсознания не существует «Правил регламента Роберта». Подсознание управляется нейронами, синапсами и глубокими, древними инстинктами.