Потом Морган вздохнул, и тут словно прорвало плотину:
– К сожалению, в прошлом случилось несколько инцидентов. Задолго до того, как я приехал сюда, – признался он.
– И один-два совсем недавно.
– Сказать можно все что угодно, только доказать трудновато.
– А когда все это может быть доказано? Когда все узнают, что бывшая ученица живет с преподавателем?
– Если девушка, о которой идет речь, уже не учится в школе, ей больше восемнадцати и она отрицает, что живет с преподавателем, вряд ли мы что-то сможем сделать.
– Даже если очевидно, что отношения начались, когда она еще училась в школе и была несовершеннолетней?
– И как мы это докажем? Разве что застанем учителя и ученицу в страстных объятиях. В противном случае они будут все отрицать, как он, так и она.
– А если бы их действительно застали?
– Тогда дело другое. Это серьезный проступок для человека, положение которого запрещает подобные отношения, особенно если девушка несовершеннолетняя. Преподавателя могут отстранить от работы, а потом уволить и, наиболее вероятно, навсегда занести в черный список. Кроме того, мы обязаны известить полицию.
– И все же ходят упорные слухи, что некоторые преподаватели школы Коллемби вступают в непристойные отношения с ученицами.
– Слухи – дело одно. Доказательства – совершенно другое.
– Скажите, во время вашей работы директором кого-то увольняли или заносили в черный список?
Директору явно не понравился оборот, который принимал допрос.
– Нет, но бремя доказательств падает на школу, – раздраженно ответил он, – а подобные ситуации очень трудно распутать. Знаете, сколько злобных инсинуаций в адрес учителей приходится выслушивать каждый год? Они могут разрушить жизни людей.
Морган тяжело вздохнул:
– Слушайте, я знаю, о ком вы. Это мистер Кич, верно?
– Или Пиявка Кич, как отзываются о нем ученики, – вставила Бэт, которой Кирсти коротко рассказала об этом и других случаях.
– Такое я слышу впервые. Но, видимо, есть основания. Поймите, мне ситуация нравится не больше, чем вам. Мало того, давно мучит меня, потому что это моя школа, а я связан законом и необходимостью доказательств. Могу заверить, что все сообщения о проступках, которые получаю я или другие члены преподавательского состава, тщательно расследуются, но я не вправе уволить преподавателя только потому, что о нем сплетничают. Профсоюз никогда этого не допустит. Чаще всего это оказывается лишь клеветой.
Бэт слишком хорошо знала, как опасны сплетни, и невольно вспомнила об Элис и ее брате.
– Но ведь есть и жалоба на мистера Кича, не так ли? – спросила она. – Он лапал бывшую ученицу.
– Вы знаете о жалобе. Но знакомы вы с обвинителем?
– Вы не приняли это всерьез?
– Наоборот. Очень даже принял. Я немедленно известил полицию, но оказалось, что это злонамеренная клевета.
– Вы с самого начала не верили, что это правда?
– Девушка, о которой идет речь, давно известна своей лживостью и скверным поведением. У нее много прогулов. Она не проявляла интереса к урокам, если не считать постоянного желания их сорвать, плохо училась и несколько раз была арестована за воровство в магазинах. У нее есть природные способности к сочинительству, правда весьма примитивному, которые, нужно отдать ему должное, пытался поощрять мистер Кич. У меня такое чувство, что ее домашняя жизнь крайне тяжела, и социальные службы подозревают, что над ней издевается кто-то из мужчин ее семьи, возможно ее отец или брат.
– Мистер Кич с ней занимался? В классе или вне школьных занятий?
Судя по тону, Бэт тоже кое-что подозревала, и директор это уловил.
– Он возил ее в театр вместе с другими учениками и позволял оставаться в классе, когда уроки заканчивались, хотя я предупреждал, что не стоит этого делать.
– Почему вы предупредили Кича, – вскинулась Бэт, – если его мотивы были чисты?
– Полагаю, что они были таковы, но я опасался, не захочет ли она воспользоваться ситуацией.
– Вы действительно считали, что она может ложно его обвинить?
– Мои опасения не были настолько определенны. Я просто сомневался, что ей можно доверять, – ответил Морган, тщательно выбирая слова. – Оглядываясь назад, можно сказать, что я был прав.
– Почему вы так уверены, что мистер Кич безгрешен? Разве невозможно, что он действительно сделал то, в чем его обвиняют?
– Не так уж невозможно, но, взвесив все доказательства, я решил, что их недостаточно для дальнейших действий.
– Похоже, вы не слишком долго их взвешивали, – напомнила Бэт. – Вы от них отмахнулись и немедленно натравили на девушку полицию. Это такой способ ободрять всех, кто приходит с жалобами на ваших учителей?
– Мне очень жаль, но, знай вы эту девушку, возможно, составили бы иное мнение о случившемся. Полиция допросила ее и пришла к тем же заключениям относительно ее мотивов и надежности показаний.
– И каков же мотив?
– Деньги, – пояснил Морган. – Иначе говоря, компенсация.
– И что полицейские ей сказали? – спросил Блэк.
– Меня на допросе не было. Не хотел каким-то образом влиять на полицейских.
– Но, должно быть, повлияли, когда позвонили и сообщили, что имеете дело со злостной прогульщицей и нарушительницей дисциплины.
Морган выглядел раздраженным.
– Я высказал свое мнение по этому делу, но им предстояло решать самим.
– То есть ее слово против мнения респектабельного директора школы, – буркнул Блэк себе под нос. – И каков был исход?
– Она забрала жалобу и признала, что ничего не было.
– Учителя допрашивали?
– Да. И поверили ему.
– Официально? С предупреждением о даче ложных показаний? – допытывался Блэк.
– В этом не было необходимости.
– Неужели? Не знаю. И недоумеваю. Девушка жалуется на сексуальные домогательства со стороны одного из ваших преподавателей, но из-за ее непростого характера директор немедленно отвергает ее претензии и вызывает полицию, ясно давая понять, что ей, вероятно, не стоит верить. Поэтому она забирает жалобу. Да и как могло быть иначе, учитывая обстоятельства?
– Я не слишком большой поклонник мистера Кича. Скорее наоборот. Но это единственная жалоба подобного характера, которая была подана против него. Простите за то, что не думаю самого плохого о членах своей команды. А теперь наш разговор закончен.
– Если не возражаете, я сам определю, когда разговор будет закончен, – отрезал Блэк.
Директор покорился. Хоть он и привык командовать, но тон Блэка быстро его укротил.
– Я хочу поговорить с этим мистером Кичем, – продолжал Блэк, – и с каждым, кто регулярно общался с Элис Тил.
Директор едва заметно кивнул, очевидно смирившись, но взгляд выдавал, как неприятно ему уступать кому-то власть в своих владениях.
– Разумеется, вы можете поговорить с мистером Кичем. Сейчас у него окно, так что он, возможно, проверяет работы в своем кабинете. Но не ждите, что он будет с вами откровенен.
– Почему?
Директор тяжело вздохнул, словно Кич был постоянной причиной стресса:
– Он не… как бы это выразиться… не самый общительный человек на свете. Было бы логично предположить, что у него проблемы с властью.
– Иными словами, бельмо у вас на глазу? – уточнила Бэт.
– Когда я пытаюсь внедрить что-то новое, можете быть уверены, что он окажется в авангарде сопротивления. Лично мне кажется, что он наслаждается, вступая в споры.
– Похоже, не очень вы его любите, – заметил Блэк.
– Не важно, люблю или нет, – приходится искать с ним общий язык.
30
– Морган его ненавидит, не находите? – спросила Бэт, когда они с Блэком шли по коридору к кабинету Кича.
– Директор? Совершенно верно. «Я не слишком большой поклонник мистера Кича», – передразнил он директора. – На самом деле он имел в виду, что мистер Кич – придурок.
Бэт сверилась с клочком бумаги, на котором был записан номер кабинета.
– Эти коридоры бесконечны, – проворчала она.
– Что ж, школа-то немаленькая.
Судя по тону, Блэку очень хотелось спросить, чего она ожидала.
– Они свозят учеников со всей округи. Не только из города.
Как будто она вдруг об этом забыла! Бэт так и подмывало спросить: «Откуда же мне это знать?» – но она передумала. Нужно держать себя в руках.
– Что вы думаете о директоре? – спросила она тихо, опасаясь, что их кто-нибудь услышит.
– Если не считать высокомерия и постоянного защитного тона, с ним все в порядке.
«Кто бы говорил!»
Они поздно поняли, что оказались не на том этаже, и поднялись на следующий и там наконец нашли блок, где были кабинеты английского и сценического мастерства, а также школьная библиотека. В дальнем углу притаилась комната с буквами УИЦ на двери.
– Что это означает? – спросила Бэт.
– Учебно-информационный центр.
– Откуда вы знаете?
Блэк показал на стенную табличку с указателями к различным отделам, библиотеке и учебно-информационному центру. Стрелка показывала именно на эту дверь.
– Ой, – вырвалось у Бэт.
– И вы называете себя детективом?
Бэт едва не прокусила губу, но смогла проигнорировать шпильку.
– Это комната, где отсиживают свой срок нарушители и где происходят исключения из школы, – сообщила она. – Кирсти сказала, что это называется блоком наказаний.
Кич был в своем кабинете. Они видели его сквозь вертикальную стеклянную вставку в середине двери. На столе лежали тетради, но он их не проверял. Сидел развалившись на стуле, положив ноги на стол. Он был в сером спортивном костюме, что было весьма странно для учителя английского, и был занят тем, что смял листок бумаги в шарик, который потом чересчур широким жестом швырнул через плечо. Тот полетел по широкой дуге, отскочил от стены, как баскетбольный мяч, и свалился в мусорную корзинку в углу. Бэт заметила, что рядом с корзинкой лежало довольно много таких шариков. Очевидно, он часто промахивался. И теперь принялся сминать очередной листок. Тут Бэт постучала в дверь.