е сегодня вечером увидят эти кадры по телевизору; Двойник принимал эстафету и всем своим видом должен был вселять уверенность и спокойствие: ничего особенного не происходит, все прогнозируемо и под контролем, еще год и экономика наладится, инфляция снизится, продукты подешевеют, показатели придут в норму. В таком духе беседа и проходила, две минуты на съемки истекли, сидевшие за сто-ликом подождали, пока телевизионщики покинут помещение, и продолжили никого ни к чему не обязывающий разговор. Министр уже не пыжился, видно было – переживает и словно извиняется ввиду отсутствия хороших новостей, коими с удовольствием попотчевал бы ВВ, Двойник поощрительно кивал, задавал лаконичные, из четырех-пяти слов, вопросы (в рацеи пускаться ему было запрещено – чем короче, тем лучше, меньше шансов проколоться на какой-нибудь чужой, не свойственной оригиналу интонации). Яков Петрович чувствовал: у министра и толики сомнений нет, что беседует с Самим, и это было самое важное. На беседу с губернаторами отводилось по полчаса на каждую. С ними тоже все было ясно: одного следовало спросить относительно высокой безработицы в регионе, почему живет на дотациях (губернатор – кандидат на вылет), другого попросить поделиться положительным опытом, как, имея еще сравнительно недавно три дышавших на ладан градообразующих предприятия в больших городах, удается занять население работой, найти внутренние источники финансирования – не все же казну доить… Первый, краснолицый, одышливый, был не в своей тарелке, заметно нервничал, изредка путался в ответах и косился на камеры – понимая, что песенка его спета и скоро будет снят, хотел произвести надлежащее впечатление на жителей своей области, которые прильнут к экранам, но получалось скверно, отчего дышал тяжело и вытирал платком испарину на лбу. Двойнику стало его жалко, однако неприятные вопросы вынужден был задать. Мужик нормальный, хозяйственник, как Яков Петрович понял из справок, на чиновничьей работе относительно недавно, но что он может сделать, если в регионе мало заводов, в селе работать в условиях местного климата и малородящей земли мало кто хочет, фермеры налогами задавлены, да и сколько их там, фермеров… Зато другой хозяин области, в фаворе у власти, соловьем распелся, все-то у него в шоколаде, только Яков Петрович понимал, что невелика губернаторская заслуга: заводы оборонные, денег, отобранных у медицины, школ, библиотек и прочего, в последние годы туда брошено немерено, госзаказы огромные, отсюда и занятость населения, только нужна ли их продукция, конкурентна ли… Двойник легко оперировал экономическими понятиями – не зря же прежде в банке работал, и на новой службе поднаторел, получая сведения из первых рук. Предшественник губернатора погорел в одночасье, вызвав гнев Самого: надо было поехать в город, в котором в разгар суровой зимы вырубилось отопление, а областной голова испугался, проигнорировал поездку, заявив, что жители его убьют. Новому везет, зимы стоят не слишком морозные, с отоплением пока порядок, вот он и надувает щеки. Двойник решил рискнуть (проснулось на мгновение авантюрное начало) и поинтересовался, правда, не под камеру, съемка уже закончилась, чем занимается супруга губернатора, если доход их семьи триста с лишним миллионов, а на долю мужа приходится всего четыре с половиной миллиона. В списках рекомендованных вопросов этот отсутствовал. Собеседника словно перекосило, на лице изобразился едва ли не ужас: промямлил что-то про бизнес жены в сфере строительства, клятвенно заверив, что не имеет к этому ни малейшего отношения – она все сама, сама… Яков Петрович был удовлетворен – значит, может сеять страх в подчиненных, когда захочет. Никто вольности в беседе не заметил. Задав положенные вопросы и выслушав положенные ответы, Двойник покинул рабочий кабинет: пожалуй, вышло неплохо, нигде вроде не оступился. Куратор похвалил и отпустил на выходные домой – надобность в нем в эти дни не имелась. Пожимая протянутую на прощание руку куратора, Яков Петрович внезапно (сам от себя не ожидал!) задал вопрос, от которого теплые зеленоватые, как крохотные светофорчики, зрачки Олега Атеистовича потемнели и враз стали холодно-отчужденными. Фраза выглядела некорректной, сам не понимал, как решился выпалить такое, может, на гребне сегодняшнего успеха что-то изнутри подвигло, произнес и испугался: эк, куда меня занесло… Куратор поморщился, как от укола, слегка покачал головой в знак неодобрения, однако не ушел от ответа, цедя слова: – Вас интересует, не уезжает ли надолго ВВ и не предстоит ли вам замещать его каждодневно, так? Мы уже обсуждали этот вопрос – работы, скорее всего, прибавится. А вот когда, это нам неведомо, этого никто не знает и знать не может, это – лишь в воле вождя. Захочет – уедет, не захочет – останется. Исчезает он внезапно и так же внезапно воз-вращается. Надо быть готовым ко всему, понятно?! Произнесенное куратором убедило Двойника – подсказанное интуицией предположение, выразившееся в пусть и в неуместном вопросе, родилось не на пустом месте. На протяжении последних лет ВВ периодически устраивал спектакли, исчезая из поля зрения всех тех, кто с ним общался по делу, и прессы; где он и что с ним, знали лишь избранные, самые близкие люди, ну и личная охрана. Началось в марте 2015-го, когда его внезапное исчезновение породило слухи и домыслы одни чуднее других – Яков Петрович, еще банковский служащий, хорошо помнил этот момент. Как только не изгалялись так называемые публицисты, аналитики, комментаторы, которых хлебом не корми, а только дай порассуждать о Верховном Властелине (тогда сие еще дозволялось в определенных пределах). Залег на дно, оказавшись с треклятой Новороссией и вообще с Украиной в аховой ситуации, добившись изоляции Западом, санкций и попав как кур в ощип с убийством Немцова у кремлевских стен. Заговор генералов, вроде бы все высшее руководство меняется на людей в погонах, короче, военная диктатура, а ВВ, выполнив свою часть работы, может уйти в отпуск. Теория “черного лебедя”: дескать, ничего особенного не происходит, налицо лишь эмоциональный кризис общества, народ ожидает самого худшего, ищет зловещие знаки, тайные заговоры, символы надвигающейся беды, а Сам сознательно спрятался, дабы стимулировать такие разговоры. Еще одно объяснение: Запад увидит панику и хаос в отсутствие ВВ и обрадуется его возвращению. Болезнь. Якобы с позвоночником проблемы после неудачного приземления на пердолете после полета со стерхами, или рак поджелудочной железы – родители-то померли от онкологии, или негативные последствия от уколов ботокса и пластических операций, а также глубокое одиночество и депрессия. Некоторые знатоки предлагали свое объяснение: причиной исчезновения могло стать и рождение ребенка. Швейцарское издание утверждало, что в одних из клиник страны Арина родила третьего ребенка от ВВ, то ли мальчика, то ли девочку. По официальной же версии никуда ВВ не делся. Работал с документами, встречался с губернаторами и членами Совета безопасности, приказывал и делал заявления. Правда, свежие новости о лидере нации пресс-служба Кремля подкрепляла старыми фотография-ми и видеоматериалами, блогеры тут же фальшак обнаружили. Двойника, чтоб мог достойно заменить, у вождя тогда не было – это теперь понимал Яков Петрович, а восемь лет назад вместе с другими горячо обсуждал исчезновение… И вот с той поры ВВ устраивал такие побеги, как минимум, дважды в год, иногда пропадал неделю, иногда две, по-разному; страна не всегда знала об этом, ибо в наличии теперь имелся Двойник, отрабатывавший по полной программе, правда, его не слишком эксплуатировали, все-таки опасаясь засветки – вдруг какой-нибудь дотошный собеседник унюхает: царь-то ненастоящий! Чаще шло официальное сообщение без телевизионной картинки. Полностью доверять непревзойденному таланту Якова Петровича стали, благодаря стараниям куратора, лишь в последние пару лет. Раз или два, мимолетом, посещало Двойника причудливое желание, отталкивающее вроде бы невозможностью осуществления и притягивающее именно этим – он представлял себя в образе ВВ, полным распорядителем его мыслей и чувств, и мнилось: никакой он не Высший Властелин и нет никакой управляемой им страны, то есть страна есть, но существует сама по себе, без какого-либо его присутствия и вмешательства, он и некая юная особа обитают на далеком острове, где мало людей и разговаривают они на другом языке, их пристанище – крытая пальмовыми листьями хижина из бамбука, в ста метрах от бирюзового прозрачного океана, они купаются, нежатся на песке, дурачатся, как дети, обнимаются и целуются, едят простую пищу рыбаков и ловят рыбу сами, нет ни недремлющих соглядатаев, ни забот и головной боли по поводу упавших цен на нефть и газ, расползающейся по швам экономики, нехватки денег и продуктов, продовольственных карточек, изнурительной борьбы за сакральные ценности, нет маленьких кровавых войн, в которых страна вроде и не участвует, а если участвует, то на стороне врагов Запада; нет извечных происков Америки, потуг сковырнуть его, как прыщ, нет запрета на все, что можно запретить, особенно зловредную, пакостную Сеть, нет изгойства, в которое вогнал сам себя, нет твердого стремления держать запуганный народ в повиновении, не ослабляя вожжи ни на мгновения, вообще, нет ничего, отягощающего мозг, – только он и она и никого рядом, и ощущение счастья, вечности отпущенного им времени, чего он никогда прежде не испытывал; закрывал глаза и видел воображением прибрежный песок пляжа, шепчущую ленивую волну, сумасшедшие рассветы, когда кажется, что красное, как догорающий уголь, солнце выбрасывает вспухающие и переплетающиеся волокна протуберанцев, неправдоподобно-буйные краски закатов, напоминавшие отголоски белых ночей города на болотах, только здесь, в воображаемом пространстве, они куда ярче и сочнее, чем на его родине в мае, – и тут же усилием воли выключал экран, гасил неуместные и даже опасные расслабляющие эмоции: судьбе угодно было сделать его вождем, и он не имеет права изменять своей миссии, да и невозможно это – снова стать простым смертным, обыкновенным, заурядным человеком, ищущим и находящим радости в самом обыденном, пусть и поется в песне о нем: ты такой же, как все, человек, а не Бог… Он давно и бесповоротно, незаметно для себя, превратился в заложника обстоятельств, выбранных им самим, и не находил выхода из замкнутого круга, по правде, и не искал, страшась и опасаясь, а если бы и попытался поддаться искушению и вырваться, то не смог бы преодолеть силу гравитации… …Пребывание Верховным Властелином в мыслях и воображении хотя бы краткий, измеряемый секундами, отрезок времени отзывалось внутри сладостной негой, но секунды испарялись, как капли росы на солнце, и Двойник вновь становился Яковом Петровичем, надевавшим парик и приклеивавшим усы, чтобы не смущать и не путать охрану и дать возможность только одному человеку быть и оставаться ВВ, рабом на галерах, как он однажды сам изволил обозначить свое пребывание на этой земле. Яков Петрович решил покемарить часок-другой перед дорогой, нервное напряжение давало себя знать, да и спешить не хотелось. В который раз поймал себя на странном ощущении – домом для него давно стали резиденции ВВ, а не элитное жилье на улице Удальцова, проданное ему по себестоимости как сотруднику ФСО. В двухуровневой квартире с остек