Годом раньше блогеры заговорили о том, что теперь у вождя глаза, как у калмыка, зарубежье вовсю обсуждало версию о неудачной пластике и ботоксе. Но дело не только во внешности: ВВ перестал узнавать старых знакомых (например, сослуживцев из КГБ), не понимает без перевода немецкий язык, часто говорит невпопад, путается в фактах собственной биографии.
Что здесь правда, а что выдумка, нынешний Двойник не знал, при-знаться, его это мало занимало: прежних двойников (если они, конечно, были) и след простыл, теперь только ему была доверена ответственная миссия.
Так вот, в первые два года много чего приключилось. Однажды, прибыв на объект (образцово-показательная больница в приволжском городе), открыл дверцу лимузина раньше времени, вышел наружу и с ужасом увидел, как на него движется Сам, а сгрудившийся у входа медперсонал аплодирует высокому гостю, получается – не одному, а двоим ВВ; охрана мигом загородила Двойника, оттеснила к лимузину, Сам, кажется, ничего не заметил, но, как сказал один из телохранителей, разговоры по больнице пошли.
Двойнику сделали внушение, призвали быть более внимательным, не спешить, но вскоре он прокололся снова: не успев перегримироваться, будучи голоден, в образе вождя влетел в столовую губернаторского офиса, где Сам проводил совещание с активом уральской области, подавальщицы еды выпали в осадок при виде ВВ, он все понял и спешно ретировался.
И был случай в бане, это уже на одной из госдач на Алтае, куда Сам приехал отдохнуть и порыбачить: Двойник в свободные часы решил попариться, снял грим – парик и усы, в парной нежились еще трое мужиков, в белесом тумане никто ничего не заметил, а на выходе в предбаннике на него вылупили глаза – ребята из охраны встали, как по команде, прикрыв руками срамные места. Вот была умора…
Cледующий эпизод мог иметь серьезные последствия, если бы кто из начальства узнал, но – прокатило… Прилетев в славящийся веселыми нравами дальневосточный город, ВВ остановился в резиденции смотрящего по линии Кремля за краем, вместе с ним разместились охранники, а Двойнику и обслуге сняли номера в лучшей гостинице. Две девицы в блузках с вызывающим декольте, в мини-мини…, черных сетчатых колготках и сапогах-ботфортах – прикид не оставлял сомнений в роде занятий, заговорили с Двойником у входа в отель; девицы представились – Алена и Кристина – и нагло вперившись в него, повели беседу на предмет любви и дружбы. С проститутками Двойник не связывался, но тут, словно бес в ребро: почему бы и нет, время позднее, он на службе не понадобится. В номер вести девиц побоялся, те предложили поехать к ним.
Такси остановилось у 9-этажного панельного дома, девицы привели Двойника в квартиру, которую, похоже, снимали, не очень опрятную, с потертой светлой кожаной мебелью и устоявшимся запахом парфюма; быстро накрыли на стол: колбаса, сыр, коньяк, предупредив, что закуска и выпивка – за счет клиента. Двойник пошел в ванную, снял усы и парик – неизменные атрибуты гримирования, сейчас он имел право расслабиться, парик мог сползти в самый ответственный момент а усы – отклеиться, и вернулся в комнату. Девицы остолбенели, потеряли дар речи.
“И впрямь, похож, как две капли воды… ты чего, клон его или Двойник? – проявила сообразительность Алена, придя в себя. – Властелин мужик классный, я в седьмом классе училась, четырнадцать лет, соплюшка, но уже месячные пришли и на мужиков зырилась, так вот, в газете фотка была полуголого ВВ, на коне гарцующего, и грешная мыслишка в шалую башку заползла – думаю, здорово с ним бы потрахаться, а не с пацанами местными в подворотнях; однако куда нам, провинциалкам, у него, небось, таких сотни перебывали… а ты как по этой части? – это уже Кристина, – обещаем незабываемый вечер удовольствий: не довелось с Самим, так хоть с двойником…”
Девицы и впрямь оказались искусницами и вытворяли с ним такое, что он только диву давался, откуда брались у него силы, но и силы оказались на исходе второго часа; наконец, предмет вожделений боевых подруг свернулся улиткой и не подавал признаков жизни, несмотря на все ухищрения; Двойник сполоснулся в душе, оделся и распрощался, заплатив щедро и получив на прощание комплимент: “А ты молодец, крепенький, не посрамил ВВ…” Девицы заставили его напоследок сфотографироваться с каждой из них и втроем, он не смог отказать в их вполне объяснимом желании, хотя на его месте мало кто согласился бы – зачем оставлять компромат. Такая вышла история… слава богу, без последствий.
Подмены следовали не столь часто, в последние же месяцы куратор требовал каждодневного совершенствования и шлифовки навыков, и это настораживало Двойника. Что-то происходило за кулисами кремлевского театра, но что – он не мог уразуметь, а спросить, понятное дело, язык не поворачивался: кто я такой, чтобы лезть туда, куда не положено по службе… Может, снова исчезновение?..
Иногда, правда, подсказывался иной ответ: ВВ стареет, хоть и всячески подчеркивает крепость и боевитость духа и тела, да и Арина, сильно огрузневшая, как-никак мать троих детей, вряд ли, как прежде, стимулирует, подалась возрасту, хотя всегда была склонна к полноте, не зря еще в свои знаменитые чемпионские годы имела прозвище “телевизор”; несколько раз Двойник видел ее, раздавшуюся в бедрах, гулявшей в сочинской Резиденции по кипарисовой аллее вдоль фонтанов. Наступает, видать, пора, когда ему, Двойнику, придется все чаще заменять ВВ, беседовать один на один с политиками, министрами, бизнесменами… Как в кукольном театре: когда марионетка снашивается и приходит в негодность – готовят ее копию, и спектакль продолжается; важно, кто стоит за ширмой и дергает за ниточки.
С этими мыслями Двойник отошел к противоположной стене гостиной и двинулся к зеркалу стремительной походкой танцора и мастера боевых искусств, подтянутой и развинченной одновременно, а еще неторопливой, утиной; лет пятнадцать назад кое-кто из существовавшей тогда оппозиции уничижительно писал – некрасивой, плебейской, переваливаясь корпусом с одной стороны в другую, как беременная на последнем месяце; но то было допреж, такого фамильярного тона по отношению к любимцу народа никто давно уже себе не позволяет, да и оппозиция приказала долго жить.
Совершенствовать и шлифовать… А еще – досконально изучать характер и привычки, хотя, казалось бы, все изучил и узнал об оригинале. Куда уж больше… И тем не менее, без конца перечитывал ранее сделанные выписки из книг и статей о ВВ. Такое чтение поощрял куратор и даже снабжал литературой, которую Двойник при всем желании достать не смог бы. И вот в одной книжке, появившейся на свет в злосчастном Нью-Йорке еще в 2012-м, прочитал и записал слово в слово…
“Мало кто мог по-настоящему раскусить, распознать, быть мо-жет, главный его секрет – склонность к лицедейству, страсть тайную и безущербную в силу возможностей, которые она открывала: если надо было, безупречно играл роль демократа, в другом случае – милостивого Повелителя, в третьем – жесткого Хозяина; но была и еще одна потаенная способность, можно сказать, талант, не зарытый в землю, которым пользовался в особых случаях – как зеркало, отражал того, с кем беседовал, создавая иллюзию, что перед ним – свой в доску парень, которого не нужно бояться, которому можно доверять; настоящее искусство, ему нельзя обучиться, как профессии, может, поэтому заокеанский президент, заглянув в глаза ВВ, увидел в них душу, а другие президенты, премьеры, короли на фотографиях находили свое поразительное сходство с ВВ; лишь журналистка из ближнего круга, позже изгнанная за своеволие и разглашение того, о чем следовало молчать в тряпочку, почувствовала это, описав, как ВВ умудрялся с пугающей точностью копировать мимику, прищур глаз, изгиб шеи, двойной подбородок и даже черты лица своего визави и буквально мимикрировать под него, причем делал столь искусно и ловко, что собеседник этого явно не замечал, а просто ловил кайф.
А потом за работу взялись ученые, и один из них составил психологический портрет ВВ: “мираж», “фантом” – самые точные определения, в нем все словно намечено пунктиром: кажется, что внятно, но через миг исчезает, только что был здесь – и уже нет, перемещается, как будто вовсе не делая движений, стремительная походка танцора и мастера боевых искусств, подтянутая и развинченная одновременно, легкий поклон, полуулыбка, движение руки навстречу – и в тот же миг, как прекрасно отлаженная пружина, чуть откинувшись назад, почти вытягивается по стойке “смирно”, становится серьезным, вслед за танцором появляется в образе фокусника, выхватывающего нужную карту, а еще через миг перед нами колпак с бубенчиками, которые звенят, отвлекая внимание, и колпак лихо сдвигается вперед, реален, как галлюцинация, и призрачен, как хорошо знакомая реальность, то ли мелькнувшая фея, то ли моль из шкафа бабушки, легко, как из матрешки, извлекает из себя чуть-чуть иные лица, мнения – иные, но похожие на предыдущие, словно про-свечивающие друг через друга. Это удивительное свойство переводной картинки – то отпечатываться ярче, то становиться пастельной, то исчезать, при умении не выделяться – очень сам по себе, этакий Колобок – и от тех ушел, и от этих укатился… а в каких-то ситуациях готов юркнуть серой мышкой, забыв про свой статус, но вдруг из мышиного образа выглядывает почти нарцисс: на автопилоте бол-тает, двигается, даже рассуждает – если и не любуясь собой, то глядя откуда-то извне, при этом присущее ему напряжение ненадолго снимается, быстрые решения – очевидные достоинства – выглядят приятным контрастом после лет мумифицированного существования российских политиков на трибуне, ключевая роль – Старшего Брата: и старшим пособить, поберечь, поблагодарить, уважить – и младших понять, поднять, подбодрить, да и плечо подставить, корректен, адекватен, сиюминутен, включен, редкое умение быть незаметным и незаменимым, в его репертуаре имеются и легко сменяются недоговоренность, предельная резкость на грани грубости, банальная внятность, пунктир рождающегося образа – и зачастую все по одному и тому же поводу, иногда в речи мелькнет неуловимая тень косноязы-чия и банальности – и тут же заменяется точными акцентами смысла, стиля, логики, чуть выдавливает слова, оставляя впечатление производимой работы и некоторой тяготы рождения смыслов, не поддается инерции формального общения – может неожиданно найти живое слово для случайного собеседника, обладает удивительным чувством юмора, мастерством точных и неожиданных сопоставлений, демонстрирует его с неохотой, скорее использует для себя и совсем близких, накапливает энергию долго и медленно, но очень экологично, как солнечная батарея, разряжается очень сильно, точно, быстро и неожиданно, умеет ловить и эффективно использовать “воздушные потоки” – гибко перестраиваться и крутиться то быстрее, то медленнее, до брезгливости чистоплотен, но не боится запачкаться, потому что “грязь” не пристает, как хирург стремится не отрезать лишнего, хотя старается иссечь то, что необходимо, краем сознания помнит о последствиях, возбуждается от вида жертвы, от сознания своей власти, однако стремится не показывать этого, здоров, но тень мигрени призрачно маячит рядом, не склонен фиксироваться на болезни, однако отзвук возможного телесного неблагополучия не отступает совсем, это касается и почек.