Грант продиктовал Теду названия двадцати с небольшим отелей, исходя из предположения, что молодой человек, приехавший из пустыни или крошечного провинциального городка, будет искать для себя караван-сарай, который был бы достаточно большим, веселым и не слишком дорогим. И просто для ровного счета Грант добавил пару самых известных дорогих; молодые люди, в кармане у которых деньги, полученные за несколько месяцев работы, бывают иногда экстравагантны.
– Думаю, обойдемся этими, – сказал Грант.
– А что, есть еще?
– Если он не остановился ни в одном из этих, тогда мы потонули, потому что нам придется обследовать все отели в Лондоне, чтобы найти его, не говоря уж о пансионах.
– О’кей. Я начинаю завтра с утра. Мистер Грант, мне хочется сказать, как я благодарен вам за все, что вы для меня делаете. Тратите свое время на то, что никто другой сделать бы не смог; я хочу сказать, к чему полиция и не притронулась бы. Если бы не вы…
– Послушайте, Тед. Я не склонен к благотворительности, я делаю то, что доставляет мне удовольствие, возбуждает мое любопытство, и я наслаждаюсь всем этим от души. Если бы это было не так, поверьте, меня не было бы в Лондоне. Сегодня я спал бы в Клюне. Так что доброй ночи, спите спокойно. Мы с вами расколем этот орешек.
Грант повесил трубку и пошел посмотреть, что миссис Тинкер оставила на плите. Это оказалась картофельная запеканка с мясом. Грант отнес ее в комнату и рассеянно съел; мысли его были по-прежнему прикованы к Ллойду.
Что было знакомого в Ллойде?
Грант прокрутил в уме те несколько минут, прежде чем впервые ощутил чувство узнавания. Что делал Ллойд? Отодвигал панель книжного стеллажа. Отодвигал ее элегантным жестом, сознавая его изящество, слегка любуясь самим собой. Что было здесь такого, что вызвало ощущение, будто это очень хорошо знакомо?
Было кое-что даже еще более странное.
Почему Ллойд спросил «на чем?», когда он упомянул строчки, нацарапанные Кенриком?
Такая реакция, конечно же, совершенно неестественна.
Что в точности он сказал Ллойду? Он сказал, что его интерес к Кенрику был вызван несколькими нацарапанными им стихотворными строчками. Нормальный отклик на это должен был бы звучать: «Стихотворными строчками?» Ключевым словом во фразе было слово «строчки». То, что они были нацарапаны, имело второстепенное значение. И то, что человек отреагировал на эту информацию вопросом «на чем?», было необъяснимо.
Если не считать того, что человеческая реакция вообще необъяснима.
По опыту Грант знал, что иногда во фразе важными оказываются несущественные, не относящиеся непосредственно к делу слова. Весьма удивительные и полезные открытия лежали в области между утверждением и non sequitur[75].
Почему Ллойд спросил: «На чем?»
Грант отправился спать, так и не решив эту проблему; с тем и заснул.
Утром он начал обзванивать всех специалистов по Аравии и к концу этой «охоты» вовсе не был удивлен, что она не дала никакого результата. У тех, для кого изучение Аравии было просто хобби, очень редко имелись деньги, чтобы поддерживать чужие идеи. Они сами искали кого-нибудь, кто субсидировал бы их работу. Единственный шанс заключался в том, что кто-то из них настолько заинтересовался сделанным предложением, что согласился поделиться полученными деньгами. Но ни один из этих людей никогда не слышал ни о Шарле Мартине, ни о Билле Кенрике.
К ланчу Грант закончил свой опрос и теперь стоял, глядя в окно, и ждал звонка Теда Каллена, раздумывая, выйти ли поесть где-нибудь или попросить миссис Тинкер сделать ему омлет. День опять был серым, но дул легкий ветерок, и в воздухе стоял запах влажной земли, напоминавший о деревне. Хороший день для рыбалки, отметил про себя Грант. На какой-то момент он пожалел, что не шагает сейчас по пустоши к реке, вместо того чтобы воевать с лондонской телефонной сетью. И даже не обязательно это была бы река. Он уселся бы после полудня в дырявую лодчонку на Лохан-Ду, имея Пэта в качестве компаньона.
Грант повернулся к письменному столу и стал приводить в порядок вскрытую и уже прочитанную утреннюю почту. Он наклонился, чтобы бросить разорванные листы и пустые конверты в корзину для бумаг, и на полпути застыл.
Вот оно.
Грант понял наконец, кого напомнил ему Херон Ллойд.
Крошку Арчи.
Это было так неожиданно и так смешно, что он плюхнулся на стул и расхохотался.
Что общего у Арчи с элегантным, утонченным человеком, каким был Херон Ллойд?
Крушение надежд? Конечно же нет. То, что они оба были иностранцами в странах, которым посвятили себя? Нет, слишком натянуто. Должно быть что-то гораздо более близкое.
Потому что Ллойд напомнил ему именно Крошку Арчи. Теперь он в этом не сомневался. Грант ощутил ни с чем не сравнимое облегчение, которое наступает, когда вспоминаешь чье-то имя, дотоле ускользавшее из памяти.
Да, Крошку Арчи.
Но чем?
Что общего у этой столь не похожей друг на друга пары?
Жесты? Нет. Фигуры? Нет. Голоса? Так, что ли?
«Тщеславие, болван!» – сказал Гранту его внутренний голос.
Да, верно. Тщеславие. Патологическое тщеславие.
Грант сидел не шевелясь и думал, он больше не веселился.
Тщеславие. Первое, что требуется для совершения преступления. Постоянный фактор, присутствующий в образе мышления преступника.
Если только предположить, что…
Телефон у локтя Гранта неожиданно заурчал.
Звонил Тед. Он сказал, что добрался до номера восемнадцатого и теперь чувствует себя глубоким-глубоким стариком, но что в жилах у него течет кровь пионеров и он продолжит поиски.
– Прервите их ненадолго и приезжайте, пойдем куда-нибудь поесть.
– О, я уже съел свой ланч. Пара бананов и молочный коктейль на Лэйчестер-сквер.
– Боже милостивый! – воскликнул Грант.
– А что такого?
– Крахмал, вот что.
– Немножко крахмала не помешает, когда ты уже слишком размяк. А как ваши успехи?
– Никак. Если он отправился на север к кому-то, кто обещал ему поддержку, то, вероятно, это был просто любитель, а не человек, всерьез занимающийся Аравией.
– О-о. Ну ладно, я пошел дальше. Когда мне теперь позвонить вам?
– Как только дойдете до конца списка. Я дома и буду ждать вашего звонка.
Грант решил довольствоваться омлетом и, пока миссис Тинкер готовила его, расхаживал по гостиной, позволяя мыслям витать, изобретая самые немыслимые теории и тут же спускаясь обратно на землю, на уровень здравого смысла; это было похоже на бег телеграфных проводов, если смотреть на них из окна вагона – как они все время летят вперед и постоянно притягиваются обратно.
Если бы только у них была отправная точка. Что, если Тед доберется до конца списка и все впустую? Ведь через несколько дней надо возвращаться на работу. Грант перестал рассуждать о тщеславии и его возможных последствиях и стал высчитывать, сколько времени потребуется Теду, чтобы обследовать оставшиеся четыре отеля.
Однако раньше, чем Грант успел покончить с половиной омлета, Тед явился сам. Он был в упоении от успеха, и вид у него был торжествующий.
– Не знаю, как в связи с Биллом вам пришла в голову эта маленькая скучная дыра, – заявил он, – но вы оказались правы. Там-то он и остановился.
– И что это за маленькая скучная дыра?
– «Пентлэнд». С чего вы о нем вспомнили?
– У него международная репутация.
– У этого?
– И англичане останавливаются там из поколения в поколение.
– Очень похоже!
– Значит, Билл Кенрик поселился в нем. Этим он мне нравится еще больше, чем раньше.
– Да-а, – протянул Тед чуть поспокойнее. Упоение триумфом потихоньку спадало. – Мне бы так хотелось, чтобы вы познакомились с Биллом. Не найти никого лучше Билла.
– Садитесь и выпейте кофе, нейтрализуйте ваш молочный коктейль. А может, хотите чего-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо, лучше кофе. Действительно, пахнет как настоящий кофе, – добавил Тед удивленно. – Билл выехал третьего. Третьего марта.
– Вы спросили про его багаж?
– Конечно. Они сначала ничего не хотели искать. Но потом вытащили гроссбух размером с Книгу Судей и сказали, что мистер Кенрик ничего не оставлял ни в кладовой, ни в сейфе.
– Значит, он отнес вещи в камеру хранения на вокзал, чтобы иметь их под рукой, когда вернется из Шотландии. Если он рассчитывал, вернувшись, улететь самолетом, тогда, я думаю, он оставил вещи на Юстонском вокзале, чтобы сразу забрать их по пути в аэропорт. Если же он собирался ехать морем, то, скорее всего, отвез багаж на вокзал Виктория, перед тем как явиться на Юстон. Билл любил море?
– Средне. Он не умирал по нему. Зато у него была страсть к паромам.
– Паромам?
– Ну да. Кажется, это началось, когда он был маленьким, в городке, который назывался Помпеи, – знаете, где это?
Грант кивнул.
– Билл все время проводил на пароме, где возили за пенни.
– За полпенни, наверное.
– Ну все равно.
– Так что вы думаете, он выбрал бы паром. Ладно, можно попробовать. Но если он опаздывал на свидание с вами, мне кажется, он бы полетел. Вы узнаете его чемоданы?
– О да. Мы с Биллом жили вместе в бунгало компании. Я помогал ему паковать чемоданы. По правде сказать, один из них мой, если уж на то пошло. Он просто взял оба. Он сказал, что, если мы купим много вещей, мы можем купить и чемодан для…
Голос у Теда вдруг сорвался, и он уткнулся в чашку с кофе. Это была большая широкая чашка с розовым трафаретным «китайским» рисунком. Марта Халлард привезла ее Гранту из Швеции, зная, что он любит пить кофе из больших чашек; в нее очень удобно было утыкаться, если нужно было скрыть свои чувства.
– Понимаете, у нас нет билета, чтобы востребовать чемоданы. А я не могу использовать официальные пути. Но я знаю многих служащих на больших вокзалах и, может, смогу уговорить их помочь нам потихоньку. А вашим делом будет найти их. Билл был любителем наклеек, как вы думаете?