…стояла в маминой комнате, сжимая в руке письма, на которых было написано мое имя, а конверты не были запечатаны, тогда я открыла верхний и развернула листок, и увидела слова: «пожалуйста, приходи поскорее, пожалуйста», и я поняла…
…поняла, что говорю вслух. Я сказала: «Как ужасно, когда женщина хочет иметь детей, но не может». Медсестра недоуменно оглянулась. Совсем юная. «Вам не понять», – сказала я и…
Айрис стоит на пороге гостиной. Алекс устроился в углу дивана и берет пульт. Оживает телевизор, на экране появляется хмурый диктор и карта с серыми кругами. Диктор показывает на карту и объясняет, куда идут грозовые облака.
Она садится рядом, поджав ноги, и опускает голову ему на плечо. Они вместе смотрят на карту.
Алекс устраивается поудобнее, почесывая руку.
– Я предупредил Фран, что, наверное, останусь здесь.
– Останешься?
– На ночь.
– Да? – Айрис скрывает удивление. – Хорошо. Как хочешь.
Он качает головой:
– Как ты хочешь.
– Что?
– Я останусь на ночь, если ты хочешь.
Айрис выпрямляется:
– Алекс, к чему ты ведешь? Я тебе всегда рада, но…
Он прерывает ее ровным, бесстрастным голосом:
– Ты что, не понимаешь, когда тебе делают одолжение? Я останусь у тебя, чтобы тебе было спокойнее. Ты тут одна, с Эсме…
– Не выдумывай! Эсме совершенно…
Алекс сжимает ее лицо ладонями и притягивает к своему. От удивления Айрис на мгновение замирает, а потом принимается яростно вырываться.
– Послушай, – произносит он, глядя ей в глаза. – Я предлагаю тебе помощь. В таких случаях говорят «да» и «спасибо». Так что, остаться мне на ночь? – Он заставляет Айрис кивнуть. – Хорошо. Договорились. А теперь скажи: «Большое спасибо, Алекс».
– Большое спасибо, Алекс.
– Большое пожалуйста. Я лягу на диване, – поясняет он, разжимая руки.
Айрис отодвигается и приглаживает волосы.
– Конечно.
Показывают полуразрушенное здание, вышедшую из берегов реку, вырванные с корнем деревья и разбитые машины.
– А помнишь, – вдруг произносит Алекс, – когда мы в последний раз спали под одной крышей?
Айрис качает головой, не сводя глаз с экрана.
– Одиннадцать лет назад. В ночь перед моей свадьбой.
Айрис молча смотрит на изношенный край его рукава, на темное пятнышко – что это, чернила? – на истончившуюся ткань рубашки.
– Только в тот раз на диване спала ты. А не я.
Айрис вспоминает, как гудела неисправная лампочка в коридоре у двери его крошечной квартирки в Манхэттене, как ей не спалось после долгого перелета на жестком, будто набитом камнями диване. Она вспоминает, как грохотал за окнами город. И как Алекс пришел к ней посреди ночи. И она сказала: «Нет. Ни в коем случае. Нет». И вырвалась из его объятий. А он удивился и спросил: «Но почему?» Они не виделись почти девять месяцев, так надолго они прежде не разлучались. Айрис проходила практику в Москве, объясняла угрюмым русским подросткам тонкости английской грамматики.
Она крикнула тогда: «Алекс! У тебя завтра свадьба! Забыл?» А он ответил, что ему все равно и он не хочет жениться. «Так не женись!» – сказала Айрис. Но он сказал, что ничего отменить нельзя. «Все можно отменить, – отрезала она, – если нужно». И тогда он стал кричать на нее: «Зачем ты уехала в Россию? Почему ты меня бросила?» И она закричала в ответ: «Я не могла отказаться! А тебе незачем было ехать в Нью-Йорк, незачем жить здесь, незачем жениться на Фран!» – «Так надо», – ответил он.
Не произнося ни слова, Айрис выпрямляется и опускает ноги на пол.
– Так что у тебя с этим Лукасом? – спрашивает Алекс, вертя в руках пульт от телевизора.
После короткой паузы Айрис отвечает:
– Его зовут Люк.
– Люк, Лукас… какая разница? – пожимает плечами Алекс. – Что вы собираетесь делать?
– В каком смысле?
Алекс вздыхает:
– Не прикидывайся дурой. Попробуй ответить честно.
– Ничего не собираемся, – отвечает она, по-прежнему глядя на экран. Говорить о Люке ей хочется не больше, чем о ночи перед свадьбой Алекса, однако рассуждать о настоящем все-таки легче, и она продолжает: – Почему он вообще тебя интересует? У меня нет никаких особых планов.
– Так и останешься его содержанкой? Господи, Айрис, – Алекс бросает пульт на диван, – тебе не кажется, что ты продаешься задешево?
Она уязвленно вскидывает брови:
– Я себя не продаю. И я ему не содержанка. Что за отвратительное слово! Если ты думаешь…
– Айрис, я тебя не критикую. Просто интересно…
– Что интересно?
– Не знаю. – Алекс пожимает плечами. – Он… ты… Не знаю. Он тебе действительно нравится?
Айрис вздыхает, падает на подушки, откидывает голову и зажмуривает глаза, нажав на них пальцами, а когда открывает, комната переливается всеми оттенками лилового.
– Он хочет бросить жену, – говорит она, глядя на тень от торшера на потолке.
– Угу, так и бросил, – цедит Алекс и тянется за пультом. – А если все же решится, что ты сделаешь?
В комнату входит Эсме и медленно движется к ним. Откинувшись на подушки, Айрис наблюдает за гостьей. Эсме никого не замечает, девушка и юноша на диване перед телевизором для нее словно не существуют.
– Что я сделаю? – переспрашивает Айрис. – Сойду с ума. От ужаса. Сам знаешь.
Эсме на мгновение замирает посреди комнаты и направляется к письменному столу у стены. Что ее там заинтересовало? Стол? Нет. Эсме внимательно рассматривает фотографии и открытки, которые Айрис прикрепила к стене. На экране по-прежнему бушуют ураганы и льют дожди.
Услышав удивленный голос Эсме, Айрис оборачивается.
– Что вы сказали? – переспрашивает она.
Эсме показывает на фотографии.
– Это я, – говорит она.
– Вы?
– Да. На этой фотографии – я.
Айрис срывается с дивана. Она рада любому предлогу, чтобы сбежать от Алекса.
– Вы уверены?
Неужели у нее над столом фотография Эсме? Откуда?
Эсме показывает на коричневую карточку с загнутыми уголками, которую Айрис когда-то нашла в бабушкином столе и прикрепила над своим, на память. Две девочки и женщина стоят возле большого белого автомобиля. На женщине белое платье, шляпа надвинута на глаза, на плечах лисья горжетка. У старшей девочки волосы завязаны лентой, на ногах аккуратно подтянутые гольфы. Она держит за руку младшую сестру, которая смотрит вдаль. Силуэт второй девочки вышел немного расплывчато, наверное, она дернулась, когда фотограф щелкнул затвором объектива. Девочка похожа на призрак, она как будто исчезает с фотографии. На детях одинаковые платья, только у младшей развязалась лента. В руке девочка-призрак держит игрушку – погремушку или рогатку.
– Нас фотографировали в Индии, возле дома, – поясняет Эсме. – Мы собирались на пикник. Китти в тот день напекло голову.
– Неужели это вы? – Айрис ошеломленно разглядывает ставшую вдруг незнакомой старую фотографию. – Невероятно. Фотографии столько лет, а я и не думала поинтересоваться, кто эта маленькая девочка. Как глупо. У вас же одинаковые платья. – Айрис хмурится. – Не догадалась, что рядом с бабушкой – младшая сестра.
– Почему ты решила, что эти девочки – сестры?
– Вы, конечно, не похожи, но все остальное! Я даже не спросила, кого она держит за руку. Правда, я нашла эту фотографию, когда бабушка стала совсем плоха, к тому времени ее перевезли в дом престарелых.
Эсме, не отрываясь, смотрит на Айрис:
– Она очень больна?
Айрис прикусывает заусенец и морщится:
– Трудно сказать. Врачи говорят, что сердце у нее здоровое. С памятью гораздо хуже. Никто точно не знает, что у нее в голове. Некоторые события она помнит, о других давно забыла. Мне кажется, она вернулась на тридцать лет назад. Меня она не узнает. Для нее Айрис – маленькая девочка в прелестном платьице.
– А то, что было еще раньше, она помнит? Лет сорок или пятьдесят назад?
– И да, и нет. По-разному. Как повезет. – Айрис вздыхает и неожиданно признается: – Я спрашивала ее о вас. Специально к ней ездила. Сначала она молчала, а потом сказала кое-что очень странное.
Эсме молча смотрит на нее, как будто не слышит, и Айрис повторяет:
– Я ездила к Китти. И спросила ее о вас.
– Да, – кивает Эсме. – Я поняла.
– Хотите узнать, что она сказала? Или нет? Я могу не рассказывать, если вы…
– Что же она сказала?
– «Эсме не хотела отдавать ребенка».
Эсме мгновенно отворачивается и указывает на другую фотографию:
– Твоя мать?
Айрис отвечает не сразу. Она все еще думает о ребенке. Чей это ребенок? Похоже, от Эсме правды не добиться.
– Да, – наконец кивает она и показывает Эсме фотографии, объясняет, кто на них изображен:
– Это моя кузина с ребенком. Это Алекс с моей мамой в Нью-Йорке, на Эмпайр-стейт-билдинг. Это мои друзья, мы отдыхали в Таиланде. Вот моя крестница в костюме ангела на Рождество. Это мы с Алексом, совсем маленькие – нас сфотографировали здесь, в саду. А это свадьба моей подруги.
Эсме внимательно слушает, как будто стараясь запомнить, кто есть кто.
– Как много у тебя друзей, – тихо произносит она. – А где твой отец?
– Отец?
– У тебя есть его фотография?
– Да. Вот он. – Айрис показывает на фото.
Эсме осторожно снимает кусочек картона со стены и подносит к лицу.
– Сфотографирован незадолго до смерти, – поясняет Айрис.
…сбежала от мамы и Дункана и уехала на такси. Сказала, что пройдусь по магазинам. Пока мы ехали, я воображала, как войду в уютный домик и увижу ее в спальне, у окна, в кресле. И она улыбнется, а я накрою ей ноги пледом, почитаю вслух. Она возьмет меня за руку и поблагодарит. Мы доехали очень быстро. Не прошло и десяти минут. Я-то воображала, что ее увезли за город, а все так близко. Я огляделась, но никого не увидела, никаких пациентов на прогулке, никаких гостей. У двери меня встретила медсестра и проводила в кабинет к доктору, который вертел в руках чернильную ручку. Он сказал: «Рад вас видеть, мисс…», а я его перебила: «Миссис. Миссис Локхарт». Он извинился, кивнул и сказал, что хотел связаться с моими родителями. Он сказал…