– Она живет здесь? – переспрашивает Эсме.
Китти сидит в кресле, спиной к огромному, от пола до потолка, окну. Ее комната залита ярким солнечным светом. На Китти твидовый пиджак, юбка, лакированные туфли без каблуков – словно она готова отправиться на прогулку. Седые волосы лежат красивой волной.
– Бабушка, – произносит Айрис, подходя к Китти, – это я, Айрис.
Китти поворачивает к ней голову и отвечает:
– Только по вечерам. Днем – очень редко.
– Я твоя внучка, Айрис, а это…
– Да, да, я знаю, – сердито фыркает Китти. – Чего тебе?
Айрис опускается на табурет рядом с Китти.
– Я привела к тебе новых знакомых. То есть одну новую… Алекса, может быть, ты помнишь… – Глубоко вздохнув, Айрис сообщает: – Это Эсме.
Эсме неподвижно стоит у двери, склонив голову набок.
– Что ты сотворила со своими волосами? – взвизгивает Китти, и Айрис подпрыгивает от неожиданности.
Этот вопрос Китти задала ей.
– Ничего особенного, – оправдывается Айрис. – Немного подстриглась… Бабуля, смотри, это Эсме. Твоя сестра – Эсме. Ты ее помнишь? Она пришла тебя навестить.
Китти не поднимает головы, смотрит только на цепочку для часов, поглаживает ее, сжимает пальцами, и все же Айрис уверена, что она понимает гораздо больше, чем говорит. По комнате скользят тени. Китти перебирает звенья цепочки. Где-то далеко играют на рояле, и нежный голос плывет в вышине.
– Привет, Кит, – произносит Эсме.
Китти дергает головой, и слова сыплются из ее рта без перерыва, как будто она давно отрепетировала эту бессвязную речь:
– …сидела там, закинув ноги на подлокотник кресла? Читала? И что мне было делать? Меня бы никто не взял. Ты совсем не изменилась, все такая же. И это не я, знаешь ли. Не я. Я не брала. Зачем мне? Что за глупость. Да и к лучшему. Все к лучшему. Признайся! И отец так сказал, и доктор. Не знаю, зачем ты пришла и откуда взялась. Что ты на меня смотришь? Он был мой, мой, только мой. Спроси, кого хочешь. Я не брала, – отчетливо повторяет Китти. – Не брала.
– Что ты не брала? – с любопытством спрашивает Айрис, склоняясь к ней.
Эсме разжимает ладони и упирается руками в бока.
– Я все знаю, – произносит она.
Китти опускает голову, щиплет тонкими пальцами ткань на коленях, будто вычищая застрявшую соринку. Айрис переводит взгляд с одной сестры на другую, потом смотрит на Алекса, и он недоуменно поднимает брови.
Эсме обходит комнату. Касается кровати, лоскутного покрывала, выглядывает в окно на цветущий сад, на крыши домов вдалеке и подходит к сестре. Мгновение она молча смотрит на Китти, а потом касается пряди волос у нее надо лбом, будто приглаживая растрепавшуюся челку. Странный жест, мимолетный.
– Я бы хотела остаться с сестрой наедине, – произносит Эсме, глядя прямо перед собой. – Пожалуйста.
Алекс и Айрис идут по коридору. Очень быстро. Один из них берет другого за руку – не определить, кто решился первым. Выходят на залитую солнцем дорогу. У машины останавливаются.
– Ну и ну, – выдыхает Алекс. – Что это было? Ты не в курсе?
Айрис поворачивается к нему. Солнце бьет в глаза, и Алекс кажется ей темным, расплывчатым силуэтом в золотистой дымке. Она отдергивает руку и упирается ладонями в крышу машины.
– Не знаю. Но мне кажется…
– Что тебе кажется? – Алекс облокачивается об автомобиль рядом с Айрис.
Она отталкивается от машины. Руки болят, как будто она долго не шевелилась, и мышцы застыли. Надо подумать. Китти и Эсме. Эсме и Китти. Меня бы никто не взял. Не выпускала ребенка. Мой, только мой.
– Не знаю, – качает головой Айрис.
– Правда?
Она отпирает машину и садится за руль. Алекс опускается на пассажирское сиденье. Они смотрят, как мужчина подстригает траву на лужайках, как пожилые люди гуляют по тропинкам. Айрис думает об Эсме и Китти. И еще одна мысль не дает ей покоя.
– Я понятия не имела, – отрешенно произносит она. – Понятия не имела, что его жена… беременна. Я бы никогда…
Алекс откидывается на спинку сиденья и долго молча смотрит на Айрис.
– Бедная моя, – вздыхает он. – Не бойся, я тебе верю.
Они сидят в машине. Алекс берет ее за руку, и Айрис не сопротивляется.
– Тебе никогда не приходило в голову, что мы попусту тратим время? – тихо спрашивает он, по очереди гладя ее пальцы.
Айрис рассеянно смотрит на него, мысленно повторяя недавно услышанные слова. Я не брала. Я все знаю.
– Что ты сказал? – переспрашивает она.
– Я сказал, – почти шепотом говорит Алекс, заставляя Айрис ловить каждое слово, – что мы с тобой попусту тратим время. Ты и я. Тебе так не кажется?
У Айрис перехватывает дыхание. Она расправляет плечи и касается свободной рукой руля. Пожилой мужчина остановился в тени высокого дерева и запрокинул голову. Увидел птицу?.. Айрис пытается высвободить руку, но Алекс не дает.
– Для меня на всем свете всегда была только ты. Сама знаешь.
Айрис вырывает руку, выходит из машины и застывает, повернувшись к ней спиной и зажав ладонями уши.
Дверь у пассажирского сиденья со скрипом открывается, по гравию шуршат шаги. Алекс опирается одной рукой о крышу автомобиля, а другой вынимает из пачки сигарету.
– Чего ты испугалась, Айрис? – с улыбкой спрашивает он и щелкает зажигалкой.
Эсме держит подушку обеими руками. Наволочка из плотной ткани цвета бургундского вина туго набита поролоном. По краю подушка обшита золотистыми кисточками. Эсме переворачивает подушку раз, другой и опускает ее на диван, ставит аккуратно, туда же, откуда недавно взяла.
В комнате две женщины. Одна сидит, другая стоит.
Эсме медлит у окна.
Деревья покачиваются на ветру. Из-за облаков выходит солнце, и повсюду ложатся тени: под деревьями, под солнечными часами, под камнями у фонтана. Появляются тени и у Айрис с Алексом. Они стоят у машины и ссорятся; девушка сердито размахивает руками, и тень размахивает руками вместе с ней.
Эсме пятится, не сводя глаз с девушки и юноши. На женщину в комнате она не смотрит. Если вести себя правильно, то и думать о ней пока не придется. Если смотреть в другую сторону, то можно вообразить, что в комнате никого нет, и ничего не случилось. Как хорошо, что все стихло. Никто не шумит. Одна сидит, другая стоит. Только руки деть некуда. Эсме садится, изо всех сил сцепив пальцы: костяшки белеют, ногти розовеют, под кожей вздуваются жилы. Она смотрит в сторону.
За ее спиной, у кровати, с потолка свисает длинный красный шнур. Эсме увидела его, как только вошла в комнату. Она знает, что это. Если потянуть, где-то зазвенит звонок. Скоро она встанет. Сделает несколько шагов по ковру, глядя прямо перед собой, потому что больше не хочет ничего видеть, не хочет запоминать, и дернет за красный шнур. Вот только дождется, пока солнце скроется за облаками, на солнечных часах исчезнут стрелки, а на сад опустится тень.
– Ничего я не испугалась! – кричит Айрис. – Уж тебя я точно не боюсь!
– Я ничего такого и не говорил. – Он пожимает плечами. – Да, я вмешиваюсь в твою жизнь, потому что это касается и меня.
Айрис в ярости оглядывается. Что лучше: сесть в машину и уехать или швырнуть в Алекса пригоршню гравия из-под ног?
– Прекрати, – задыхаясь, просит она. – Перестань. Все кончилось… очень давно… мы были детьми, и…
– Нет.
– Да.
– Мы не были детьми. Но спорить я с тобой не буду. Мы выросли, правда? – Он усмехается и выпускает струйку дыма. – Есть только ты и я. И никто нам не нужен.
Айрис не знает, что ответить. В голове ни одной мысли. Пустота. Кто-то бежит по гравию, и Айрис встревоженно оглядывается. Санитарки в белых халатах с пейджерами в руках спешат к зданию. Айрис поднимает глаза на окна. От одного из них кто-то отступает в глубь комнаты.
– Видишь ли, – продолжает Алекс, – все потому…
– Тише, – прерывает она. – Эсме…
– Что?
– Эсме, – повторяет она и показывает на окно.
– Что с ней?
– Мне надо…
– Что?
– Надо… – начинает было она, и вдруг какая-то мысль, спрятанная в дальнем уголке, выбивается вперед, как лодка, отвязанная от причала.
Мой, только мой. Не выпускала. Фотография отца. Айрис подносит руку к губам.
– Ох, – вздыхает она. – Ох, господи.
Айрис идет к зданию, сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее. Алекс догоняет ее, зовет. Она не останавливается, распахивает дверь и бежит по коридору. Сворачивает за угол так быстро, что задевает плечом за стену. Она должна добраться туда первой, найти Эсме, сказать ей, спросить. Она спросит: «Ведь это правда?»
Но у комнаты Китти уже собралась толпа, и Айрис проталкивается сквозь тесные ряды пожилых людей с очень бледными лицами, уворачивается от санитаров.
– Пропустите меня, – просит Айрис, – пожалуйста.
Внутри тоже суетятся люди, звенят тревожные голоса.
Кого-то просят отодвинуться. Кто-то в белом неразборчиво кричит в телефонную трубку. Двое склонились над стулом у окна. Видны только ноги в плотных чулках и лакированные туфли. Айрис отворачивается, закрывает глаза, а когда открывает их снова, видит Эсме. Она сидит у окна, сцепив руки на коленях. Ее взгляд устремлен на Айрис.
Айрис садится рядом. С трудом расцепив холодные пальцы, берет Эсме за руку. Что же она хотела сказать? О чем спросить? Алекс стоит с ней рядом, она чувствует на плече его руку, слышит его голос. «Нет, поговорить с ней нельзя», – говорит он кому-то и просит отойти. Айрис хочется коснуться его, ощутить знакомую твердость тела, убедиться, что он действительно здесь, рядом. Но она не может выпустить руку Эсме.
– Солнце не зашло за облака, – говорит Эсме.
– Что вы сказали? – Айрис склоняется к ней, чтобы расслышать каждое слово.
– Солнце. Не зашло. А я все равно дернула шнур.
– Да, конечно. – Айрис сжимает ладонь Эсме обеими руками и шепчет: – Эсме, послушай…
Люди в белом уже рядом, что-то говорят, вскрикивают, окутывают их белым облаком. Кругом белая накрахмаленная ткань. Белое облако давит Айрис на грудь, на плечи, забивается в рот. Люди в белом подходят к Эсме, поднимают ее с дивана, отрывают от Айрис, но Айрис не разжимает пальцы. Она крепко держит Эсме за руку. Она пойдет с ней, в белом облаке, рядом, сквозь толпу, из комнаты, в коридор и дальше.