Перед ними большая комната, вдоль стен выстроились стулья. Три женщины за столом играют в карты. Слабые солнечные лучи проникают сквозь узкие высокие окна, из-под потолка бормочет телевизор. Айрис останавливается прямо под телевизионным экраном, пока медсестра что-то уточняет у своей коллеги. Подходит женщина в длинном, растянутом сером кардигане, останавливается слишком близко и переминается с ноги на ногу.
– Сигаретки не найдется? – спрашивает она.
Айрис бросает на нее острый взгляд. Молодая, пожалуй, моложе Айрис, волосы очень темные у корней, но соломенно-желтые на концах.
– К сожалению, нет, – отвечает Айрис.
– Дайте сигарету, – настойчиво просит женщина. – Пожалуйста.
– У меня нет. Простите.
Женщина не реагирует на ответ и не двигается с места, обдавая шею Айрис зловонным дыханием. У противоположной стены пожилая женщина в мятом платье ходит от стула к стулу, повторяя высоким чистым голосом:
– Он всегда приходит усталый. Очень, очень усталый. Надо вскипятить чайник.
Еще кто-то свернулся калачиком, сцепив руки над головой.
– Юфимия! – доносится до Айрис.
Медсестра стоит у двери, упершись руками в бока. Проследив за ее взглядом, Айрис отыскивает в дальнем углу высокую женщину, которая, стоя к ним спиной, поднялась на цыпочки у окна.
– Юфимия! – снова кричит медсестра и, раздраженно хмурясь, обращается к Айрис: – Она меня слышит, я знаю. Юфимия, к тебе пришли!
Женщина поворачивается: сначала голова, потом шея, потом все тело. Она движется медленно, будто пробуждающееся от спячки животное. Юфимия смотрит на Айрис и оценивает ее взглядом, не двигаясь с места. Потом смотрит на медсестру. Снова на Айрис. Одной рукой женщина держится за решетку на окне. Она размыкает губы, но с них не срывается ни звука. Наконец, откашливается.
– Кто ты? – спрашивает Юфимия.
Медсестра говорит громко, как часто обращаются к глухим:
– К ней редко приходят… Правда, Юфимия?
Айрис направляется к женщине.
– Меня зовут Айрис. – Девушка, которая просила сигарету, шипит у нее за спиной: «Айрис, Айрис…» – Вы меня не знаете. Я… я внучка вашей сестры.
Юфимия сдвигает брови. Женщины смотрят друг на друга. Айрис вдруг понимает, что ожидала увидеть дряхлую, едва стоящую на ногах старуху, жалкое подобие человека, ведьму из сказки. А перед ней высокая женщина с резкими чертами лица и внимательными глазами. В том, как она поднимает изогнутые брови, сквозит надменность. Ей наверняка не меньше семидесяти, однако от нее веет чем-то необъяснимо детским. Волосы зачесаны набок и скреплены заколкой, она одета в платье с цветами и широкой юбкой – не самое подходящее для пожилой женщины.
– Кэтлин Локхарт – моя бабушка, – объясняет Айрис, подойдя ближе. – Ваша сестра. Кэтлин Леннокс.
Рука на зарешеченном окне вздрагивает.
– Китти?
– Да. Наверное.
– Ты внучка Китти?
– Да.
Юфимия выбрасывает вперед руку и хватает Айрис за запястье. Айрис невольно отшатывается. Юфимия тотчас же разжимает пальцы.
– Не бойся, – с непонятной улыбкой говорит она. – Я не кусаюсь. Садись, внучка Китти. – Женщина опускается на стул и указывает на другой, рядом. – Я не хотела тебя напугать.
– Я не испугалась.
Женщина снова улыбается:
– Испугалась, я знаю.
– Юфимия, я…
– Эсме, – поправляет она.
– Что, простите?
Женщина закрывает глаза.
– Меня зовут Эсме, – медленно и отчетливо произносит она.
Айрис оглядывается на медсестер. Неужели они ошиблись?
– Если ты еще раз на них посмотришь, – спокойно произносит Юфимия, – хоть раз, меня сразу уведут. Запрут в пустой комнате на целый день или дольше. Мне бы этого не хотелось. Надеюсь, ты понимаешь. Повторяю: я не сделаю тебе ничего плохого, поэтому, пожалуйста, не оборачивайся.
Айрис опускает взгляд на пол, на руки пожилой женщины, которая разглаживает на коленях платье, смотрит на свои зашнурованные ботинки.
– Хорошо. Простите.
– Меня всегда звали Эсме, – тем же тоном продолжает женщина. – К сожалению, здесь в ходу только мое первое имя – Юфимия, поскольку именно оно указано на официальных документах. Меня назвали Юфимия Эсме. Но я всегда была просто Эсме. Моя сестра, – женщина бросает на Айрис мимолетный взгляд, – уверяла, что «Юфимия» звучит, как будто овца чихнула.
– Вы им говорили? – спрашивает Айрис. – О том, что вас зовут Эсме.
Эсме улыбается, пристально глядя Айрис в глаза:
– Думаешь, меня кто-то слушает?
Айрис пытается задержать взгляд на лице пожилой женщины, но ее глаза блуждают.
– Прошу меня простить. Я отвыкла говорить подолгу, а теперь, кажется, не могу остановиться. Итак, – продолжает Эсме, – расскажи мне о Китти. У нее были дети?
– Да, – удивленно отвечает Айрис. – Один ребенок. Мой отец. Вы… вы не знали?
– Я? Нет. – Она обводит унылую комнату мерцающим взглядом. – Видишь ли, я давно ни с кем не общаюсь.
– Он умер, – выдыхает Айрис.
– Кто?
– Мой отец. Он умер, когда я была совсем маленькая.
– А Китти?
Девушка, выпрашивавшая сигарету, все еще повторяет имя Айрис свистящим шепотом, а другая женщина бормочет монолог об уставшем муже и чайнике.
– Китти? – рассеянно переспрашивает Айрис.
– Она… – Эсме склоняется еще ближе и проводит языком по губам, – …жива?
Айрис задумчиво смотрит на собеседницу.
– Вроде того, – осторожно отвечает она.
– То есть как?
– У нее болезнь Альцгеймера.
Эсме смотрит на нее не моргая.
– Болезнь Альцгеймера?
– Это форма потери па…
– Я знаю, что такое болезнь Альцгеймера.
– Конечно. Простите.
Эсме на минуту отворачивается и смотрит в окно.
– Больницу закрывают, да? – резко спрашивает она.
Айрис неуверенно ерзает на стуле, едва не поворачивается взглянуть на медсестер, но в последний момент сдерживается.
– Они не признаются, – продолжает Эсме. – Тем не менее это правда, так?
Айрис молча кивает.
Эсме берет в ладони руку Айрис.
– Ты приехала, чтобы забрать меня, – нетерпеливо произносит она. – Вот почему ты здесь.
Айрис изучает лицо пожилой женщины. Эсме совсем не похожа на ее бабушку. Неужели перед ней действительно родственница, член семьи?
– Эсме, до вчерашнего дня я даже не знала о вашем существовании. Никогда не слышала вашего имени. Я бы очень хотела вам помочь…
– Потому ты и приехала? Скажи: да или нет?
– Я сделаю все, что смогу…
– Да или нет, – повторяет Эсме.
Айрис с трудом сглатывает ком в горле.
– Нет, – говорит она. – Я не могу. Я… Я даже не…
Эсме, не дослушав, убирает руки и отворачивается. Что-то неуловимо меняется в ее лице, и у Айрис вдруг перехватывает дыхание – по лицу пожилой женщины скользнула какая-то тень, будто облако пролетело над гладью пруда. Айрис еще долго сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, даже когда Эсме поднимается, пересекает комнату и выходит в одну из дверей. Айрис не верит своим глазам. В лице Эсме она на мгновение увидела черты своего отца.
– Не понимаю, – говорит Алекс, стоя перед прилавком. Сегодня суббота, полдень, они с Фран заглянули в магазин, принесли Айрис несъедобный сэндвич из невероятно дорогой кулинарии. – Я ничего не понимаю.
– Алекс, я четыре раза тебе объясняла, – отвечает Айрис.
Она оперлась о прилавок и крутит в руках детскую кожаную перчатку. Материал слишком мягкий, вещица сделана безвкусно, и Айрис пробирает озноб.
– Сколько еще раз мне нужно повторить те же слова, чтобы они пробили твой слишком крепкий череп и…
– По-моему, Алекс хочет сказать, что ему сложно понять мотив твоего поступка, – мягко прерывает ее Фран. – Ты берешь на себя огромную ответственность.
Айрис внимательно оглядывает невестку. Какая-то она вся однотонная, светло-бежевая – и волосы, и кожа, и одежда. Фран, скрестив ноги, сидит на стуле возле примерочной, и – не может быть! почудилось? – на вешалке висит ее плащ. Она не любит подержанные вещи, одежду с чужого плеча. Так и сказала однажды Айрис. «Что, если в этих вещах кто-то умер?» – спросила она. «Ну и что?» – ответила ей тогда Айрис.
Алекс все выспрашивает о Юфимии Леннокс.
– Ты хочешь сказать, что никто о ней даже не слышал? Ни ты, ни твоя мать – вообще никто?
Айрис вздыхает:
– Именно так. Мама говорит, что папина мать была единственным ребенком. Она и сама об этом часто упоминала. Говорила, что у нее не было ни братьев, ни сестер.
Алекс откусывает от сэндвича и спрашивает с набитым ртом:
– И откуда мы знаем, что все это не чья-то ошибка?
Айрис вертит перчатку в руках. На запястье мерцают три перламутровые пуговицы.
– Ошибки нет. Я ее видела, Алекс. Она… – Айрис прерывает себя, бросив взгляд на Фран. – У них есть документы. Официальные, заверенные нотариусами документы. Неопровержимые доказательства. Это бабушкина сестра, живая и здоровая, в сумасшедшем доме.
– Поразительно… – Фран никак не может подобрать слова, даже глаза закрывает от усилий. – Такое происшествие в семье… Очень… очень…
– Неожиданно? – подсказывает Айрис.
Именно это слово Айрис терпеть не может всей душой.
– Да. – Их взгляды встречаются. Фран моргает. – Айрис, я не говорю, что у тебя странная семья, я просто…
– Ты ничего не знаешь о моей семье.
Фран смеется:
– Я знаю Алекса.
Она протягивает руку, чтобы коснуться его рукава, но он стоит слишком далеко, и ее рука виснет в воздухе.
Айрис молчит. Хотя ей хочется сказать: «Что ты знаешь о моей семье?» И еще: «Я притащилась на твою свадьбу аж в чертов Коннектикут, а никто из твоих родственников не соблаговолил сказать мне хоть слово. Это, по-твоему, не странно?» И добавить: «Я подарила тебе самое прекрасное на свете скандинавское платье-пальто, а ты его ни разу не надела».
– Вопрос только один, – произносит Айрис. – Как я управлюсь. Мне или…
– Подожди-ка. – Алекс ставит на стол бутылку с водой, и Айрис внутренне ощетинивается от его командного тона. – К тебе это не имеет ни малейшего отношения.