– Я здесь временно. Меня зовут Иоганнес. Кажется, я видел вас раньше. Вы ведь уже приходила сюда однажды, да?
– Да, – кивнула Вин, – мы просто хотели посмотреть.
– А как вас зовут? – спросил он, и Вин улыбнулась, потому что он произносил слова необычно, со странным акцентом.
– Я – Бронвин, хотя все зовут меня Вин. А это Френсис. – И ткнула большим пальцем в сторону подруги, которая стояла чуть поодаль, стесняясь незнакомца.
Иоганнес улыбнулся, но испуг, как вспышка молнии, тут же стер улыбку с его лица. Они услышали скрип проезжающей мимо повозки по Холлоуэй и голос возчика, подгоняющего лошадь, которая с трудом взбиралась на холм. Иоганнес вжался в угол, судорожно дыша, глаза его метались. И Френсис почувствовала жалость к нему. Как она могла бояться его, когда он сам так напуган и столь знакомый звук заставил его затрепетать, как кролика?
– Это всего лишь лошадь и повозка, – сказала Френсис. – Тебе нечего бояться.
Вин, прищурившись, посмотрела на него и склонила голову набок.
– Ты от кого-то прячешься? – спросила она решительно.
Иоганнес ответил не сразу. Он нагнулся за старой банкой из-под масла, поднял, выпил немного воды и вытер рот грязным рукавом. Френсис заметила, что в его волосах застряли веточки и травинки, а шнурок на одном из грязных башмаков порвался. Иоганнес бросил на подружек быстрый взгляд и тут же отвел глаза.
– Вы умеете хранить секреты, сестренки? – спросил он наконец, часто моргая, и затем попытался улыбнуться.
– Да, – хором ответили девочки.
– Я здесь скрываюсь. Мне необходимо спрятаться. Но есть мне тоже нужно. Вы можете мне что-нибудь принести?
– От кого ты прячешься? – не отставала Вин.
А Френсис задумалась, что бы она могла принести ему поесть. Теперь это было непросто, поскольку все, что ей вручала мать для перекусов, она отдавала Вин и, кроме того, тратила на нее все свои карманные деньги. Френсис сомневалась, что Вин захочет поделиться.
– Я прячусь… прячусь от людей, которые хотят поймать меня и держать в плену, – наконец сказал Иоганнес.
На самом деле, подумала Френсис, он не ответил на поставленный вопрос, но Вин он устроил. Было видно, что ее интерес рос по мере того, как воображение дорисовывало недосказанное.
– Тогда тебе лучше не показываться никому на глаза, – сказала она глубокомысленно. – Мы скоро вернемся и что-нибудь тебе принесем.
– Принесете? Правда? Прошло уже много дней с тех пор, как я ел последний раз.
– Ну я же сказала. Разве не понятно?
– Вы добрые… вы очень добрые. Но пожалуйста, никому не говорите обо мне. Вы должны вести себя тихо, как маленькие мышки. – Он приложил палец к губам. – Вы должны молчать, сестренки.
– Конечно, мы ничего никому не скажем, – беспечно ответила Вин.
Подруги решили попытаться украсть что-нибудь из кухни Норы Хьюз, поскольку мать Френсис уже дала ей кусок пирога с ветчиной, чтобы она могла продержаться до ужина, и Вин с жадностью проглотила его. Однако это оказалось очень рискованно, и операцию пришлось отменить. Отец Вин, как обычно, сидел в своем кресле между камином и дверью в заднюю комнату, и, когда они попытались проскользнуть мимо него, он протянул руку и схватил Френсис за запястье, удивленно моргая.
– Ты не похожа на мою дочурку, – сказал он.
Френсис чуть не вскрикнула от неожиданности и вся сжалась от этого прикосновения. Потом она с замиранием сердца покачала головой, подтверждая его догадку.
– Ну и чья же ты тогда?
Френсис не смогла ответить. Она вмиг лишилась дара речи, настолько велик был страх сказать что-то неправильное. Она просто смотрела на него, приоткрыв рот, пока Билл не перевел взгляд на Вин.
– Эта соплячка что, полоумная? – обратился он к Вин, и из-за валлийского акцента вопрос прозвучал почти музыкально, несмотря на грубость голоса.
– Это моя подруга Френсис, – ответила Вин, подойдя к его креслу и легонько похлопав его по плечу.
Билл тупо уставился на Вин, и Френсис была потрясена, заметив, что его глаза наполнились слезами. Как раз в этот момент вошла Кэрис, неся сверток с бельем. Приостановившись на пороге, она наблюдала, как отец нежно провел тыльной стороной ладони по лицу Вин, а затем зажал ее подбородок между большим и указательным пальцем.
– Fy merch hyfryd[2], – прошептал он.
Френсис потеряла дар речи, а лицо Кэрис потемнело. Билл посадил Вин себе на колени и крепко обнял ее, зарывшись лицом в ее волосы. Он всхлипнул и нежно покачал ее, а Вин тихо сидела у него на коленях, безвольная и послушная.
Когда Вин высвободилась из его объятий, они с Френсис направились к задней двери, но Кэрис остановила их.
– Не носитесь здесь и не шумите. Мама наверху отдыхает, а папе нужно отоспаться, – процедила она сквозь зубы и, помолчав, добавила с каменным лицом: – Ты можешь считать, что ты его любимица, но это не потому, что ты особенная, Вин.
Вин промолчала. Она смотрела на сестру с сердитым, оскорбленным выражением лица, ожидая, что еще та ей скажет. Кэрис, не моргая, таращилась на нее с высоты своего роста.
– Ты ничем не лучше всех нас, – снова зашипела она. – Просто ты напоминаешь ему о них. К тому же он пьян, понятное дело. Вот, – сказала она, подпихнув ногой тюк с бельем в их сторону. – Отнеси это к бабушке и забрось в дальнюю кладовку, чтобы постирать. Бедняга Клайв все еще пытается починить пол в нашей прачечной, и я не знаю, когда смогу туда попасть. Думали, что папа ему поможет, но теперь это вряд ли, – пробормотала она, заправляя непослушную прядь волос в пучок на затылке.
– Но мы собирались…
– И не смей спорить со мной! – прикрикнула Кэрис. – Хоть раз сделай что-нибудь полезное.
Подруги потащили тяжелый тюк с бельем к Парфитт-Билдингс. Вин, нахмурившись, молчала, а Френсис забеспокоилась, что, как только починят пол в прачечной в Бичен-Клифф, туда перестанут приходить тритоны. И так получилось, что их намерение раздобыть еду как-то само собой забылось. Во-первых, это было слишком трудно из-за Кэрис, а во-вторых, очень опасно, учитывая, что Билл Хьюз мог их поймать. Лишившись первоначальной цели, они побрели к восьмому шлюзу, что находился в районе Уидкомб. Там они сидели на нагретых солнцем деревянных брусьях и смотрели, как вода хлещет через створки ворот, пробиваясь сквозь наросты тины в пустой шлюз пятнадцатью футами ниже. Френсис все еще была под впечатлением того, как ее схватил отец Вин, поражаясь быстроте и силе его руки и тому, как он потом обнял Вин и заплакал. Френсис казалось, что он мог бы раздавить Вин в своих объятиях. Она чувствовала, что должна была что-то сказать по этому поводу, неправильно было просто отмолчаться, как будто ничего не произошло. Но она не знала, что именно следовало говорить.
Поначалу Френсис даже не задумывалась о синяках Вин – у нее самой часто бывали сбитые колени и ободранные локти, но со временем она поняла, что причина была в Билле. Из-за него и Кэрис время от времени ходила с разбитыми губами и пылающими щеками, а у Норы Хьюз регулярно чернело под глазом. И Оуэн порой выскакивал из дома, вытирая слезы, ругаясь и хлопая дверью. А еще бывали моменты, когда Билл являлся домой, едва держась на ногах, распространяя запах пива, с потерянным выражением лица, словно не понимая, кто он и где находится. В таких случаях он позволял Норе усадить себя за стол и напоить чаем, а иногда мог заплакать, как сегодня. Для Френсис это было самым страшным – видеть, как его жесткие глаза становятся пустыми, а по седой щетине текут слезы. Дети в семье Хьюза могли получить взбучку за все что угодно: за то, что брали еды больше положенного; за то, что слишком шумели; за то, что приставали, путались под ногами; за то, что использовали последний клочок бумаги в уборной; за все, что можно было считать расточительством, например за то, что зимой открывали дверь и выпускали драгоценное тепло. Френсис просто не могла себе представить, что ей пришлось бы жить вот так, с постоянным страхом получить оплеуху.
Вин молча смотрела на плещущуюся в канале воду, и Френсис чувствовала беспокойство за нее – из-за ужасных слов, сказанных Кэрис, и из-за того, что ее отец был таким странным и злым. Но в то же время ее распирало любопытство.
– И что же сказал тебе твой отец? Это был валлийский язык?
– Да. Он сказал: «Моя любимая дочурка».
– Это приятно, правда? – осторожно спросила Френсис.
Вин ничего не ответила.
– Кэрис иногда бывает просто ужасной, – зашла с другой стороны Френсис.
Вин пристально посмотрела на нее и кивнула.
– А что она имела в виду, когда сказала, что ты напоминаешь своему отцу о «них»? Кто эти они?
– Мне еще рано знать, – сказала Вин, положив подбородок на согнутое колено. – Мама рассказала Кэрис, так как та уже взрослая и поймет все правильно, а потом Кэрис рассказала мне, потому что ей не нравится, что я его любимица.
– А что рассказала? – заинтересовалась Френсис.
Вин, прищурившись, посмотрела на нее, и на мгновение Френсис показалось, что та находится отсюда в сотне миль. У нее был взгляд незнакомки, постичь которую никому не дано. Правда, этот взгляд исчез так же быстро, как и появился. Френсис быстро сглотнула.
– У папы была другая семья, прежде чем появились мы, – сказала Вин.
– Как это?
– Да так. – Вин сорвала одуванчик и бросила его в воду.
Желтый цветок покружился секунду-другую, прежде чем поток унес его вниз.
– Я ходила к тете Айви, после того как Кэрис мне проболталась, и она все мне рассказала.
– А мне можно об этом знать?
– Да. Но ты не должна никому об этом рассказывать.
– Клянусь, я не расскажу, – сказала Френсис.
– Когда папа был молодым, он жил на ферме в горах Уэлса и был женат на женщине по имени Кэтлин. Они любили друг друга с детства, а после свадьбы у них родилось трое детей – Эмлин, Гэвин и Женевьева. Мальчики были темноволосыми, как папа, а Дженни – белокурой, как Кэтлин. И такой же, как я. А потом, через год, они все умерли, все, кроме папы. Эмлин было одиннадцать, а Гэвину восемь, и оба они умерли от гриппа. Потом шестилетняя Дженни случайно утонула в ручье, протекавшем рядом с фермой, и Кэтлин была так убита горем, что повесилась.