Миссис Хьюз смутилась и поджала губы.
– Тебе не следовало расспрашивать про Вин! – наконец сказала она. – Зачем ты пристала к ней с этой брошью? Я все слышала. Как будто она сделала что-то плохое… Ты же не знаешь, Френсис… – Нора вдруг осеклась и глубоко вздохнула. – Ты была совсем маленькой девочкой, когда мы потеряли Вин, – снова заговорила она, уже мягче. – Ты не знаешь, каково это было для нас. В отличие от вас у нас, взрослых, не было оправданий. Мы должны были лучше присматривать за ней! Мы чувствовали себя настолько плохо… Это стало похоже на какую-то болезнь. И мы пытались жить с этим дальше – Билл избавился от всех следов ее существования, как будто ее и на свете не было.
В глазах Норы блеснули слезы.
– Я так и не смогла справиться с этим горем. А Кэрис… Кэрис винила себя во всех грехах и мучилась из-за тех гадостей, что когда-либо говорила или делала младшей сестре, и злилась – злилась на нас, на себя. Только Оуэн сумел взять себя в руки и взвалил на себя обязанность всячески нас поддерживать.
Нора замолчала, ее плечи были напряжены, руки сжимали сумку, и Френсис не знала, что сказать. Люди, обходя их на узком тротуаре, с любопытством на них оглядывались.
– Мне очень жаль, – пробормотала Френсис.
– Нам всем очень жаль, – ответила Нора. – Но если ты не можешь отпустить все это… если ты не в силах отпустить Вин, то как же быть нам? Никто не в силах так жить, Френсис.
– Я только хочу… Просто… – Френсис запуталась и в отчаянии замотала головой. – Я не могу вспомнить… Понимаете, это очень важно. Я чувствую себя ответственной за то, что произошло. Но я точно не знаю почему.
– Ответственной? Как ты можешь быть ответственной за это?
– Вин когда-нибудь рассказывала вам об Иоганнесе? Ну, что мы навещали его. Что мы приносили ему еду?
– Что? Нет, конечно же нет! Мы бы быстро положили этому конец, если бы она рассказала.
– Да. Конечно. – Френсис понимала, что ей следует остановиться, но не могла. – А не думали ли вы, что кто-нибудь все же узнал об этом? Билл, например? Или, может быть, Кэрис? Или, возможно, кто-то заметил, что продукты и вещи пропадают, и догадался, что происходит? Вы когда-нибудь спрашивали Кэрис?
– Я же сказала, что мы не знали! К чему ты клонишь? – Нора выглядела обескураженной.
– Ничего, я просто подумала…
– Знаешь, я бы хотела, чтобы ты перестала думать, Френсис! Я бы хотела, чтобы ты, черт возьми, выбросила все это из головы! Ты понимаешь меня?
Она развернулась, чтобы уйти, но Френсис схватила ее за руку:
– Пожалуйста, не могли бы вы поговорить с Кэрис? Насчет Дэви? Ну пожалуйста!
Нора пристально посмотрела на нее, потом смягчилась:
– Я постараюсь, если представится такая возможность. Но если ты снова начнешь говорить с ней про Вин, хорошим это не кончится.
Подойдя к кровати под номером пять, Френсис на мгновение запаниковала: человека, который лежал перед ней, прежде она здесь не видела. Он был молод, светловолос, рука у него была на перевязи. Мужчина не спал и с удивлением наблюдал за ней.
– Что-то не так, в чем дело? – нервно спросил он, откашлявшись.
– Вы кто? – требовательно спросила Френсис. – И где тот мужчина, который лежал на этой койке раньше?
– Боюсь, э-э… Я не знаю, – ответил он. – Извините.
Френсис уставилась на него, ее сердце бешено колотилось. Лишь смерть Перси могла быть объяснением того, что этот человек лежал на его месте. И это означало, что она опоздала.
– Он не мог умереть! Вы это понимаете?! – вырвалось у Френсис.
– Простите… – беспомощно повторил молодой человек, но Френсис уже развернулась и поспешила в комнату медсестер.
– Можно? – спросила она, просунув голову в дверь. – Персиваль Клифтон. Он был здесь, у вас… лежал на пятой кровати всю неделю, а теперь его нет – где он? Он умер? Куда вы его увезли?
– Успокойтесь, – сказала сухопарая женщина в униформе старшей медсестры. – Мистер Клифтон вовсе не умер. Вы кто?
– Это его единственная знакомая. Она всю неделю его навещала, – сказала молодая медсестра, которую Френсис смутно припоминала.
– Хорошо. Тогда проводите ее, пожалуйста, сестра Уэллс. И успокойтесь, ради бога, – обратилась медсестра к Френсис. – Нет никаких причин поднимать панику.
Перси перевели в меньшую палату, где стояло всего четыре кровати. Здесь было тише и теплее, и каждая кровать была отделена от другой высокой раздвижной ширмой на колесиках. Никто из пациентов не двигался и, казалось, не дышал. Тишина стояла неестественная. У Френсис пошли мурашки по коже и возникло неприятное ощущение, что ее окружают мертвецы.
– Вот он, взгляните, – сказала сестра Уэллс нарочито бодрым голосом.
– Почему его перевели сюда? – спросила Френсис.
– Доктор Фиппс немного обеспокоен его легкими – у него могла развиться пневмония. Мы перевели его сюда, потому что здесь потише и поспокойнее и присматривать за ним тут удобнее, вот и все.
– Мне уже говорили раньше… что во время пожара у него развилась гипоксия головного мозга.
– Да, совершенно верно.
– Значит, если он очнется… если ему повезет, то есть вероятность, что мозг будет… поврежден?
– Ну что ж, давайте пройдем…
– Вы не можете просто ответить на мой вопрос?
– Хорошо… – после секундной паузы произнесла сестра Уэллс. – Да, это вполне возможно. Мы даем ему пенициллин для лечения легочной инфекции; думаю, в ближайшие пару дней его состояние станет для нас более понятным. Что ему действительно нужно, так это отдых и время, чтобы прийти в себя. Самое лучшее, что вы можете для него сделать, – это не беспокоить его.
– Конечно, – сказала Френсис. – Я не задержусь.
– Пять минут, – разрешила сестра Уэллс. – Я скоро вернусь.
В маленькой комнате не было стульев, и Френсис склонилась над мужчиной, чтобы лучше видеть его лицо. Выглядел он действительно неплохо. Лицо уже не лоснилось, и дыхание было не таким затрудненным. Но потом Френсис поняла, что это только видимость, потому что дышал он слишком поверхностно – ребра едва двигались. Как будто он уже отказался от борьбы и начал угасать. Прежде чем Френсис успела сообразить, что делает, она вцепилась в его больничную пижаму, ощутив под ней тепло его тела.
– Очнись, слышишь! – прошептала она. – Даже не смей…
Его дыхание, испорченное запахом гнилых зубов и густой, несвежей слюны, коснулось ее лица. Френсис в ужасе отпрянула. Внутри у нее все сжалось, она ощутила на языке горький вкус содержимого своего желудка и с трудом смогла сглотнуть. Френсис попыталась отступить назад и тут же вскрикнула, почувствовав, как сзади ее что-то коснулось. Она повернулась и ухватилась за ширму, чуть не опрокинув ее. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла взять себя в руки. Френсис еще немного постояла, с трудом переводя дыхание и дрожа всем телом.
Когда она вернулась в «Вудлэндс», выяснилось, что сержант Каммингс оставила ей сообщение – просила зайти к ней.
– А как же твой обед? Он и так уже почти остыл, – покачала головой Пэм.
– Прости. Я поем позже, – ответила Френсис.
Пэм с озабоченным видом вздохнула:
– С тобой все в порядке, Френсис? У меня такое чувство, будто мы с тобой не виделись несколько дней.
– Прости, Пэм. Я скоро вернусь.
Она вышла из дома прежде, чем тетя успела сказать что-то еще, и направилась в западную часть города. Небо затянуло тучами, из-за моросящего дождя все выглядело унылым и скучным. Дома в Олдфилд-парке были построены в начале века; лишь перед некоторыми из них росли гортензии и чахлые розы, по большей части маленькие палисадники заполонило сорняком, в треснувших глиняных горшках торчали высохшие стебли прошлогодних цветов. Френсис нашла кафе, которое предложила для встречи Каммингс, – зеленый навес, запотевшие окна, – и вошла внутрь. Там было многолюдно, но не шумно, все разговаривали вполголоса. Каммингс сидела за маленьким столиком в дальнем углу, читая газету; перед ней стоял чайник с чаем. Она помахала Френсис рукой.
– Вы как раз вовремя, – сказала она. – Я уже собиралась уходить.
– Я была в госпитале, – машинально ответила Френсис.
Каммингс нахмурилась:
– Ох, что-то случилось?
– Нет, я… – Френсис засомневалась, следует ли ей говорить об этом, но, усевшись, решила, что сержанту Каммингс можно доверять. – Там есть один человек. Пациент. Я… Я наткнулась на него на прошлой неделе, когда искала Дэви. Я не знаю, кто он. Они считают, что его зовут Перси Клифтон – это имя было в удостоверении личности, которое при нем обнаружилось. Но я не уверена, что это он. Мне кажется, я его где-то видела…
– Зачем ему понадобились чужие документы? – перебила Каммингс.
– Я не знаю. Он находился в отеле «Регина», когда туда попала бомба… Другой мужчина, который тоже был там, сказал мне, что в тот вечер в баре ошивался какой-то подозрительный тип, он был один; медсестра сообщила мне, что его привезли с большим количеством наличных денег. Его одежда сильно обгорела, поэтому они ее выбросили, но я осмотрела его ботинки – они очень старые, просто разваливаются…
Она сделала паузу, взглянув на Каммингс.
– Думаю… возможно, он просто вор-карманник. И вероятно, ни деньги, ни бумаги не принадлежали ему.
– Да, возможно.
– В Бате живет только один Перси Клифтон, и это не он. Они уже все проверили.
– Так чьи же документы он украл?
– Какого-то другого Перси Клифтона, который тоже остановился в этом отеле.
– А почему вы думаете, что знаете его? Если вам не знакомо его лицо?
– Ну, он же обгорел. Часть его лица обожжена, и он весь забинтован. Трудно разглядеть его как следует. И мне кажется, что он может быть… кем-то, кого я знала давным-давно. Возможно, – она слегка покачала головой, – я схожу с ума.
– В этом я сомневаюсь, вы кажетесь вполне вменяемой, – сказала Каммингс.
– Я в этом не уверена, – устало ответила Френсис.
– Выпейте чая, – предложила Каммингс, дотронувшись до чайника тыльной стороной ладони. – Я закажу свежий. А как насчет бутерброда? Вы выглядите немного… бледной.