Она посмотрела на Оуэна, но тот не поднял на нее взгляда.
– У Клайва астма. Вин пыталась спрятаться от него, но он ее выследил, и это было идеальное место для того… чтобы напасть. Заброшенное и пустынное… По крайней мере, он так думал.
Френсис пришлось вновь остановиться и сделать глубокий вдох.
– Со мной, я думаю… это была просто случайность… Просто представилась такая возможность… ну и все получилось само собой. Кто действительно был ему нужен, так это Вин, и он не мог оставить ее в покое. А она была такой бесстрашной… Вин ничего не боялась, но, может быть, в этом случае… и боялась или… возможно, она, как и я, просто не знала, как рассказать кому-то о том, что происходит. Возможно, она до конца и не понимала, что происходит. И к чему в конце концов это может привести.
– О Френсис… – не выдержала Пэм.
– Нет, пожалуйста, дай мне все рассказать, – перебила ее Френсис.
Она взглянула на сержанта Каммингс, вынимая стенограмму показаний миссис Рэттрей и разворачивая ее на столе.
– Была еще одна маленькая девочка – Лесли Рэттрей, – продолжила Френсис, обращаясь к Пэм и Оуэну. – На нее напали и убили в сентябре тысяча девятьсот двадцать четвертого года в Олдфилд-парке. Вот, это показания ее матери.
Она откашлялась и зачитала их вслух.
– Когда я прочла это в первый раз, то сразу поняла, что в ее словах что-то есть… Клайв – профессиональный каменщик. Сразу за домом, где жила Лесли, строился новый квартал. Ее мать сообщает, что там был пруд и Лесли любила ходить туда играть с лягушками. Что ж… Я помню, как Клайв приносил домой лягушек или жаб для малыша Говарда. Я слышала, как однажды он рассказывал, что поймал их у пруда, который им пришлось засыпать, – это не могло быть совпадением. В то время Кэрис была на сносях Терри, а Терри родился в октябре 1924 года.
– Боже мой, – пробормотал Оуэн.
– И есть еще кое-что. Когда я помогала Кэрис собирать вещи в ее доме и нашла брошь Вин, я также нашла и пуговицу. Я как-то забыла о ней, все мое внимание было обращено на брошь, но теперь я вспомнила и о пуговице. Это была детская пуговица от пальто или что-то в этом роде. Она была красного цвета с черными и зелеными пятнышками… А Миссис Рэттрей говорит, что на Лесли был жакет с пуговицами в виде божьих коровок. Можно ли сейчас узнать, не пропала ли у Лесли пуговица с пальто?
– Да, можно. Это должно быть в отчете, – с готовностью подтвердила Каммингс. – Поскольку дело так и не было раскрыто, одежда, в которой была жертва, должна храниться на складе вещдоков. А где же теперь эта пуговица?
– Я завернула ее и сложила вместе с другими вещами Клайва. Теперь она, скорее всего, в сарае на пивоварне, но вы ведь можете наведаться туда… ну, с полицией. Они лежали в ящике комода Клайва – брошь Вин и эта пуговица. Дениз нашла брошь, и Клайв сказал ей, что она может взять ее себе. Но он, должно быть, в какой-то момент забрал брошь обратно. Судя по всему, он хотел сохранить ее.
Френсис снова сделала паузу. Говорить было трудно, но в то же время она чувствовала облегчение. Как во время последнего забега, после которого она сможет наконец отдохнуть.
– После исчезновения Вин я отправилась на ее поиски. Я не надеялась ее отыскать, потому что думала, что она в лепрозории вместе с Иоганнесом. Но я знала… Я чувствовала: что-то не так. Я отправилась в Бичен-Клифф-Плейс и заглянула в прачечную, где мы обычно играли. Я обратила внимание на пол… Клайв в начале того же года поменял его, помнишь, Оуэн? До этого пол был очень неровный, кладка расшаталась, и он аккуратно переложил все камни. И вот когда я вошла туда в тот день, было видно, что некоторые камни снова были переложены, но уже не так аккуратно.
Сырое затененное место, сквозь щели в двери струится солнечный свет. Заглянули под каждый камень.
– Отдельные булыжники были положены обратной стороной, поэтому они отличались по цвету от остальных. Не понимаете? Она уже была там! Вин была там… – Френсис судорожно вздохнула. – Вин уже была похоронена там, под каменным полом. И не у каждого хватило бы сил или навыков, чтобы поднять этот пол и уложить снова так аккуратно. Почти идеально. Когда мы нашли ее, я поняла, что это место мне знакомо. Я знала, что когда-то уже бывала на этом месте и раньше. Он похоронил ее под полом в прачечной, к тому времени задний двор уже обыскали. Никому не пришло бы в голову возвращаться и снова все проверять.
– Но как он мог сделать это так, что его никто не заметил? – спросил Оуэн. – Столько людей отправилось на поиски Вин, и…
– Они не обследовали заднюю часть Бичен-Клифф-Плейс. По крайней мере, сразу после исчезновения. И кто-то всегда оставался у вас в доме на случай, если там появится Вин. Была очередь Клайва – он был там один достаточно долго, чтобы сделать это… чтобы забрать ее оттуда, где он ее спрятал, и похоронить. Возможно, он поторопился или уже стемнело, поэтому он и положил некоторые камни обратной стороной. И поскольку все происходило в прачечной, его никто не мог увидеть.
Помолчав, Френсис продолжила:
– В то лето мне стали сниться кошмары. Я начала грызть ногти, прямо под корень, до крови. Я волновалась за Иоганнеса, думала, как мы его вытащим из лепрозория. Кажется, я догадывалась, что он был немецким солдатом, и мне хотелось кому-нибудь рассказать обо всем. Я хотела рассказать тебе, Пэм, поскольку ему требовалась помощь, но Вин и слышать об этом не желала. И еще я… Я знала, что с Вин что-то происходит, но… даже после того, что случилось со мной в Уорли-Вейр, я не могла понять, в чем дело. Я была в замешательстве – мне казалось, я сделала что-то не так. Я постаралась забыть тот день и почти сразу же вычеркнула его из памяти. Мне было просто невыносимо думать об этом.
Последовало долгое молчание, и Оуэн взял Френсис за руку.
– Вам тогда было восемь лет, – сказала Каммингс. – В этом не было вашей вины.
– Я бы могла спасти их обоих – и Вин, и Иоганнеса. Если бы я рассказала кому-нибудь о Клайве и о том, что он сделал со мной. Даже если бы я рассказала только Вин, это могло бы все изменить. Она могла бы открыто выступить против него, не стала бы ничего замалчивать, и тогда он не посмел бы даже приближаться к ней. И если бы я призналась полиции, что видела ее в тот день, когда она исчезла, – и видела, что Клайв преследует ее… это, возможно, спасло бы и Иоганнеса. Но я обрекла его на гибель, потому что не смогла… – Френсис беспомощно покачала головой. – Я не смогла заставить себя признаться в том, что произошло. Даже самой себе.
– Френсис, ты не должна… ты не должна… – растерянно проговорила Пэм.
– Но это правда, Пэм. Я просто не нашла иного способа жить с этим.
Внезапно Оуэн вскочил из-за стола.
– Ради всего святого, он был шафером на моей свадьбе! – воскликнул он, глядя в пустоту; казалось, его внутренний взор был обращен к прошлому, вставшему перед его глазами, и оно обретало совершенно иной, новый смысл. – Он был мне как брат. Мы все его любили!
– Ну конечно, – сказала Френсис. – Кэрис любила его, и Вин тоже. Вот поэтому все и сошло ему с рук. – Френсис хотела бы как-то поддержать Оуэна, найти слова утешения, но их не нашлось. – Что вы думаете? – обратилась она к Каммингс. – Этого достаточно? Не могли бы вы поговорить с инспектором Ризом и добиться возобновления дела? Я хочу, чтобы этот человек был наказан. Он должен быть наказан.
– Безусловно, вы правы! Он должен понести наказание, – согласилась Каммингс и на мгновение задумалась. – Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Если мы сможем достать эту пуговицу и доказать, что она принадлежала Лесли, и мать опознает ее… Даже долларовой монеты и ваших показаний уже будет достаточно, но я ничего не могу вам обещать. Шеф почти до абсурда упрям, когда дело касается признания ошибок, особенно если…
Каммингс осеклась: снаружи послышались поспешные шаги и раздался громкий стук в дверь.
– Френсис Пэрри, открой! – донесся сердитый крик.
Каммингс и Пэм встревоженно подняли головы, а Оуэн посмотрел на Френсис.
– Господи, да это же Кэрис, – сказал он.
– Сестра Вин – жена Клайва? – спросила Каммингс.
– Да, это она, – ответила Пэм, – собственной персоной.
– Лучше впустить ее. – Бросив взгляд на Оуэна, Френсис встала.
Она так привыкла чувствовать себя виноватой перед Кэрис, что ей трудно было убедить себя в обратном. Когда Оуэн открыл дверь, Кэрис на мгновение опешила.
– А ты что здесь делаешь? – спросила она. – Почему ты не на работе?
– Есть вещи поважнее, – угрюмо ответил Оуэн.
И тут Кэрис увидела Френсис.
– Ты. Я хочу с тобой поговорить, черт возьми!
Она ввалилась в комнату; лицо у нее пылало, глаза остекленели от ярости. Каммингс встала перед ней, преградив путь.
– Вам лучше сменить тон, миссис Нойл, в противном случае вам придется немедленно отсюда уйти, – спокойно сказала она.
Кэрис ошеломленно уставилась на нее. Окинув взглядом полицейскую форму и оценив непоколебимую уверенность сержанта, Кэрис отступила.
– А что здесь делают ищейки? – развязно спросила она, метнув взгляд на своего брата.
– Чего ты хочешь, Кэрис? – спросила Френсис.
Кэрис перевела на нее свирепый взгляд.
– Я хочу знать, почему мой муж лежит в больнице уже больше недели, но я только сейчас об этом узнаю. Ведь ты ходила к нему почти каждый день с тех пор, как его туда привезли.
Она глубоко вздохнула, и Френсис уловила знакомый запах дешевого джина.
– Я сразу смекнула, что мой брат не просто так пошел туда и обнаружил его, как он тут нам поведал. – Она презрительно усмехнулась. – Так что я переговорила с медсестрами, а теперь хочу услышать от тебя, что, черт возьми, происходит?
Френсис на мгновение задумалась. Постоянный гнев и беспробудное пьянство, непрерывная борьба, которую та вела, противопоставляя себя всем и каждому, – по всей видимости, это был весьма изнурительный способ существования, но Кэрис, казалось, не могла жить иначе, как только в этом яростном противоборстве.