Я пишу затем, чтобы у вас не осталось и доли сомнения: Иоганнес всегда был добр и кроток со мной и с Вин и никогда не обижал нас. Он безвинно пострадал за дружбу с нами. Он не был ни извращенцем, ни убийцей.
Уверена, что вы никогда в это не верили; здесь, в Англии, в это тоже верили не все. Я уже обратилась в полицию в связи с этим и намерена добиться того, чтобы ваш сын был реабилитирован. В настоящее время это будет непросто, но я не теряю надежды. Я также надеюсь найти его могилу; может быть, когда-нибудь вы захотите посетить ее. Жаль, что у меня не сохранились те маленькие игрушки, которые он для нас мастерил; не представляю, что случилось с ними после исчезновения Вин. Я хотела бы когда-нибудь навестить вас, если это возможно и вы позволите мне это сделать. Конечно, я понимаю: мной движут эгоистические побуждения, но так уж вышло…
Мы нашли тело Вин совсем недавно, после того как рядом с ее домом упала бомба и место, где она была захоронена, оказалось развороченным. Может быть, навестив вас, мне даровано было бы ощутить, что наконец-то я нашла и Иоганнеса, спустя столько времени…
Я не прошу вас простить меня, но надеюсь получить от вас весточку.
Френсис несколько раз перечитала письмо, чтобы убедиться, что написано все, что она хотела сказать. Она не была уверена, стоит ли говорить о возможной реабилитации Иоганнеса, – накануне Френсис видела сержанта Каммингс, и надежд эта встреча не прибавила.
– Инспектор Риз и слышать об этом не хочет, – сообщила Каммингс. – По крайней мере, сейчас, во время всей этой неразберихи. Пока мы воюем с Германией, и особенно после смерти Клайва… Он назвал это пустой тратой ресурсов. По его мнению, улики ненадежные, даже монета. Вполне возможно, что Вин стащила ее у Клайва незадолго до смерти, а потом случайно обронила во дворе, – я знаю, знаю, что это не так. Но могло быть и так. Мне нужен ордер на то, чтобы изъять пуговицу Лесли Рэттрей, и я работаю в этом направлении – и меня не волнует, что инспектору Ризу это не понравилось бы. Он уже невзлюбил меня, так что хуже от этого не станет. Но я не думаю, что появится такая возможность, по крайней мере до окончания войны. – Каммингс виновато пожала плечами. – Если хотите, я могу узнать у тюремной службы, где он похоронен.
Френсис сложила письмо и сунула его в конверт. С помощью немецкого словаря она написала адрес: Семье Эбнер, магазин игрушек, Саммерейн. Потом некоторое время Френсис просто сидела и смотрела на конверт, гадая, когда же удастся его отправить. Предыдущая война закончилась через три месяца после исчезновения Вин. Спустя три недели после этого Иоганнеса повесили. Кто знает, когда закончится нынешняя война и какие еще несправедливости будут совершены за это время.
Френсис потянулась через стол за номером «Кроникл энд геральд», чтобы еще раз взглянуть на имя. Пэм заметила его в списке погибших во время бомбежки, которые были недавно опознаны: Уильям Хьюз, 76 лет, из Бичен-Клифф-Плейс. Билл Хьюз. Он умер на вторую ночь в пабе на Кингсмит-стрит, за рекой, и при нем не было удостоверения личности. Единственным человеком, который мог бы оплакивать его, была Вин, решила Френсис. Что же сейчас чувствует Нора Хьюз: печаль, облегчение? У Френсис не хватило бы смелости спуститься в Бичен-Клифф-Плейс, чтобы удостовериться в этом. Она подумала, может, стоит пойти к Оуэну и выразить ему свои соболезнования? Ей очень хотелось увидеть его. Сто раз на дню она придумывала разные причины для своего визита и сто раз на дню говорила себе, что не нужно этого делать.
В дверь постучали, и сверху послышался голос Пэм:
– Посмотри, кто там, Френсис! Я спущусь через минуту.
Френсис открыла дверь и с удивлением обнаружила на пороге сержанта Каммингс.
– О, здравствуйте, сержант, – сказала Френсис.
– Я не по службе. Сегодня для вас я просто Анджела, – ответила та, улыбаясь; волосы у нее были уложены волнами, она надела зеленую кофточку и слегка подкрасила губы.
– Есть какие-нибудь новости? – спросила Френсис. – Вы уже говорили с миссис Рэттрей?
– Пока еще нет. Думаю, мне действительно нужно получить официальное предписание, прежде чем разговаривать с ней, – сказала Анджела.
– Вы могли бы сообщить ей, что Клайв мертв, – возможно, ее бы это хоть как-то утешило.
– Умер, прожив долгую и свободную жизнь? – Анджела покачала головой. – Нет, ей захочется большего. Так же как и вам.
– Да, пожалуй, вы правы.
– Не держи сержанта на пороге, Френсис, с гостем так не обращаются, – сказала Пэм, появившись на лестнице.
Она тоже принарядилась и теперь заправляла волосы под шляпку.
– Входите, Анджела. Хотя, вообще-то, я уже готова.
– Я тоже в полной готовности, – сказала Анджела, слегка покраснев.
– Мы с Анджелой решила сходить куда-нибудь пообедать, – объявила Пэм слегка вызывающим тоном. – А ты не прогуляешься с Псом? Ему пора размяться.
– Да, конечно, – слегка растерявшись, ответила Френсис.
– Спасибо. Ну что ж, тогда мы пойдем?
Пэм перекинула сумочку через левую руку, а правую протянула Анджеле, которая застенчиво подхватила ее с довольным и немного смущенным видом.
Френсис проводила их взглядом, понаблюдав, как они уходят, о чем-то оживленно болтая, потом закрыла дверь и посмотрела на Пса.
– Чудеса в решете, правда? – обратилась она к собаке. – Боюсь, у тебя появилась соперница в борьбе за любовь моей тети.
Пес склонил голову набок, и Френсис решила вывести его на прогулку прямо сейчас. Ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями в пустом доме, и она решила навестить мать, которая не переставала плакать с тех пор, как Френсис рассказала ей всю историю.
Стоял ясный, безоблачный день, легкий ветерок навевал мысли о приближающемся лете. Френсис глубоко вздохнула и стала спускаться по ступенькам, но вдруг остановилась. Оуэн был уже на середине лестницы и выглядел так, словно не спал несколько дней. Не говоря ни слова, он преодолел расстояние между ними, притянул Френсис к себе и крепко обнял. Он уткнулся лицом в ее шею и долго не отпускал. Френсис закрыла глаза и вдохнула его запах.
– Никто не может запретить нам видеться время от времени, – сказал он, отстраняясь, как будто они только что закончили разговор. Он обхватил ее лицо ладонями, заглядывая в глаза. – Никто не может помешать нам… посидеть и поболтать в пабе… Никто не может помешать нам быть друзьями, правда?
– Правда, – согласилась Френсис. – Оуэн… – Она улыбнулась, коснувшись его щеки. – Все в порядке, любовь моя. Все в порядке.
– Нет. Мне этого не вынести.
– Все будет хорошо, правда. Я подожду. Я буду ждать.
– Не надо… я имею в виду… – Он покачал головой.
– Я знаю. Я все знаю. Тебе не нужно ничего говорить и не нужно беспокоиться обо мне. Ни о чем не нужно беспокоиться. Все будет хорошо.
– Обещай мне, – сказал он, снова обнимая ее, и в его голосе звучала мольба.
– Обещаю, – сказала Френсис.
– Я подвел тебя, я знаю, что подвел. Все эти годы тебе приходилось… нести все это в одиночку. Обвиняя себя, страшась рассказать правду. Я подвел тебя.
– Нет, это не так.
Они долго стояли обнявшись, как зачарованные, далекие от всего мира, пока Оуэн не успокоился; и Френсис стало ясно, что Пэм права: она сможет все это вынести. Она будет жить дальше, потому что время, которое она проведет без него, стоит тех мгновений, когда все будет так, как сейчас. Когда она сможет обнять его и полной грудью вдохнуть его запах. Ей будет трудно, но это лучше, чем целая жизнь с кем-то другим. Когда они наконец разъединились, Френсис опустилась на ступеньку, покрытую мхом и проросшими сквозь трещины колокольчиками, над ее головой изгибались сирень и бузина. Она погрузила пальцы в грубую шерсть Пса и крепко за него ухватилась. На нижней ступеньке Оуэн обернулся, освещенный солнечными лучами со стороны Александра-роуд. И долго смотрел на нее, прежде чем уйти.
На следующее утро, услышав робкий стук, Френсис открыла дверь и замерла от неожиданности.
– Господи, – прошептала она, затем опустилась на колени и протянула руки.
Дэви отпустил руку Норы и шагнул в объятия Френсис.
– Дэви! – воскликнула она. – О, я так рада тебя видеть!
Она уже и забыла, какой он маленький, какой худой. Это было все равно что обнимать птенца или изголодавшегося котенка. Пахло от него по-новому, и Френсис догадалась, что он помыт и в новой одежде. Он не ответил на ее объятия, но она этого и не ожидала. Она рассмеялась, рассматривая его, проводя ладонями по его рукам и приглаживая волосы, взъерошенные ее объятиями.
– Господи, Дэви, ну и приключение у тебя было, правда? – сказала она, и Дэви торжественно кивнул.
Френсис сморгнула слезы и утерла мокрый нос тыльной стороной запястья.
Когда она встала, Дэви продолжал держать ее за руку. Нора улыбалась, несмотря на печаль в глазах.
– Ну вот, – сказала она, – я подумала, ты будешь рада его видеть.
– О, я… Большое вам спасибо! Но разве Кэрис не рассердится?
– Она уехала погостить к своей кузине в Суонси. – Нора помолчала. – Я не знаю, как надолго. Может, навсегда.
Она беспомощно пожала плечами.
– Она оставила Фреда и Дэви на мое попечение. Ну, Фреда это не беспокоит – он и сам может о себе позаботиться.
Нора перевела дыхание.
– Понимаешь, она не смогла смириться с тем, что все мы узнали… О Клайве и о том, что он сделал.
– Я понимаю.
– Возможно, ей просто нужно какое-то время пожить в новом месте, прийти в себя, а потом она вернется – хотя бы ради своих мальчиков. Не знаю, – вздохнула Нора.
И Френсис опять задалась вопросом: о чем было известно Кэрис и на что она намеренно закрывала глаза? Превратилась ли ее любовь к Клайву в ненависть, или же гнев и ненависть были направлены исключительно на нее саму? Одурманивать себя джином, вероятно, было для нее единственным облегчением.