– Девятнадцать.
В комнате как-то будто резко кончился воздух.
– О Боже, – прошептал Джейсон. В его глазах мелькнуло сожаление и печаль, как тогда на карусели. – Я должен был остановить тебя. Я знал, что что-то случилось, когда ты отдала мне кубок… Просто я не… Я должен был удержать тебя, когда ты обняла меня. Ты словно прощалась со мной, а я этого не понял. Я не должен был отпускать тебя.
В моих глазах застыли слезы.
– Джейс…
Я должна была сделать что-то, чтобы он перестал так смотреть на меня. Чтобы все перестали смотреть на меня с такой жалостью. Все, кроме Кесслера, который скорее разозлился, что допрос прервали.
– Ты не виноват, – продолжила я. – Никто не виноват. Просто мы оказались в неверном месте в неверное время. И все было в порядке, правда. Я научилась адаптироваться, становиться невидимкой и придумывать отличные истории.
– Кое-кто все же был виноват.
Я вздрогнула от жесткого голоса Кесслера.
– Марко был виноват. Это Марко забрал тебя от матери и твоего друга. Возможно, именно он убил твоего отца. Ты должна смириться с этим.
Я прищурила глаза.
– Он не убивал моего отца.
– Откуда ты знаешь? – с вызовом спросил Кесслер. – Ты видела тело своего отца? Ты была там, когда это случилось?
– Вы что, издеваетесь? – вышел из себя Джейсон. – Как вы можете спрашивать….
– Меня там не было, когда это произошло. – Я посмотрела Кесслеру в глаза, стараясь не моргать. – И Марка тоже.
Я окинула взглядом кухню, пока агенты обдумывали мои слова. Конспиративная квартира агентов оказалась обычным пляжным домиком с банальным декором на тему океана, который можно найти во всех съемных домах у пляжей. В нем не было ничего «конспиративного». Здесь не хотелось делиться секретами, но я собиралась сделать это, если это помогло бы узнать больше о Марке. Поэтому я рассказала агентам о том дне, когда Марк отвел меня в парк аттракционов.
– Ты знаешь, кем был тот агент, который вышел из кухни, когда вы вернулись домой? – спросил Диксон.
– Он не был агентом, – пробормотал Кесслер.
Я проигнорировала его слова.
– Нет. Но я отлично помню, как он выглядел.
– Из перехваченного телефонного разговора мы поняли, что смерть твоего отца была запланированной, – сказал Кесслер. – Это убийство, а не суицид. Возможно, его убил не Марко, но он знал об этом.
Мое сердце бешено застучало. Но ведь я помнила, как напрягся Марк, когда мы вошли в квартиру и увидели агента. Я помнила, как он удивился и потом пытался успокоить меня пением.
– Он не знал об этом.
– Почему ты его защищаешь? – рявкнул Кесслер.
– Почему вы нападаете на меня? – рявкнула я в ответ. – Я провела почти каждый день последних шести лет с Марком. Я знаю, когда он удивлен или врет, ясно? И если ваши слова верны, вы, ребята, позволили семье мафиози похитить меня. Не думайте, что я не поняла, что у вас было достаточно возможностей спасти мою маму, но не папу и меня. Вы позволили им похитить меня и не могли найти меня шесть лет. Это я должна злиться на вас!
Кесслер открыл рот, чтобы возразить, но мама выключила диктофон.
– Думаю, пора устроить небольшой перерыв. Что скажете? – Она с вызовом посмотрела на Кесслера.
Кесслер закрыл рот, и в его глазах мелькнуло раскаяние.
– Хорошо. Давайте перекусим.
Мы пошли за моей мамой на кухню, хотя никто из нас не был голоден. Мама начала доставать продукты из холодильника, Диксон вынул тарелки из шкафа. Угрюмый Кесслер подошел к окну, а я села за крошечный круглый стол в углу комнаты, не желая мешаться под ногами. Джейсон облокотился на шкаф, стоявший недалеко от меня, и погрузился в свои мысли.
Не знаю, как долго я так просидела, смотря в одну точку и воспроизводя одно воспоминание за другим. В какой-то момент передо мной появилась тарелка. На ней лежал сэндвич с ветчиной и сыром, разрезанный на треугольники, как я любила в детстве. Я подняла глаза.
Моя мама пожала плечами, и на секунду мне показалось, что она хочет улыбнуться. Затем в ее глазах блеснули слезы.
– Он что-то сделал с тобой?
Все уставились на нее.
– Марко. – Мама не сводила с меня глаз. – Он хоть раз…
– Нет. – Мои щеки обожгло жаром, когда я поняла, к чему она клонила. – Нет. Никогда. – Я повернулась к Кесслеру. – И вы можете записать это, если хотите.
Джейсон подошел ко мне и провел рукой по моим волосам, мягко прикоснувшись к шее. По моему телу пробежала волна спокойствия.
Диксон отложил тарелку.
– Агент Кесслер уже давно работает над этим делом – над всем, что имеет отношение к семье Розетти. Я подключился недавно, но быстро вошел в курс дела. Зная многое об этой семье, мы исходили из предположения, что твоя жизнь с Марко не была… такой добровольной, как кажется. К этой идее можно быстро привыкнуть. – Диксон многозначительно посмотрел на Кесслера. – Но мы знаем то, о чем не знаешь ты. – Он окинул взглядом Джейсона и снова посмотрел на меня. – А ты знаешь то, о чем не знаем мы.
– Например? – спросила я.
– Ты знаешь то, что вы с папой видели в тот день. И о Марко.
Именно этого я и боялась. Они хотели знать все о Марке.
– Но, судя по всему, каждый в этой комнате хочет знать правду. Что действительно произошло в тот день на складе, что действительно произошло с твоим папой, как ты оказалась с Марко. Одним словом, все. Я прав? – Диксон выгнул бровь.
На долю секунды его карие глаза напомнили мне глаза Марко. Холодок побежал по моей спине. Они были полны желания проявить себя, добиться успеха в чем-то или, возможно, просто быть хорошим человеком. А еще в них был легкий намек на веселье, словно он знал, что вся ситуация была абсурдной. Я кивнула.
– Единственный способ подобраться к правде – честно рассказать друг другу все, что мы знаем. Нужно собрать все детали этого пазла.
– Хорошо. – Я сделала глубокий вдох. – Я расскажу вам, что я видела.
Через несколько минут Кесслер оторвал ручку от листа, на котором он делал пометки, несмотря на включенный диктофон.
– Значит, ты не знаешь, кем был тот высокий мужчина, который якобы застрелил мужчину у склада?
– Нет. Я никогда не видела его раньше, а если и видела, то уже не помню. – Я нахмурилась. – Наверное, я до сих пор не помню некоторых деталей. Например, я вернулась в машину с папой и меня вырвало. Но я знаю об этом лишь потому, что это он рассказал. Я не помню этого.
Моя мама рассеянно потерла большим пальцем шрам на брови.
– Ты рассказала Марко, что вспомнила тот день после школьной поездки?
Мое сердце замерло. Я миллион раз видела, как она терла свой шрам, когда пыталась разгадать что-то сложное, но до этой секунды я не помнила об этом. Я отвела взгляд в сторону.
– Нет.
Кесслер поднял брови, но, надо отдать должное, он обдумал свои слова, прежде чем рявкнуть на меня.
– Думаешь, мы поверим, что ты не рассказала человеку, которого считала агентом, защищавшем тебя, что вспомнила, как выглядели убийцы?
Я покраснела.
– Да. Марк сказал, что у них уже было признание. Даже если бы я что-то вспомнила, мои показания больше не были нужны. Вот почему я собиралась выйти из программы защиты свидетелей. Я не хотела рисковать.
– Свидетели не могут выйти из программы, – простонал Кесслер. – Ты остаешься в ней на всю жизнь.
Я повернулась к Диксону.
– Он сказал, что мой случай был особенным. Я ничего не знала. Мне должно было исполниться восемнадцать, преступник признался в убийстве и был в тюрьме. Мне никто не должен был угрожать. – Я потерла виски. – Но, очевидно, Лоренцо не был в тюрьме.
– Не был.
– И раз вы спрашиваете меня о высоком мужчине, значит, он тоже не в тюрьме.
– Снова верно, – кивнул Диксон.
Джейсон занял последнее место за столом.
– Кто тогда сидит в тюрьме? Было ли вообще признание?
Диксон и Кесслер переглянулись. Между ними образовался некий молчаливый диалог.
– Один человек признался в совершении убийства, которое видела Саша, – наконец ответил Диксон.
– И кто этот человек? – спросила я.
Старинные часы в коридоре отсчитывали секунды молчания. Напряжение в воздухе росло. Я посмотрела на Джейсона. Он покачал головой, не понимая, почему агенты молчали.
Я громко прокашлялась и спросила:
– Мы ведь решили рассказать друг другу все, что знаем. Так кого убили в тот день?
Диксон перевел взгляд с меня на Джейсона. Если сначала он был спокойным, то теперь явно встревожился.
– Этот человек был главой вражеской мафиозной семьи. Его звали Рубен Маркс.
Это имя ничего не значило для меня, поэтому я посмотрела на Джейсона. Но с его лица разом схлынули все краски. Он вцепился в край стола так сильно, что кончики его пальцев побелели.
– Джейс?
Он растерянно моргнул. Наконец он сказал тихим, едва слышным голосом:
– Это тот человек, за убийство которого мой папа сидит в тюрьме.
Двадцать семь
– Он не делал этого, – возразила я. – Твой папа не убивал Рубена Маркса. – Я повернулась к Кесслеру и Диксону и выпалила: – У мужчины, которого я видела, были каштановые волосы. Я точно помню. У папы Джейсона черные волосы, как у него. – Я показала на Джейсона. – Его папа не делал этого.
Я знала, что должно было быть какое-то объяснение тому, что папу Джейсона арестовали. Произошла какая-то ошибка.
Диксон потер рукой затылок.
– Мы знаем, что он этого не делал, Саша.
У меня вытянулось лицо.
– Тогда почему он в тюрьме?
Мама налила стакан воды из графина, стоявшего на столе. Я почувствовала цветочно-кокосовый аромат ее духов, когда она прошла мимо меня и поставила стакан перед Джейсоном. Она слегка сжала его плечо.
– Скотт в тюрьме, потому что он сам так решил.
Джейсон обхватил стакан обеими руками.
– Я не понимаю.
– Когда Рубен Маркс был убит, Скотт сотрудничал с маршалами и собирал доказательства против Розетти, – начал Диксон. – Он установил прослушивающие устройства на работе, копировал документы и в течение нескольких месяцев докладывал нам обо всем, что знал.