Кардиомонитор стал пищать быстрее. Я многозначительно посмотрела на Джейсона. Он вздохнул, лег и глубоко вдохнул.
– Дело не только в твоем папе, Джейс. Я должна перестать постоянно убегать.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда в моей жизни происходило что-то плохое или мы не были в чем-то уверены, нам приходилось бежать. – Перед моими глазами появился Дьюк. – И я продолжала делать это, даже когда приехала сюда. Когда Оливер начал петь для меня в коридоре, я сбежала. Когда я подслушала твой разговор с мамой в кондитерской, я сбежала. Когда Сойер поцеловал меня в кафе и начал угрожать у тебя дома после выпускного, я сбежала. Я больше не могу убегать. Я могу дать показания против того, кто убил моего папу. Я могу добиться справедливости ради наших отцов. Я должна сделать это. Иначе я не прощу этого себе, кем бы после этого ни стала.
Джейсон поджал губы.
– К тому же я только что убила старшего сына Анжело Розетти, – продолжила я. – Из-за меня он убил своего младшего брата. Уверена, я теперь на первом месте в черном списке Анжело.
Джейсон хотел возразить, но я заговорила первой.
– Ты слышал, что сказал Марк. Они уже давно хотели меня убить. Ни одно событие последнего дня не изменит этого. – Я пожала плечами. – Мои показания – основание для вступления в программу защиты свидетелей.
– Не могу поверить, – пробормотал Джейсон.
Я взяла его за руку и начала водить пальцем по ладони.
– Но это еще не все.
У него расширились глаза.
– Маршалы уже побывали у твоего папы. Похоже, он скрывал какие-то документы Розетти, которые взял до того, как они начали угрожать тебе, и он сознался. Теперь твой папа знает о записи Марка и понимает, что это докажет его невиновность. Он пообещал отдать эти вещи и дать показания против Анжело при условии, что тебя и твою маму защитят.
Джейсон нахмурился. Лишь через секунду до него дошло, что я имела в виду. Его взгляд изменился.
– Моя семья тоже будет под защитой маршалов?
– Да.
Он расплылся в широкой улыбке.
– Почему ты не сказала сразу? Отлично! Ну, то есть это ужасно, но мы ведь будем вместе. Мы выдержим, если будем вместе. – Джейсон переплел пальцы с моими. – Мы сможем выбрать новые имена и поступить в один университет.
У меня перехватило дыхание.
– Нет, не сможем.
Его улыбка исчезла.
– Почему?
– Потому что мы не родственники. Агенты не разрешают свидетелям, которые не находятся в родстве, жить в одном городе. Или учиться в одном университете.
– И что? – фыркнул Джейсон. – Мы попросим Кесслера или Диксона сделать исключение.
– Наши мамы уже попытались. Кесслер и Диксон не делают исключений. И их руководство обеспокоено, что Лоренцо мог видеть нас вместе и понять, кто мы. Если он сообщил Анжело об этом до своей смерти, они уже могут искать нас. – Джейсон сжал мою руку. – Они хорошо знают наших мам и твоего папу. Поэтому агенты решили, что мы «слишком большая и подозрительная группа» для того, чтобы жить вместе.
– Нет, – возразил Джейсон. – Этого не произойдет. Мы… мы поженимся. – Его глаза засияли. – Нам уже исполнилось восемнадцать. Они нас не остановят. Тогда мы станем родственниками.
– Джейсон, будь серьезнее.
– Я не шучу! – Он сел. – Мы поженимся раньше, чем нас найдут. В больницах же есть священники? У нас получится. – Джейсон попытался встать.
Я положила руку на его локоть, чтобы помешать ему.
– Джейсон. Мы даже не были на свидании, и ты уже хочешь жениться на мне?
– Черт! Да, это было не самое романтичное предложение. Подожди. – Джейсон посмотрел на трубку, ведущую к капельнице. – Хочу проверить, насколько длинная эта штука и удастся ли мне встать на одно колено.
Отчаяние в его голосе почти разбивало мне сердце.
– Джейс.
Он прижался лбом к моему лбу.
– Когда?
– Мы с мамой уезжаем сегодня вечером. Она уже ждет меня в коридоре.
Джейсон закрыл глаза.
– А вы с мамой уезжаете завтра, как только врачи отпустят тебя.
– Значит, уже завтра у нас будут другие имена, – прошептал Джейсон. – Мы будем в разных местах и не будем знать, как найти друг друга?
Я не ответила.
– Слишком быстро, – возразил он. – Я только вернул тебя, Саша. И не хочу терять тебя снова.
Я отодвинула резинку своих штанов и показала татуировку на левом бедре.
– Ты всегда со мной, Джейсон. Как звезды – где-то далеко, но всегда со мной. И я всегда буду с тобой.
Он прикоснулся пальцами к звездам.
– Мы найдем способ встретиться, – напомнила я. – Мы уже сделали это, и я уверена, что сможем сделать еще раз.
Джейсон посмотрел на меня своими небесно-голубыми глазами.
– Я люблю тебя, Саша. И всегда любил.
Я целовала его и шептала:
– Я тоже тебя люблю.
Спустя восемь месяцев
В тот день Слоан Салливан исчезла. И в тот день я в двадцатый раз сменила имя. Точнее, в двадцать первый, если считать имя Саша Эбботт. Я все еще пытаюсь вспомнить, какой она была.
Прошло восемь месяцев с тех пор, как я в последний раз видела Джейсона. Восемь месяцев, как я живу в новом штате, в котором не была раньше. Восемь месяцев, как агенты сотворили чудо и помогли поступить в университет, который щедро выделил мне эту просторную комнату. Восемь месяцев, как я снова встретилась со своей мамой. И восемь месяцев, как я воспроизвожу в голове «что, если».
Я сдержала обещание и дала показания. Благодаря им – и записи разговора с Марком – его двоюродный брат Франко, убийца моего отца, сидит в тюрьме. И Анжело Розетти вот-вот окажется там же. Мне понадобилось выступить на его суде лишь один раз. Судебный процесс затянулся, адвокаты упорно защищают его, но судя по репортажу из зала суда, который я смотрела по телевизору, дела Анжело идут не очень хорошо. Крошечная часть меня – ну ладно, огромная – надеялась, что я увижу Джейсона после того, как дам показания. Но агенты не нарушают правила. Я никогда не видела даже папу Джейсона, а он дал показания в тот же день, что и я.
То, что эти плохие парни будут за решеткой, – это хорошо. Но мне не становится легче от этого, когда я предлагаю своей соседке сделать какую-нибудь глупость на спор, а она смотрит на меня как на идиотку. Я очень скучаю по жизни Слоан. Именно напоминания о крошечных деталях той жизни вроде глупых споров заставляют меня задуматься, что бы произошло, если бы я сбежала из школы в первый день и рассказала Марку о Джейсоне. Если бы я не решилась принять самостоятельно решение и поиграть в Бога с жизнями трех человек. Мы бы с Марком переехали. Я бы не встретила Джейсона, но по крайней мере знала бы, что Джейсон Томас существует, и легко нашла бы его снова, если бы захотела. И скорее всего Марк был бы жив. Все эти «что, если» не дают мне покоя.
Возможно, Лоренцо нашел бы нас в другом городе. Возможно, я бы никогда не узнала правду, никогда бы не увидела маму, никогда бы не помогла посадить за решетку плохих парней. Но я бы не убила Марка. В этом я уверена. Эти мысли мучают меня по ночам. Впервые в жизни я не сбежала, и это кончилось тем, что я убила человека.
Нет ничего хуже «что, если».
Неожиданный щелчок заставил меня обернуться. Дверь в мою комнату в общежитии открылась, и в комнату заходит девушка со светлыми волосами. Пышные кудри прыгают на ее плечах.
– Привет, – здоровается Селеста, и дверь за ней закрывается. – Я думала, ты в лаборатории.
Я пожимаю плечами.
– Сегодня плохо себя чувствую.
Она не знает, что сегодня я официально бросила университет.
– А ты? Разве у тебя сейчас не пара по социологии?
Она берет лист со своего стола и машет им передо мной.
– Я забыла это. И теперь опаздываю. – Она выбегает из комнаты, но останавливается в дверях. – Мы ведь встретимся на теннисе вечером, Вера?
– Да. До вечера.
Она машет мне рукой и исчезает в коридоре. Ненавижу лгать ей. На самом деле она очень хорошая. Особенно если учитывать кошмары, которые мучают меня почти каждую ночь. Она будит меня, шутит, чтобы я успокоилась, и притворяется, что верит моим словам о том, что и в детстве я мучилась кошмарами. На самом деле мне снится почти одно и то же: я убиваю Марка.
Конечно, в своих снах я стреляла в него. Но еще я душила, топила, закалывала ножом, убивала другими способами, которые даже не представляла наяву. Теперь я понимаю, что имел в виду Марк, говоря о пистолете. С ним действительно легко ошибиться: я поняла это на своем опыте. Но я не осознавала, что он имел в виду, когда говорил о серьезных последствиях. Тогда я подумала, что он имел в виду смерть. Теперь я знаю, что смерть – это не единственное «серьезное последствие».
Из всех событий это единственное, что я не могу изменить, единственное, что не могу контролировать: я не могу не убить Марка, и не могу перестать думать об этом. Боже, «что, если» убивает.
Я вздыхаю и беру толстый учебник по химии. В нем лежит письмо, которое я написала Селесте пару дней назад. Я приподнимаю ее одеяло – цвета морской волны с ярко-коралловым узором – и кладу письмо на ее бледно-розовую подушку. Я настолько погружаюсь в мысли о том, как она отреагирует на него, что когда замечаю, что мне звонят, играет уже второй припев мелодии, стоящей на звонке.
Я беру его со своего крошечного стола и улыбаюсь, увидев дату и имя звонящего:
– Ты так пунктуален. Кесслер бы гордился тобой.
Диксон смеется, и я расплываюсь в широкой улыбке.
– Что, даже не поздороваешься? Теперь ты похожа на Кесслера. Так и знал, что надо было мне охранять тебя на суде.
Кесслер не обманул меня: за последние восемь месяцев агенты предоставили круглосуточную защиту лишь один раз – когда я давала показания, сначала против двоюродного брата Марка, а затем против Анжело. Тогда со мной были Кесслер и незнакомый агент вместо Диксона. Но мы с Диксоном переписывались по электронной почте. Я попросила руководство службы маршалов, чтобы именно Диксон позвонил мне с проверкой после дачи показаний, и к счастью, мне разрешили. Теперь он будет звонить мне раз в год.