Все еще улыбаясь, я отвечаю:
– Рада тебя слышать, Диксон.
– Я тоже. Как твоя студенческая жизнь? Как комната в общежитии?
– Подожди… еще чуть-чуть… Ну вот, теперь я одновременно дотрагиваюсь до двух стен своей комнаты.
– Похоже на мою комнату в общежитии. – По голосу Диксона я понимаю, что он улыбается. – А как твоя соседка? Такая же жизнерадостная?
– Увы, да.
– Зря ты так, – возражает Диксон. – Что-то не слышно, как она играет на лютне. Именно этим занимался мой сосед по комнате в течение всего первого курса.
– Ой. Это лишь потому, что она сейчас на занятии по игре на лютне.
Диксон снова смеется, но его голос быстро становится серьезным.
– Нет, правда, как у тебя дела?
Я пожимаю плечами, хотя он не видит меня.
– Держусь.
– Ты сходила к психологу, про которого я тебе говорил?
Конечно, нет. Я не хочу, чтобы кто-то «психоанализировал» меня и спрашивал, почему я выбрала имя Вера Питерсон. Или почему я все еще называю себя Мелочью.
– Мне не нужен психолог. Я много лет была одна. Я умею сама решать свои проблемы.
– Нет, – поправляет Диксон. – Ты была с Марко много лет. Вот почему я беспокоюсь.
– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Разве у тебя нет списка вопросов?
Я слышу шорох бумаги.
– Список есть. Просто знай, что сейчас я разрешаю сменить тему. Но эта тема будет поднята в следующих надоедливых электронных письмах.
Я улыбаюсь.
– Принято к сведению.
– Какие-то проблемы, о которых я должен знать?
– Нет.
– Контакт с человеком из твоего прошлого?
После этого вопроса следует резкий кашель.
– Нет.
Диксон молчит, и я знаю, что он дает мне возможность задать вопрос.
– Как он?
Нет необходимости говорить имя. Диксон знает, о ком я спрашиваю.
– Держится, как и можно ожидать от человека, который проходит через это впервые.
Я закрываю глаза и представляю Джейсона. По правилам Диксон не может рассказывать мне о нем, но он хороший и не против изредка нарушить правила.
– Я общался с ним пару дней назад, – продолжает Диксон. – Он спрашивал о тебе.
Я прикусываю губу и говорю самые честные слова за весь разговор.
– Жаль, что все сложилось так.
– Мне тоже, – признается он. – Но ты поступила правильно.
– Я знаю.
– И теперь ты в безопасности, – напоминает он. – Но не расслабляйся.
Я грустно улыбаюсь в ответ. Я все еще помню урок № 8.
– Будь осторожна, ладно? Возможно, прямо сейчас все спокойно, пока Розетти сосредоточены на судебном процессе. Но многие люди, близкие к Анжело, хотели бы добраться до тебя. Я знаю, что ты уже почти не помнишь Данте, но теперь он полноценный член семьи.
Как будто я могла забыть единственного оставшегося сына Розетти. Он – одна из причин, по которой я собираюсь сделать то, что задумала.
– Я поняла.
– Никогда не знаешь, когда может произойти что-то неожиданное.
Мое сердце бешено стучит в груди, и на секунду я уверена, что он обо всем знает. Но это всего лишь паранойя. Диксон не может знать о моих планах.
– Хорошо.
– У тебя есть мой номер. Я отвечу в любое время.
– Да. И спасибо.
Это правда. У меня есть его номер. Он единственный сохранен на моем новом секретном телефоне, который лежит в одной из сумок под кроватью. Возможно, я и собираюсь полностью нарушить все правила, но я не настолько глупа, чтобы делать это без запасного плана.
– Если ты захочешь просто поговорить или… у тебя появятся вопросы, позвони. Я даже обещаю не напоминать о психологе во время первого звонка.
Я смеюсь.
– Как устоять перед таким щедрым предложением?
Я слышу шуршание, и Диксон говорит:
– На этом у меня все. Но давай еще поговорим. Расскажи, что было самым отвратительным на последней студенческой вечеринке.
Я смотрю на будильник Селесты, на котором мерцают большие розовые цифры.
– На то, чтобы описать все отвратительные вещи, которые я видела на вечеринках здесь, уйдет целая вечность, а у меня скоро занятие.
– Давай, скажи, что твоя соседка записала тебя на занятия по игре на лютне.
Я фыркаю.
– Они что, правда бывают?
– Неужели так повезло только мне?
Внезапно у меня на глазах появляются слезы. Не то, чтобы я часто виделась или общалась с Диксоном, но я буду по нему скучать.
– Спасибо за все, – тихо говорю я. – Правда.
Его голос становится серьезным.
– Не за что, Саша.
Именно это мне и нужно: маленький обход правил, напоминание, кто я на самом деле.
– Нравится обращаться по имени, да, Тони?
Прежде чем он ответит, я фыркаю:
– Прости, Диксон. Не сдержалась.
Он снова отвечает веселым голосом:
– Я поговорю с тобой позже, Питерсон.
«Нет, не поговоришь», – думаю я. Но я прощаюсь и слышу гудки.
Прежде чем я сделаю что-нибудь глупое и поддамся желанию услышать голос Диксона в последний раз, я кладу телефон на стол и разбиваю его огромным учебником по химии. Затем я собираю обломки и выбрасываю их в унитаз. В последний раз это сработало.
Я возвращаюсь в комнату и смотрю на будильник Селесты. Все идет по плану, но я до сих пор нервничаю. Я вынимаю из-под кровати две неприметные сумки. Две маленькие сумки, в которых лежит все, что понадобится в моей новой жизни. Все остальное в моей комнате – одноразовый хлам. Сувениры из жизни, которую я никогда не хотела.
Не поймите меня неправильно, мне очень нравится учиться. И я собираюсь вернуться в университет. Но на своих условиях, в тот университет, который выберу я, а не тот, который посчитали самым безопасным или самым удаленным от остальных членов программы защиты свидетелей. Не тот, в который мне пришлось поступить из-за удостоверения свидетеля под защитой.
Я все равно не могу взять больше вещей. Когда Селеста прочитает мое письмо, то поверит, что я узнала о смерти своей мамы, бросила в сумку пару вещей и уехала. История о смерти матери даст мне несколько дней или даже недель: Селеста ничего не заподозрит, если я не буду отвечать ей. Когда она все же проведет небольшое расследование, то узнает, что я бросила университет.
Я открываю одну из сумок и достаю поддельный паспорт, который я получила во время поездки в университет на границе штата пару недель назад. Он не самый лучший, но сойдет до тех пор, пока я не доберусь до места, в которое мы с Марком обращались не раз. У нас всегда были лучшие поддельные документы.
В дверь робко стучат, и я улыбаюсь. Как раз вовремя. Я убираю поддельный паспорт в сумку, беру конверт и открываю дверь.
На пороге стоит парень. Он выглядит даже лучше, чем утром, когда я заметила его на парковке учебного корпуса: бледная кожа, длинные дреды, большая борода, мешковатые шорты, футболка с фотографией незнакомой группы и штук десять плетеных браслетов на руке. Моя соседка, обожающая розовое, даже не заговорила бы с ним.
– Ты здесь, – говорит Дреды. – Джессика, верно? Я не верил, что ты на самом деле будешь здесь.
– Я здесь, – подтверждаю я.
Он замечает кровать Селесты, и его глаза округляются: слишком много ярких цветов. Он нервно переступает с ноги на ногу, словно такое количество вещей розового цвета вызывает у него аллергию.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не рассмеяться. Как же мне повезло встретить именно его.
– Вот, держи. – Я протягиваю конверт.
Парень смотрит на меня и несколько раз моргает, словно он долго смотрел на яркий свет.
– Так что я должен сделать? – спрашивает он, забирая конверт. – Просто отнести его по этому адресу? – Он показывает на адрес, написанный на конверте. – И ты дашь мне за это четыреста долларов?
Я достаю из кармана четыре стодолларовых бумажки.
– Да.
Дреды берет деньги с тем же сомневающимся взглядом, которым он окинул ярко-зеленую доску вдохновения Селесты.
– И все? В этом нет ничего противозаконного? – На его лбу появляются морщинки. Должно быть, сложно представить, что незаконного может совершить такая скромная на вид студентка.
– Конечно, нет, – говорю я. – Мои тетя с дядей должны получить это к вечеру. Я забыла отправить им письмо, а у меня нет машины. К тому же я не могу потратить четыре часа на поездку. У меня после обеда тест и урок по игре на лютне.
Дреды наклоняет голову.
– На лютне. Ну ладно, – кивает он.
«Спасибо, Диксон».
– Я предупредила их, что ты бросишь письмо в почтовый ящик.
– Конечно, Лютня Джесс.
Все гораздо лучше, чем я представляла. Если он вернется сюда в поисках Лютни Джесс, Селеста даже не поймет, о ком он говорит.
– Спасибо. Ты мне очень помог.
И это правда. Я не могла отправить письмо по почте, потому что оно могло потеряться или прийти раньше, чем я рассчитывала. И не могла доставить его сама.
– Нет, это тебе спасибо. Мне словно заплатили за то, чтобы я прогулял занятия.
Дреды машет мне рукой и убегает по коридору.
Я закрываю дверь и вздыхаю. Селеста – не единственная, кому я написала письмо. Остается лишь надеяться, что когда моя мама прочитает его, она поймет, почему я это делаю.
Я знаю, что Розетти придут за мной. Арест не остановит Анжело. Члены его семьи могут воспользоваться любым человеком, знающим о моем местонахождении, чтобы добраться до меня. Не только агентами, но и моей мамой или ее новым парнем, Селестой, возможно, даже Джейсоном и его семьей. Их могут похитить, ранить или убить ради информации обо мне. Расплата – лишь вопрос времени. Никто даже не знает, почему Рубен Маркс убил Софию. Возможно, просто чтобы показать, что он может. Хотя Марк сказал, что это происходит редко, я не хочу подвергать своих близких такому риску.
Тяжелее всего оставлять маму, но по крайней мере она не будет одна. Мне нравится ее новый парень. Когда я приехала к ним на прошлых выходных, он спросил у меня, не против ли я их брака, и я дала им свое благословение. С ним мама справится. Хотя в первую очередь она позвонит Диксону. Похоже, он умеет находить общий язык с каждым.