с наследником. Они были такие самодовольные, такие снисходительные к нашей бездетности. Показывали своего мальца, измазанного слюнями, морковным пюре и даже как будто какашками, голого, если не считать нагрудничка и вязаных носков. Я потягивала апельсиновый сок, а ты наклонился и шепнул на ухо: «Вечерком я тоже так оденусь». Я чуть не захлебнулась. Это был один из тех моментов, когда ты меня спасал, заставляя рассмеяться. «Маслина там, правда, только одна, но все-таки…» Так что позволь напомнить: Ты ОСТРОУМНЫЙ. А теперь поцелуй свою женушку!
У меня сперло дыхание. Эми воспользовалась охотой за сокровищами, чтобы восстановить наши отношения. Увы, слишком поздно. Она, когда писала эти ключи, понятия не имела о том, что у меня на уме. Ах, Эми, почему ты не сделала этого раньше?
Мы ничего не делаем вовремя.
Я открыл следующую загадку, прочитал и сунул в карман, а потом вернулся к машине. Знал, куда нужно отправиться, но пока не был готов найти еще один комплимент, еще один добрый посыл от жены, еще одну оливковую ветвь мира. Мои чувства к ней слишком быстро изменялись от горечи к сладости.
Заехав к Го домой, я просидел там несколько часов, попивая кофе и переключая каналы телевизора. Озабоченный и раздраженный, я убивал время до одиннадцати вечера — мы договорились в этот час отправиться в «Риверуэй молл». Сестра вернулась после семи. В одиночку хлопоча в «Баре», изрядно утомилась. Перехватив ее взгляд, брошенный на телевизор, я понял намек и выключил.
— Ну и чем ты сегодня занимался? — спросила она, зажигая сигарету и усаживаясь за старый карточный столик нашей мамы.
— Торчал в штабе с волонтерами, а ночью, в одиннадцать, мы пойдем обыскивать «Риверуэй молл».
Не хотелось рассказывать о ключах Эми. Я и без того чувствовал себя виноватым.
Го начала выкладывать пасьянс, громко, не иначе в укор, шлепая картами о стол. Я вскочил, зашагал по комнате, но она словно и не замечала меня.
— Телик я смотрел, просто чтобы отвлечься!
— Знаю. — Она перевернула валета.
— Я должен быть там, где могу чем-то помочь, — заявил я, гордо расхаживая по гостиной.
— Через несколько часов ты обыщешь «Риверуэй молл», — произнесла Го без всякого одобрения и перевернула три карты.
— Так говоришь, будто ты считаешь это пустой затеей.
— Ну что ты. Надо все проверить. Сына Сэма ведь арестовали благодаря чеку за парковку тачки.
Го — третья, кто напомнил мне об этом маньяке. Повторяют прямо как мантру, от которой пробирает озноб. Я сел рядом с ней.
— Я был несправедлив к Эми. И я это понял.
— А может, и нет. — Наконец-то она подняла взгляд на меня. — Ты себя ведешь как-то странно.
— Видно, вместо того, чтобы паниковать, я сосредоточился на злости на нее, — возразил я. — В последнее время наши отношения не были безоблачными. То есть не получается достаточно сильно бояться за нее, потому что я как бы не имею на это права. Мне так кажется.
— Нет, правда, ты странно себя ведешь, — сказала Го. — Но тут сама ситуация странная. — Она затушила сигарету. — Не важно, как ты держишься со мной, но с остальными будь осторожнее. Люди склонны к скоропалительным выводам.
Она хотела вернуться к пасьянсу, но я не собирался ее так просто отпускать. Мне требовалось ее внимание.
— Придется мне папу в приюте навестить. Как думаешь, стоит ему сказать об Эми?
— Не надо. Он еще более странно относится к Эми, чем ты.
— Я всегда подозревал, что она напоминает ему бывшую подружку или еще кого-нибудь потерянного. После того как он стал… — я потряс рукой, изображая проявления болезни Альцгеймера, — грубым и несносным, это сказывается.
— Ага, но в то же самое время он старался произвести на нее впечатление. Типичный двенадцатилетний сопляк в теле шестидесятивосьмилетнего засранца.
— А разве женщины не считают, что все мужчины в душе двенадцатилетние сопляки?
— Это если душа на месте.
В восемь минут двенадцатого Ранд ждал нас у раздвижных дверей гостиницы и напряженно вглядывался в темноту. Мы со Стаксом сидели в кузове пикапа Хиллсемов. Тесть, одетый в шорты цвета хаки и футболку с эмблемой Миддлбери-колледжа, подбежал трусцой, запрыгнул к нам и уселся на колесный колпак с поразительной непринужденностью, как если бы участвовал в телешоу на правах ведущего.
— Ранд, я правда очень сочувствую Эми, — выкрикнул Стакс, когда мы с излишней, на мой взгляд, скоростью промчались мимо припаркованных машин и выскочили на шоссе. — Она такая милая. Я дом на жаре красил, аж жо… аж попа в мыле, а она увидела, съездила в «Севен-элевен», купила огромадную бутыль лимонада. Подала мне ее прямо на лестницу.
Я слушал его бессовестное вранье. Эми мало волновал Стакс и его попа, она не подала бы ему даже кружку с мочой.
— Да, это похоже на нее, — согласился Ранд, а во мне вновь вскипела ненужная, совсем неблагородная злость.
Может, это взыграл журналист? Факты всегда должны оставаться фактами. Не стоит превращать Эми во всеобщую любимицу только потому, что так подсказывает жалость.
— Миддлбери? Ого! — продолжал Стакс. — Да там просто обалденные регбисты.
— А то! — кивнул Ранд, улыбаясь во весь рот.
После этого они со Стаксом с головой ушли в обсуждение тонкостей регби, забыв о ревущем двигателе, ночной духоте и «Риверуэе».
Джо Хиллсем притормозил рядом с огромным угловым «Мервинсом». Мы выскочили и, разминая ноги, хорошенько осмотрелись. Ночь выдалась жаркой и лунной. Я обратил внимание, что Стакс вырядился (может, шутки ради, а может, и нет) в футболку с надписью «Экономь газ. Пукай в баллон».
— Значит, так, — начал Майк Хиллсем. — Это место ни хера не безопасное, врать не буду.
Он, как и его брат, за минувшие годы заматерел: не только грудь бочкообразная, а сам настоящая бочка. Плечом к плечу они составляли без малого пятьсот фунтов мощи.
— Мы сюда только один раз заехали, — добавил Джо. — Просто хотели взглянуть, во что превратилась фабрика. Так нам чуть жопы не оторвали и в руки не всунули. Поэтому сейчас мы решили подстраховаться.
Он вытащил из автомобиля продолговатую холщовую сумку и, расстегнув змейку, показал нам полдюжины бейсбольных бит. Торжественно выдал нам по одной. Когда пришла очередь Ранда, Джо замялся:
— Э-э-э… вы уверены?
— О черт! — ответил мой тесть. — Конечно возьму!
Все сразу закивали, сверкнули улыбки. Настроение поднялось, как от дружеского хлопка по плечу. «А от тебя есть прок, папаша!»
— За мной! — скомандовал Майк, ведя нас вдоль фасада. — Где-то тут, рядом со «Спенсером», есть дверь со сломанным замком.
Сразу после его слов мы миновали мрачные окна «Шу-би-ду-би», где моя мама проработала полжизни. Я все еще помню волнение, с каким она собиралась устраиваться в одно из самых удивительных заведений города — в «Риверуэй молл»! В то субботнее утро сорокалетняя женщина, надев персикового цвета брючный костюм, впервые отправилась на биржу труда с неуверенной улыбкой. «Я и вообразить не могла, что в „Риверуэе“ так много разных магазинов! И поди угадай, в каком из них я буду работать? Обратилась самое малое в девять! В магазины готовой одежды и музыкальной аппаратуры, даже туда, где делают попкорн». Через неделю мама торжественно заявила, что ее берут в штат на должность продавца обуви. Но нас, ее детей, эта новость не окрылила.
— Трогать вонючие ноги… — проворчала Го.
— Нет, знакомиться с интересными людьми, — возразила матушка.
Я заглянул в мрачное окно. Пустота. Лишь брошенные сандалии для примерки обуви вдоль стен.
— Моя мама здесь работала, — сказал я Ранду, невольно задерживая его.
— И?..
— Хорошо. Ей нравилось.
— Я в смысле, чем она занималась?
— А! Обувь. Продавала обувь.
— Замечательно! Обувь. Здорово. Это то, в чем люди всегда нуждаются. В конце дня можно со спокойной душой сказать: я продал людям пять пар обуви. Не то что книжки писать, верно?
— Эй, Данн, сюда! — позвал Стакс, придерживая открытую дверь.
Остальные уже вошли внутрь.
Я все гадал, как будет пахнуть внутри «Риверуэя». Раньше работали кондиционеры. Сейчас же я вдыхал запахи сырой земли и травы, как во дворе, а вовсе не как в помещении. Духотища, будто лег на матрас и накрылся периной. Трое из нас захватили мощные фонари с неестественным, режущим глаза светом. Казалось, мы попали в безжизненный мир — после апокалипсиса, после падения кометы, после зомби-эпидемии. Грязные колеса магазинных тележек разрисовали безумными петлями белое покрытие пола. Енот хрустел собачьим кормом у входа в женский туалет. Его глаза блестели, как новые десятицентовые монетки.
В молле царила тишина. Голос Майка отражался эхом от стен, наши шаги отражались эхом от стен, пьяное хихиканье Стакса отражалось эхом от стен. Вряд ли нам удастся застичь кого-то врасплох, как было задумано.
В центральном коридоре «Риверуэя» потолок терялся в вышине — четыре этажа, эскалаторы, лифты уходили в непроницаемую черноту.
— Итак, парни, — с сомнением протянул Ранд, — что будем делать? Вы все знаете это место, а я — нет. Нужно подумать, как систематически…
Позади громко лязгнуло, поднялась решетка.
— Ага! — заорал Стакс. — Один есть!
Лучом фонаря он выхватил из темноты мужчину в развевающемся дождевике, выбежавшего из бутика «Клэр» и рванувшего прочь по коридору.
— Хватай его! — выкрикнул Джо и припустил вдогонку, тяжело топая кроссовками по керамической плитке.
Майк не отставал, удерживая незнакомца в ярком свете.
Братья яростно голосили:
— Стой, чувак! Эй, ты! Спросить хотим!
Мужчина даже не повернулся.
— А ну стоять, гад!
Сохраняя молчание, беглец прибавил скорости. Он летел по коридору «Риверуэя», то возникая в пятне света, то вырываясь из него, а дождевик вился позади подобно знамени. Внезапно незнакомец совершил поистине акробатический трюк: перепрыгнул через урну, оттолкнулся ногами от ограждения фонтана, скользнул на спине в щель под металлическими воротами и исчез.