Куда же он запропастился?
— В детстве он был таким же, — сообщает Морин. — Сущий бродяга. Самым страшным наказанием было, когда его запирали в комнате. — Она укладывает прохладную тряпку мне на лоб. Дыхание моей свекрови пахнет аспирином. — Теперь твоя главная задача — отдохнуть как следует. А я буду звонить, пока не удостоверюсь, что мальчишка вернулся домой.
Когда приезжает Ник, я сплю. Но просыпаюсь, услышав, как он принимает душ. Гляжу на часы — одиннадцать ноль четыре вечера. Скорее всего, он был в «Баре» — он любит после работы принять душ, смыть с кожи запах пива и соленого попкорна. Это он так утверждает. Ник проскальзывает в постель, а когда я поворачиваюсь к нему и открываю глаза, выглядит напуганным.
— Мы несколько часов пытались до тебя дозвониться, — говорю я.
— Разрядился телефон. У тебя был обморок?
— Кажется, я только что слышала, что у тебя разрядился телефон.
Ник молчит, и я понимаю, что сейчас он начнет врать. Хуже всего знать об этом и готовиться слушать ложь. Ник старомоден, он нуждается в свободе и не любит объясняться. Прекрасно знает еще за неделю, что проведет вечер с приятелями, но все равно за час до ухода вдруг скажет: «Слышь, я тут подумал, а не сыграть ли с чуваками в покер, если, конечно, ты не станешь возражать». И уйдет, заставив меня чувствовать угрызения совести, если я возлагала на этот вечер другие надежды. Никому же не приятно быть женой, которая не отпускает мужа поиграть в покер, этакой грымзой в бигуди и со скалкой. Поэтому я должна проглотить разочарование и согласиться. Все же не думаю, что он так поступает нарочно. Просто его папа жил своей собственной жизнью и мама не возражала. Пока не развелась с ним.
И Ник начинает старательно врать. Я даже не слушаю его.
Ник Данн
Спустя пять дней.
Я прислонился к дверному косяку пристально глядя на сестру. Запах Энди все еще стоял в воздухе, и хотелось продлить этот миг как можно дольше, наслаждаясь воспоминаниями. На вкус она всегда напоминала конфету-тянучку, а пахла лавандой. Лавандовый шампунь, лавандовые лосьоны.
«Лаванда приносит удачу», — пояснила она как-то. В чем в чем, а в удаче я нуждался.
— Сколько ей лет? — властно спросила Го, упираясь кулаками в бока.
— Это то, о чем ты хочешь поговорить?
— Ник, сколько ей лет?
— Двадцать три.
— Двадцать три! Блестяще!
— Го, не надо…
— Ник, ты что, не понимаешь, в какой ты заднице? — процедила Го. — В заднице и без капли мозгов. — Она произнесла «без капли мозгов», как в детстве, и оскорбление ранило, будто мне снова было десять лет.
— Да, положение далеко от безоблачного, — тихо согласился я.
— Безоблачное положение?! Ты… ты предатель. Ник, я не понимаю, что с тобой произошло? Ты всегда был положительным парнем. Или я была дурой все это время?
— Нет. — Я разглядывал пол, то самое место, куда всегда смотрел, будучи ребенком, не оправдавшим маминых надежд и получавшим за это нахлобучки.
— А сейчас? Ты мужчина, который изменяет жене. И ты не сможешь этого отрицать. О господи! Даже папа не изменял маме! А ты… Я хочу сказать, что твоя жена Эми сейчас неизвестно где, а ты проводишь время с какой-то…
— Го, я просто в восторге от этой душещипательной сцены. Надо же, моя сестра защищает Эми! Я же прекрасно знаю: она тебе никогда не нравилась. Как с первого дня не понравилась, так и…
— Но я могу сочувствовать твоей пропавшей жене! Я переживаю. Да, я переживаю! Помнишь, говорила, что ты кажешься мне странным? Ты и в особенности твое поведение. — Она зашагала по комнате, грызя ноготь. — Когда полиция узнает, я даже не представляю, что будет. Я боюсь до одури, Ник. Вот теперь, впервые, я испугалась за тебя по-настоящему. И откуда нам знать, вдруг они уже пронюхали? Они могут проверять твои телефонные звонки.
— Я пользовался другим телефоном.
Го помолчала, а потом вздохнула:
— Это еще хуже. Выглядит, как будто ты действовал преднамеренно.
— Да, я преднамеренно обманывал, Го. Да, я виноват.
Она на минуту задумалась, усаживаясь на диван, пытаясь свыкнуться с новым знанием. А я испытал истинное облегчение оттого, что сестра теперь посвящена в мои проблемы.
— Давно? — спросила Го.
— Чуть больше года. — Я заставил себя оторвать взгляд от пола и посмотрел прямо на нее.
— Больше года? И ни разу не проговорился. Даже мне не сказал.
— Боялся, что ты будешь меня отговаривать. Что ты будешь плохо думать обо мне и придется порвать с ней. А я не хотел. Дело в Эми…
— Больше года! — продолжала Го. — А я и не догадывалась. Восемь тысяч бесед под стаканчик, а про это — ни гу-гу. Я и не думала, что ты способен так долго от меня что-то скрывать.
— Только это.
Го пожала плечами, словно укоряя: как я могу тебе верить отныне?
— Ты ее любишь? — произнесла она со странной интонацией, как будто не допускала и мысли.
— Да. Мне так кажется. В самом деле, похоже, что люблю.
— А ты осознаешь, что, если бы вы сошлись, стали жить вместе, она начала бы находить в тебе недостатки? Некоторые твои привычки сводили бы ее с ума. Она бы от тебя требовала что-нибудь, чего ты не хотел. Она бы на тебя злилась.
— Го, мне не десять лет. Я в курсе, как складываются отношения между мужчиной и женщиной.
Она снова поджала плечами: да неужели?
— Нам нужен адвокат. Хороший адвокат, имеющий представление о связях с общественностью. Я уверена, репортеры все разнюхают. Надо позаботиться, чтобы пресса не превратила тебя в злобного гулящего мужа. Если это случится, считай, что все кончено.
— Го, ты слишком торопишься. — Я практически соглашался с ней, но слышать эти слова от сестры было невыносимо тяжело, поэтому хотелось их опровергнуть.
— Ник, я даже торможу. Нужно кое-кому позвонить.
— Делай что хочешь, лишь бы тебе было спокойнее.
Го сильно ткнула меня в грудину двумя пальцами:
— Мать твою, Лэнс, не надо меня утешать. «Ах, девочка так взволнована!..» Чушь собачья! Ты вляпался в очень неприятную ситуацию, дружок. Вытаскивай свою голову из задницы и позволь мне хотя бы чуть-чуть подправить дело.
Под рубашкой ныло ушибленное место. Го повернулась и, слава богу, скрылась в своей комнате. А я прилег на диван, пообещав себе, что скоро встану.
Мне снилась Эми. Она ползла по полу на четвереньках через нашу кухню, пытаясь добраться до двери черного хода. Кровь заливала ей глаза. Она ползла медленно, слишком медленно. Ее хорошенький череп был деформирован — смят с правой стороны. Кровь капала с длинной пряди волос. Эми стонала и звала меня по имени.
Проснувшись, я понял, что пора заехать домой. Нужно осмотреть место — место преступления. Мне это казалось совершенно необходимым.
Никто не хотел выбираться из дому на испепеляющую жару. Окрестности нашего жилья оставались такими же безлюдными, как в день исчезновения Эми. Переступив порог, я заставил себя дышать ровно. Относительно новый дом казался наполненным привидениями — и не в романтическом стиле Викторианской эпохи, а по-настоящему жутко, как чертовы развалины. Дом с криминальной историей, а ведь ему всего три года.
Эксперты-криминалисты успели наследить везде — все поверхности липли и пачкались. Я присел на диван, который пах, словно какой-то незнакомец, терпким лосьоном после бритья. Пришлось открыть окно, несмотря на жару. Бликер рысцой сбежал со ступенек, я подхватил его на руки, погладил. Кот замурлыкал. Его миска была полна корма, — наверное, насыпал кто-то из копов. После разрушения нашего дома весьма благородно со стороны полиции.
Опустив Бликера на нижнюю ступеньку, я поднялся в спальню, стянул футболку и лег на кровать лицом вниз. В ту же самую темно-синюю наволочку, что и в утро нашей годовщины. В то самое утро.
Внезапно зазвонил телефон. Го. Я нажал кнопку приема.
— В полдень будет спецвыпуск «Шоу Эллен Эббот». Об Эми. Похоже, хреновы наши дела. Мне приехать?
— Не стоит. Я и один могу посмотреть. Спасибо.
Мы помолчали в трубку. Каждый дожидался, что первым попрощается собеседник.
— Ладно, после поговорим, — сказала наконец Го.
«Шоу Эллен Эббот» — программа для кабельного телевидения, специализирующаяся на исчезновении и убийстве женщин. Его ведущая, неистовая и безудержная Эллен Эббот, когда-то работала обвинителем и боролась за права жертв насилия. Пошла картинка: Эллен, с пышной укладкой волос, с блеском на губах, прожигает взглядом камеру:
— Сегодняшний наш сюжет просто шокирует. Молодая красивая женщина, прототип главной героини книжной серии об Удивительной Эми, пропала. В доме все перевернуто вверх дном. Ее муженек — Лэнс Николас Данн, безработный писатель, а в настоящее время владелец бара, купленного на средства жены. Хотите узнать, насколько он расстроен? Вот фотографии, сделанные уже после исчезновения его жены Эми Эллиот-Данн в день пятилетнего юбилея их свадьбы.
На экране возникла моя фотография с пресс-конференции, где я стою с мудацкой улыбкой. Потом еще одна, где я улыбаюсь и машу рукой, подобно коронованной особе в день праздника, выходя из автомобиля. А махал-то я Мэрибет… Что поделать? Я всегда улыбаюсь, когда машу кому-то.
Затем появилось фото с телефона — я и Шона Келли, мастерица по пирогам фрито. Мы стояли щека к щеке, сверкая ослепительными улыбками. Сразу после этого перед камерой появилась сама Шона, загорелая, мрачная и решительная, а Эллен представила ее всем Соединенным Штатам. Я покрылся потом.
ЭЛЛЕН: Итак, Лэнс Николас Данн. Шона, как вы можете описать его поведение? Вы встречались, когда весь город разыскивал его пропавшую супругу. А что в это время делал Лэнс Николас Данн?
ШОНА: Он был очень спокойным, вполне дружелюбным.
ЭЛЛЕН: Погодите-погодите. Спокойным и дружелюбным? Его жена исчезла. Так ведь, Шона? А мужчина выглядел спокойным и дружелюбным?
Опять на экран вылезла эта дурацкая фотография. По-моему, сейчас мы выглядели еще радостнее.