«У меня была девушка — Бони Морони…»
Ночь выдалась жаркая и влажная, подмышки сыщицы превратились в темные смайлики пота. Бони радостно скалилась, будто вчерашних обвинений — а ведь копы обвиняли меня — вовсе не было.
Вместе с Эллиотами я поднялся по лесенке на шаткую временную сцену. Обернулся к сестре, та кивнула и изобразила глубокий вздох: не забывай дышать. Сотни пар глаз взирали на меня, щелкали фотоаппараты, слепили вспышки. «Не улыбайся, — сказал я себе. — Главное, не улыбайся».
С десятков футболок «Найдем Эми» мне улыбалась жена.
Го убедила меня выступить с небольшой речью: «Тебе нужно стать человечнее, и быстро!» Быть посему. Я направился к микрофону, который установили слишком низко, на уровне моего пупка. Несколько секунд я боролся со штуковиной, сумев поднять лишь на дюйм, — обычно такие заминки приводили меня в бешенство. Переведя дыхание, я наклонился и принялся читать с бумажки, которую подготовила Го.
— Моя жена Эми Данн пропала почти неделю назад. Я не в силах описать ту боль, которую испытывает наша семья, ту глубокую брешь, которую оставило в нашей жизни исчезновение Эми. Любовь всей моей жизни, сердце нашей семьи! Тем, кто еще не знаком с Эми, скажу, что она веселая, очаровательная, добрая. Она мудрая и теплая. Она моя верная подруга и надежная помощница во всем. — Пробежавшись взглядом по толпе, я как по волшебству обнаружил Энди и прочел на ее лице такое отвращение, что моментально уткнулся в бумажку. — Эми — женщина, рядом с которой я хотел бы состариться. И я знаю, что так оно и будет.
ПАУЗА. ВДОХ-ВЫДОХ. НИКАКИХ УЛЫБОК.
Го и в самом деле написала эти слова в шпаргалке.
«Так оно и будет, будет, будет…» Мой голос вырывается из динамиков и раскатывается эхом, и звуки стихают над рекой. Я старательно отводил глаза от места, где стояла Энди. В парке засиял сонм огоньков. Предполагалось совместить этот момент с минутой молчания, но детвора громко плакала, а один пошатывающийся бродяга вопрошал:
— Это чё тут, а? В честь чего?
Кто-нибудь шептал ему имя Эми, а тот лишь переспрашивал:
— Это чё?! В честь чего?
Ноэль Хоторн начала проталкиваться из середины толпы к сцене. Со всей тройней, разумеется. Один на руках, а остальные цепляются за юбку. Чада выглядели до нелепого крошечными для того, кто имел столь же крошечный опыт общения с детьми. Толпа расступалась, Ноэль с выводком направлялась прямиком к лесенке, глядя на меня снизу вверх. Я впился в нее недобрым взглядом — эта женщина оклеветала меня — и вдруг заметил увеличившийся в размерах живот. Опять беременна! У меня на секунду отвисла челюсть. Четверо детей! Господи!
Позже этот мой взгляд будут обсуждать, и большинство увидит в нем злость и страх.
— Привет, Ник! — Ее голос достиг низкого микрофона и раскатился над толпой.
Я схватил микрофон и попытался найти выключатель. Куда там!
— Я только хотела посмотреть тебе в глаза, — сказала Ноэль и расплакалась. Влажный всхлип пронесся над толпой, привлекая внимание. — Где она? Что ты сделал с Эми? Что ты сделал со своей женой?
«Женой, женой…» — эхом разлетался ее голос. Двое из тройни испугались и заныли.
Целую секунду Ноэль, пытаясь справиться с рыданиями, не могла говорить, а потом в ярости схватила стойку с микрофоном и сдернула со сцены. Я хотел было отнять, но спохватился — нельзя прилюдно вступить в борьбу с женщиной в платье для беременных, вдобавок окруженной тремя детьми. В поисках Майка Хоторна я забегал взглядом по толпе, но он куда-то запропастился. Ноэль развернулась, чтобы обратиться к собравшимся:
— Я лучшая подруга Эми!
«Подруга… друга… друга…»
Ее слова, смешиваясь с хныканьем детей, летели над парком.
— Несмотря на все мои усилия, полиция отказывается воспринимать меня всерьез! Поэтому я выскажу свои доводы нашему городу. Городу, который Эми любила, городу, который любил ее. Этот мужчина, Ник Данн, должен ответить на наши вопросы! Этот мужчина должен сказать всем нам, что он сделал со своей женой!
Бони проталкивалась вдоль сцены к Ноэль. Когда та повернула голову, их глаза встретились. Детектив выразительно чиркнула ладонью себе по горлу: прекращай болтать!
— Со своей беременной женой!
Бешеные вспышки фотоаппаратов затмили неяркие огоньки свечей. Стоявший рядом со мной Ранд издал странный не то визг, не то скрип — как будто с усилием провел пальцем по воздушному шарику. В толпе у моих ног Бони прижала пальцы ко лбу, как при острой мигрени. Окружающий мир представлялся мне стробоскопической сменой кадров, частота которых совпадала с моим пульсом.
Вот я высмотрел красное, искаженное, залитое слезами лицо Энди, не сводящей с меня глаз, и она выразительно шевельнула губами: «Засранец!» Повернулась и скрылась в толпе.
— Надо уходить, — шептала на ухо Го, внезапно оказавшаяся рядом, и дергала меня за рукав.
Вспышки слепили меня. Я стоял подобно монстру Франкенштейна, запуганному, загнанному оравой крестьян с факелами. Вспышки, вспышки…
Мы разделились на две группы. Я и Го рванули к автомобилю моей сестры, а Эллиоты с разинутыми ртами остались на сцене — спасайтесь сами. Репортеры не унимались, задавая один и тот же вопрос:
— Ник, правда, что Эми была беременна? Ник, а вы знали, что Эми беременна?
Я мчался из парка так, словно был застигнут градом.
«Беременна, беременна, беременна…» — звучало в летней ночи под аккомпанемент цикад.
Эми Эллиот-Данн
15 февраля 2012 года.
Страницы дневника.
Что за странные времена настали? Я пытаюсь взглянуть на них как бы отстраненно, издалека. Ха-ха! Когда-то можно будет оглянуться на этот период жизни. Когда-нибудь, лет в восемьдесят, одетая в тона увядшей лаванды, умудренная опытом, с удовольствием потягивая мартини, я буду воспринимать эти события как историю. Загадочная и страшная история о том, как я уцелела.
С моим мужем происходит что-то ужасное, что-то неправильное, и я полностью уверилась в своих подозрениях. Да, он оплакивает маму, но не в этом дело… Его чувство направлено на меня, и это далеко не сожаление. Иногда я ощущаю, как Ник наблюдает за мной, а оглянувшись, вижу, что лицо мужа искажено отвращением, как будто он неожиданно застал меня за каким-то мерзким делом, но я всего-навсего завтракала хлопьями или расчесывала волосы перед сном. Он настолько неуравновешен, настолько раздражителен, что иногда мне приходит в голову: а не связано ли его нынешнее состояние с какой-то болезнью? Например, с пищевой аллергией, которая может сводить с ума, или в его мозгу проросли какие-то споры-паразиты.
Как-то вечером я спустилась на первый этаж и застала его за столом в гостиной. Подперев голову кулаками, он рассматривал груду чеков с кредитной карты. Мой муж сидел в полном одиночестве, освещенный люстрой. Я хотела подойти к нему, присесть рядом: давай разберемся во всем вместе как единомышленники. Но потом передумала, опасаясь вспышки гнева с его стороны. Иногда я задаюсь вопросом: в чем кроется причина отвращения Ника ко мне? Может, в том, что я вижу его слабости, а он ненавидит меня за это?
Ник толкнул меня. Сильно. Два дня назад он толкнул меня, я упала и ударилась головой о кухонный шкаф так, что три секунды ничего не видела от боли. Но я не знаю, что и сказать об этом. Скорее обидно, чем больно. Я сообщила Нику, что готова поискать работу, какой-нибудь фриланс, и мы могли бы завести ребенка, чтобы жизнь наша стала настоящей.
— А нынешняя жизнь для тебя какая? — спросил он.
«Как чистилище», — подумала я, но промолчала.
— Как ты называешь нынешнюю жизнь, Эми? А? Как ты называешь ее? Это не жизнь для мисс Удивительной?
— Не о такой жизни я мечтала, — сказала я.
Он сделал три длинных шага ко мне, я подумала: «Да он же сейчас…»
А потом Ник толкнул меня, и я упала.
Мы оба тяжело дышали. Он держался левой рукой за кулак правой и, похоже, готов был расплакаться. Ник не просто жалел о своем поступке, он был в ужасе. И я хочу внести определенную ясность. Я знала, к чему вела, я сознательно била по его болевым точкам. Ведь наблюдая, как Ник глубже и глубже уходит в себя, я хотела спровоцировать его на любое слово, на любое дело. Пусть неприятное, пусть отвратительное, но хоть какое-нибудь. Не бросай меня в одиночестве, как привидение!
Но я не предполагала, к чему это приведет.
Я никогда даже не думала, что мой муж способен поднять на меня руку, поскольку никогда не считала себя простой бабой из толпы. Да, я смотрю канал «Лайф тайм муви», да, я знаю, что для семейного насилия нет социально-экономических границ. Но чтобы Ник? Это звучит невероятно. Это звучит, можно сказать, смешно. Я — побитая жена.
«Удивительная Эми и Домашний Тиран».
Ник усиленно просил прощения. Что еще можно делать усиленно? Ну разве что потеть. Он согласился пойти на консультацию к психологу — вот уж не думала, что мой муж способен на такие жертвы. Превосходно. Он вообще очень хороший человек в глубине души, и я готова простить ему все, допуская, что его действия были вызваны некой болезненной аномалией, в которой, возможно, виноваты мы оба. Иногда я забываю, как сильно тяготят меня обстоятельства жизни. А ведь Ник чувствует то же самое. Он винит себя за то, что привез меня сюда, он ощущает, что обязан обеспечить мне уют и счастье, а не может. Мужчину, подобного Нику, который верит в счастье, добытое собственным трудом, такие мысли способны приводить в бешенство.
Сам по себе удар, хоть и сильный, меня не испугал. Боль прошла сразу. Куда страшнее было выражение лица мужа, когда я лежала на полу, слушая звон в ушах. По лицу читалось, что он сдерживается, чтобы не ударить снова. А ему хотелось. Очень сильно. С тех пор он так и смотрит на меня — виновато и с отвращением. С отвращением к своей вине.
Открою свою мрачную тайну. Вчера я отправилась в бывший торгово-развлекательный центр, где половина города покупает наркоту так же легко, как если бы ее выписывали по рецепту. Мне об этом рассказывала Ноэль. Ее муж изредка ходил туда, чтобы купить «косячок». Мне же наркотики не были нужны, я хотела приобрести пистолет. На всякий случай. Вдруг отношения с Ником продолжат развиваться в нежелательном направлении? Уже добравшись до «Риверуэя молла