Когда я вернулась в приемную секретариата, Галины на месте не было. У ее стола сидела девушка в спортивном костюме лавандового цвета и, похоже, ждала ее возвращения. Я замешкалась у двери, и эта девушка стала бесцеремонно меня разглядывать. Надежда сидела за соседним столом. Я получила у нее новую карту и отправилась в желтый корпус, куда меня теперь поселили.
5
Моя комната находилась на первом этаже в конце коридора. Когда я постучала в дверь, то услышала внутри быстрые шаги. А когда дверь распахнулась, увидела свою соседку Нюту: рослую, русоволосую, зеленоглазую и приятную во всех отношениях студентку из Перми. Естественная улыбка или очень на нее похожая. Открытый взгляд.
Прежде чем пропустить меня в комнату, Нюта сказала:
– Верхнюю одежду и обувь мы оставляем в коридоре. В комнатах можно находиться только в носках или босиком.
В школе Нюта наверняка была отличницей и любила все объяснять своим незадачливым одноклассникам. Она произносила слова, я бы сказала, с излишней отчетливостью и перебарщивала с паузами между отдельными фразами, отчего они звучали как сентенции.
Справа от входной двери была прибита вешалка, под ней стояли сабо. Я добавила к ним свои ботинки и вошла в комнату.
Там стояли четыре койки, по две у каждой стены. К чему тогда был этот маскарад с поиском двухместной комнаты, удивилась я. Но не подала виду. Только одна кровать, справа у окна, была пока занята. Я указала на нее и спросила:
– Ты спишь там?
Нюта кивнула. Бросилась в глаза фотография Мокшафа на стене у изголовья ее ложа.
– Ну, тогда я буду спать здесь, – сказала я, садясь на кровать с той же стороны, но у двери.
– А я всегда выбираю место у окна, – сказала Нюта.
– Я обычно тоже. Но в этот раз пусть месту у окна обрадуется кто-то из наших новых соседок.
– У нас не будет никаких новых соседок. Это двухместная комната, – сообщила Нюта.
Вот все и прояснилось: в корпусах для ретритеров и правда все комнаты были четырехместными, но это не мешало им по случаю становиться двухместными, а в особых случаях – и одноместными.
– Мне вообще-то обещали, что в этой комнате буду только я. Это связано с моим процессом восстановления. Но секретариат оставил за собой право подселять ко мне в отдельных случаях кого-то из ретритеров, – объясняла мне Нюта.
Она относилась к «старожилам». В «Трансформатор» приезжали не только на ретриты, но и для того, чтобы пожить здесь какое-то время. Таких обитателей называли «старожилами» независимо от того, сколько времени они здесь проживали.
– Процесс восстановления с помощью медитации? – полюбопытствовала я.
– Не только.
Я услышала от Нюты, что она страдает перфекционизмом. Он довел ее до нервного срыва в последнюю сессию. В результате ей пришлось взять академический отпуск, и вот она теперь в «Трансформаторе». Работает с успехом над собой по индивидуальной программе внутреннего развития, составленной с учетом ее нервного истощения, и по мере возможностей помогает работникам секретариата в бытовых и организационных вопросах. Если ей кого-то подселяли, то она, как и все старожилы, должна была становиться для своей соседки «пунктом помощи». Эта подробность меня заинтересовала.
– В каком смысле «пунктом помощи»? – спросила я.
– Мы должны поддерживать ретритеров в соблюдении «режима полного безмолвия». Заботиться, чтобы они не поддавались старой привычке болтать языком, когда становится тошно. Ну и помогать им с решением мелких бытовых проблем, которые мешают проводить ретрит.
– Ну а если будут проблемы с медитацией?
– С такими проблемами надо обращаться к Парджаме. Она поможет разобраться, что в твоем индивидуальном процессе проблема, а что – нормальное явление, – разъясняла Нюта с ученической серьезностью.
Раздался гонг, возвещавший о начале завтрака. Нюта вызвалась ждать меня, пока я переоденусь и приведу себя в порядок, чтобы потом вместе отправиться в кантину.
Кантина размещалась в здании того же типа, что и спальные корпуса, только одноэтажном. Над входной дверью висел портрет Мокшафа, приветствовавшего всех входящих по-индийски: голова приклонена к сложенным вместе ладоням, улыбка на губах, выглядевшая смущенной. Здесь в нем было еще много от Феди, и я невольно ему улыбнулась, а Нюта поприветствовала его так же, как это делал он.
Мы прошли в зал, где стояли в два ряда обеденные столы, на шесть мест с одной стороны, на десять – с другой. На раздаче уже никого не было. Мы с Нютой взяли подносы и двинулись вдоль стеллажей, выбирая для себя из того, что осталось.
Нюта наполняла свой поднос быстро и скоро от меня оторвалась. Пока я выбирала, что взять, ко мне присоединилась девушка, в которой я узнала ту, что разглядывала меня в приемной секретариата. Она со мной заговорила.
– Круассанов уже нет. А сыр остался только российский.
– Но обилие булочек поражает, – поддержала я разговор.
– Это обилие напоследок. С завтрашнего дня его больше не будет. Когда начинается ретрит, начинается и пост. Я Агата, а ты?
– Мария, – назвалась я.
– Моя лучшая подруга тоже Маша, – сказала она.
Потом мы вместе остановились у бака с горячей водой.
– А где кофе? – спросила я Агату.
– Кофе здесь не бывает.
Агата приехала сюда на ретрит во второй раз и знала все порядки. Когда мы с ней вместе подошли к столу, где уже устроилась Нюта, оказалось, что девушки знакомы друг с другом: они были вместе на одном из первых ретритов, организованных в «Трансформаторе».
– Я теперь старожил, – сообщила Нюта Агате.
– Ты же тогда вроде уехала одновременно со мной и не собиралась больше приезжать сюда на ретриты.
– Уехала, а потом вернулась на проживание.
– И довольна?
– Очень.
– А я вот не очень. В прошлый раз я получила комнату на двоих, а теперь мне в ней отказали, как я ни просила.
Я вспомнила об услужливости Парджамы и опять озадачилась: так в чем же дело?
Агата спросила Нюту:
– У тебя в комнате сколько человек?
– Я в такой же комнате, как и все, – сказала Нюта и перевела разговор на другое. – А как тебе все остальное? Я помню, в прошлый раз ты была от всего в восторге.
– Была. Потому и приехала. Но в «Трансформаторе» многое изменилось. Мокшаф-то теперь не дает вечерние даршаны.
– Будут его видеодаршаны. В каждый новый заезд делаются новые записи.
– Это что, по-твоему, одно и то же?
– Ну, конечно, не совсем одно и то же. Поэтому будут еще даршаны Малгеру.
– Видела я вчера Малгеру. Это явно нереализованная личность.
– Как ты так можешь говорить? Откуда тебе это знать?
– Да все просто. У реализованных – особое излучение. А у Малгеру нет его.
– У тебя в этот раз деструктивный настрой. Ты собираешься что-то с ним делать? – спросила Нюта.
– Ну, начинается…
Агата встала, взяла в руки свой поднос и пересела за другой стол, в стороне от нашего.
Нюта расстроилась. Щеки ее покраснели, губы сжались. Она сидела с минуту с опущенными глазами и потом сказала:
– Не понимаю, зачем давать волю своему негативу. И вредить другим.
Я выразила ей сочувствие и спросила, что значит «реализованный».
На лице у Нюты отпечатался риторический вопрос «Ну как можно этого не знать?», но она его не озвучила, а вместо этого объяснила, что реализация – это полное и устойчивое просветление, а оно – главная жизненная цель для каждого буддиста.
– Просветление – это что-то вроде озарения?
Нюта растерянно заморгала, не зная, что ответить, а потом сказала:
– О таком сравнении я не слышала. Я слышала другое. Просветление похоже на пробуждение от сна со сновидениями. Это когда у тебя открываются глаза и ты видишь все, как оно есть в действительности. Все, что непросветленный человек думает о реальности, большей частью так же далеко от действительности, как сновидения.
В качестве примера реализованной личности, которую она знает лично, Нюта назвала Мокшафа.
– А Магару? Он, по-твоему, тоже реализованный?
– Во-первых, не Магару, а Малгеру, – поправила меня Нюта. – Во-вторых, это не он, а она. А в-третьих, у нас здесь не обсуждают руководителей лагеря.
– Она?! Малгеру – это женщина?
Что все думают, когда слышат о появлении рядом с лидером женщины? Вот и я это подумала. Выходит, теперь у Мокшафа новый «дуэт» – дуэт с Малгеру. А что Элеонора? Да и здесь ли она сейчас?
Взгляд Нюты стал напряженнее.
– Ну да, женщина. Что-то не так?
– Да нет, все так, все хорошо. Я просто соображаю. И давно Мокшаф поставил вместо себя эту Ма… Мале…
– Малгеру, – помогла мне Нюта с этим трудным именем. – Ты все неверно понимаешь. Он не поставил Малгеру вместо себя. Учитель здесь был и остался Мокшаф. Что изменилось – это то, что он не появляется перед ретритерами на вечерних даршанах физически, а записывает для них свои учительские наставления на видео. А Малгеру – гид. Мокшаф назначил ее для живого контакта с ретритерами. Чтобы она отвечала на их вопросы, если они будут возникать.
– Но ты мне говорила, что на такие вопросы во время ретрита отвечает Парджама.
– Парджама отвечает на практические вопросы, касающиеся проведения ретрита, а Малгеру – представительница Мокшафа. Она передает ретритерам его указания для личностного роста во время ретрита и отвечает на их вопросы о духовном учении.
Услышав о «духовном учении» Мокшафа, я насторожилась.
– А я не знала, что у него есть свое духовное учение.
– Сам он свои взгляды так не называет, но те, кто с ними знакомится, могут увидеть в них определенную систему, – сказала Нюта.
Тут к нам подошла девушка с раздачи и сказала, что столовая закрывается. Агата уже успела уйти. Мы с Нютой были последние.
6
Нюта пошла обратно в наш желтый корпус одна. Я сказала ей, что хочу прогуляться, и отправилась по направлению к переходу в верхний лагерь. У меня были с собой план «Трансформатора» и мобильник. Ничего другого для встречи с Элеонорой мне было не надо.