– По крайней мере, не замерзнет.
– Восемь сорок три! – считал Джей-Пи цифры с электронного будильника у изголовья.
– А по-французски?
– Папа говорит, что время не французское. Что время всегда только английское.
– Так или иначе, солнышко, тебе давно пора спать. – Аманда утолкала его под чье-то длинное пальто, и он тут же натянул на себя еще несколько других, закутавшись до самого носа. – Не задохнись.
– Ладно.
Она повернулась к Кумико:
– Он выключится через минуту, вот увидите.
– Очень славный малыш, – сказала Кумико.
– Да. Спасибо.
Кумико ткнула пальцем в блюдце:
– А я вот наслаждаюсь минуткой покоя. Прячусь от гостей, чтобы вернуться на вечеринку отдохнувшей.
– Всем так не терпится вас увидеть. Всем этим чужим людям с деньгами.
– Не думаю, что это взаимно…
Обе улыбнулись, и Кумико не сказала ничего, только съела щепотку риса. Это была их первая встреча с тех пор, как Кумико подарила Аманде табличку, и Аманду буквально разрывало от желания рассказать ей все, что она сдерживала в себе так долго. Это напоминало ей дни, когда она возвращалась из школы домой до самой макушки напичканной новыми знаниями и ей так отчаянно хотелось поделиться ими с мамой и папой, что оставалось загадкой, почему она до сих пор не взорвалась и все это не вывалилось на обеденный стол вперемешку с кишками, мозгами и кровью. Она часто думала, не случается ли подобное с единственными в семье детьми; что, возможно, будь у нее братья или сестры, они бы давно выбили из нее подобный энтузиазм. Она погладила уже заснувшего Джея-Пи по макушке и спросила себя: в день, когда смерть постучит у ее порога, вернется ли он домой, чтобы рассказать ей о динозаврах или треугольниках?
Но с чего начинать разговор с Кумико? С вопроса, переехала ли она к Джорджу? Или что за люди собрались внизу и собираются ли все они теперь стать частью их жизни? Или откуда возникли образы на табличке, которую Кумико подарила ей, и почему они вселяют в нее такую беспомощную, больную, агонизирующую надежду? Или почему она плачет при одной только мысли об этом? И почему перестала плакать от мыслей о чем бы то ни было еще?
И где была Кумико так долго? Куда запропастилась? Где ее носило? Где?! И как можно так страшно скучать по человеку, которого до сих пор видел только однажды?
Когда же она открыла рот, все, что вырвалось из него, было даже не «спасибо за табличку», а просто:
– А что это вы едите?
– Это похоже на сладкий рисовый пудинг, – ответила ей Кумико, но подняла палец, упреждая ее кивок. – Только не то, что ты думаешь. Кое-что из моего детства.
– Рецепт вашей мамы?
Кумико покачала головой:
– Мама была не самым лучшим поваром. Хочешь попробовать?
– О нет, спасибо, – сказала Аманда, хотя не могла отвести от тарелки глаз. – А вы теперь живете с моим отцом?
Кумико выдержала паузу, чтобы прожевать кусочек «пудинга».
– Это ведь не страшно?
– Конечно нет, – сказала Аманда. – Неожиданно немного, но…
– Но что?
– Да ничего. Просто вы буквально… выбили его из седла. Нашего Джорджа.
– Надеюсь, как раз этого я не делала, – сказала Кумико, отправляя в рот очередную щепотку риса. – Джордж для меня – все равно что скала в океане.
– А вы при этом волны?
В ответ Кумико опять улыбнулась. Но тут же снова нахмурилась:
– Твоя подруга…
– Подруга?
– Та, которую ты сегодня привела.
Лицо Аманды скривилось, в глазах промелькнула тревога.
– Ну, она мне совсем не подруга…
– Правда?
– Мы вместе работаем. У нее случился нервный срыв, я ее пожалела и позвала в гости. Надеюсь, это не страшно.
– Срыв?
– Да. Словно кто-то завел ее изнутри, да так сильно, что треснули шестеренки. Очень странно. Извините меня. Я должна была у вас спросить…
– Не волнуйся, если поступила так по доброте. Точно не хочешь попробовать? Так и заглядываешь мне в блюдце.
– Все толстые женщины делают это. Смотрят на еду.
Лицо Кумико вдруг стало удивленным – и, как ни странно, сердитым.
– Ты – не толстая, – отрезала она. – Ты, которая говоришь правду даже себе во вред, как ты можешь этого не видеть?
– Я пыталась пошутить, – быстро сказала Аманда. – Я вовсе не думаю, что я…
– Вот этого я никогда не пойму, – перебив ее, продолжала Кумико. – Неспособность людей видеть себя отчетливо. Видеть то, чем они являются на самом деле, а вовсе не то, на что они боятся походить или, наоборот, походить мечтают. Почему вам никогда не хватает того, кто вы есть?
– Кому? Мне? Или всем вокруг?
– Если б вы могли видеть о себе только правду…
– Тогда б мы не были людьми.
Кумико вдруг остановилась – так внезапно, точно ей влепили пощечину, и, как ни странно, словно даже чему-то обрадовалась:
– Неужели? Ты, правда, так думаешь?
– Я думаю, быть человеком – значит сильно к чему-то стремиться, – ответила Аманда. – Сильно чего-то желать. Сильно в чем-то нуждаться. И почти всегда это есть в нас. Такая разновидность яда, который отравляет все вокруг.
– Но это сладкий яд?
– Иногда.
– Вот она! – продолжала Кумико. – Твоя честность. То, что я люблю в тебе больше всего.
– Хм… Наверно, вы единственное исключение.
Кумико снова протянула тарелку:
– Ну, пожалуйста, попробуй. Я ведь знаю, тебе хочется. Этот яд послаще многих…
Помедлив секунду-другую, Аманда присела на угол кровати и в нерешительности уставилась на блюдце:
– Это надо есть руками?
– Вот так. – Кумико набрала очередную щепотку и поднесла Аманде ко рту: – Ешь!
Аманда уставилась на еду, чувствуя, как это странно – есть из рук Кумико, хотя, в общем, не так уж и странно, не страннее всего остального, что только есть в Кумико, если уж быть честной с самой собой. Мало того, она даже обнаружила, что хочет этого – по-настоящему, без дураков. Поблагодарив кончики пальцев Кумико самым легким на свете поцелуем, она приняла губами щепотку риса.
…И ее немедленно унесло – неожиданно, куда-то в воздух: ураганный ветер свистел вокруг нее, далекая Земля внизу, древняя и еще молодая, то и дело взрывалась холодным паром, и сладость на кончике ее языка была легкой, как желание, как ресница, как брызги пены от прокатившей мимо волны.
И Кумико летела рядом с нею и предлагала ей что-то.
(Или она хотела, чтоб ей предложили.)
– Аманда?
Голос Клэр рассек воздух спальни, когда пальцы Кумико уже удалялись от губ Аманды (как и влечение внутри нее – странное, молочное на вкус влечение, не страсть, не для услады плоти и даже не для любви, но к чему?) и Кумико спрашивала:
– Тебе нравится?
Остолбеневшая Аманда глотнула:
– Не то, чего я ожидала.
– Всегда не то.
– У вас все в порядке? – спросила Клэр, пристально глядя на них.
– Абсолютно, – ответила Кумико. – А почему вы спрашиваете?
– Я… э-э…
– Я должна вернуться вниз, – сказала Кумико. – Даже если почти никого там не знаю.
Кивнув им обеим, она убрала блюдце, прошла мимо Клэр и спустилась по лестнице к мирно галдящей толпе. Амандой же овладела жгучая радость, и она раскраснелась, как после подъема в гору на велосипеде. Она выдохнула ртом, и томительный привкус на языке спутал и разметал ее мысли.
– Так это была она? – уточнила Клэр. – Что здесь, черт возьми, произошло?
Но не успела Аманда притвориться, что проверяет в постели сына, как необъяснимый жар стал подниматься по ее шее.
– Ты избегаешь меня, – сказала Рэйчел, загоняя его в угол патио, когда он захотел выйти с подносом опустевших бокалов.
– Конечно, я избегаю тебя! – отозвался Джордж. – А что мне еще остается?
Они стояли чуть поодаль от основной массы гостей, некоторые, слава богу, собирались домой – теперь, когда прошло уже два часа, но никто не показал им никаких произведений, не устроил аукционных продаж или чего еще там могли ожидать от вечеринки эти таинственные незнакомцы. И хотя о некоем выступлении Джорджа было объявлено заранее, никого из уходящих уже не интересовало ни оно само, ни его последствия. Хотя именно сейчас он согласился бы поторговаться с двадцатью из них, лишь бы не общаться с Рэйчел.
– Тебе не нужно ждать от меня неприятностей, Джордж? Если ты этого боишься?
– Да уж, этого я и боюсь, – признал Джордж. – Именно этого.
– Но тебе не нужно?
На секунду он повернулся и заглянул в ее лицо. Проклятый отсвет из кухонного окна снова заставил ее глаза вспыхнуть зеленым светом.
– Рэйчел…
– Послушай, я знаю, – перебила она. – Знаю, что ты с Кумико. И Аманда говорит, что ты поселил ее у себя, и этот педик из Турции так и намекает кому ни попадя о какой-то большой для всех новости…
– Рэйчел…
– Я просто говорю, что я знаю, понятно? – не унималась она. – И я ничего не задумала? Я же вижу, как ты к ней привязан? И что она должна подарить тебе то, что я не смогла? Все то, что я не смогла бы подарить никогда и никому? – Она вгляделась в холодный лунный свет поверх головы Джорджа, и он с удивлением обнаружил, что она сдерживается, чтобы не разреветься. – Я просто в последнее время запуталась, Джордж? Когда мы были вместе, я не умела дарить себя так же, как это получалось у тебя. У меня ни с кем это не получается? Вот почему ты ушел от меня, я уверена…
– Но это ты ушла от меня…
– А теперь еще эта новая экзотическая женщина, в которой есть все, чего нет во мне. Все, чем я хотела бы стать, это же ясно? Такая красавица…
– Ты красавица, Рэйчел, не притворяйся…
– Такая умная, одаренная…
– Как и ты.
– И так мила.
– …
– Понятно, что она сможет легко тебе открыться. – Теперь Рэйчел смотрела на него жестким, немигающим взглядом. – И отдать тебе взамен всю себя.
Во рту у Джорджа пересохло. Его губы что-то пробормотали.
– Что? – не поняла Рэйчел.
– Я сказал, она не отдает мне всю себя.
– Нет? Но мне показалось, вы оба такие счастливые?