– Рэйчел, я правда хочу, чтобы сейчас ты ушла.
– Но здесь вопрос глубже. Если она не позволяет тебе обладать ею, как она может хотеть обладать тобой? Ведь все, чего мы хотим, это кому-то принадлежать, разве не так, Джордж?
– Убери, пожалуйста, оттуда руку, прошу тебя. Я попросил тебя уйти.
– Но все дело в том, что…
– Слезь с меня.
– А ты заставь меня! Все дело в том, что я знаю, что именно ты чувствуешь. И прекрасно понимаю, каково это.
– Рэйчел, я сказал…
– Один последний разок, Джордж. Мы ведь оба знаем, что больше шанса не будет. Я на таблетках, так что о последствиях не беспокойся. Вот и все, это единственное, чего я прошу, один последний раз – и я уйду.
– …
– …
– …
– Но прежде, чем я это сделаю…
– Рэйчел!
– Я должна тебе кое-что сказать. Все эти годы я играла в обладание кем-нибудь, ты заметил? Постоянно старалась кого-нибудь удержать при себе. Но знаешь ли ты, какое это страшное одиночество, Джордж?
– Я…
– Нет, ты не знаешь. Ни черта. Тебе только кажется, что ты знаешь цену одиночеству, но ты не понимаешь. Потому что позволяешь другим обладать тобой. И всем вокруг именно это в тебе и нравится. Хорошо, если они пообладают тобой, а потом насытятся и пойдут себе дальше, но я сейчас не об этом. Я о том, что, когда они встречают тебя впервые, ты предлагаешь им себя, Джордж. Вот в чем дело. Ты раскрываешь им объятия и говоришь: вот он я, берите меня, обладайте мной…
– Рэйчел, ты плачешь?
– А ты – нет?
– Этот свет. Лунный свет. Он так странно отражается в твоих глазах…
– А если тобой обладают, то обладаешь ты сам, так устроено в любви. И что же ты собираешься делать с Кумико? А теперь чуть быстрее, Джордж, мы почти у цели…
– Рэйчел…
– Ты сам плачешь. Это хорошо. Ты заслужил. Вот чего я никогда не понимала в тебе, Джордж. Я думала, с тобой все будет так же, как и со всеми остальными идиотами, с которыми я спала. Такое вот обладание без обратной отдачи. Но с тобой… Я обладала тобой, Джордж, а ты обладал мной. И вот почему я не могу тебя простить.
– Рэйчел…
– И вот почему не могу с тобой расстаться.
– Я прошу тебя…
– И вот почему я. Сегодня здесь. И почему. Все это. И происходит. Еще… Еще!
– Кумико.
– Да, я знаю. Скажи ее имя. Я тоже скажу. Кумико.
– Кумико.
– Кумико.
– Кумико.
– …
– …
– …
– …
– Ну, вот и все, Джордж. Теперь просто поплачь. Ты предал свою любовь, и поплакать над ней будет правильно. Ну, а я пойду.
– Твои глаза…
– А что такое?
– Твои глаза.
– Это просто мои слезы, Джордж. Боюсь, мне еще долго не выплакать их до конца.
– …
– …
– Ты это слышала?
– Нет. Что?
– Такой звук, словно прямо за окном…
– Я ничего не слышала, Джордж. Как, впрочем, и ты.
Часть IV
Джордж вырезал свою последнюю фигурку.
Он поднял голову от стола. Последнюю. Какое странное слово. Разумеется, она не последняя, просто финальная, для последней таблички в серии Кумико – той, которой завершится сюжет истории. Она хотела закончить эту работу до свадьбы, но конечно же потом они оба еще много чего создадут…
Так что никакая она не последняя. И не финальная. Нет.
Он вытер со лба струйку пота и вернулся к работе. Не говоря уже о том, что изматывающая лихорадка заставляла его переживать все чересчур эмоционально, в последние дни Джордж не переставал ощущать какую-то зудящую тревогу. Это касалось и неожиданной помолвки с Кумико, и ее непрекращающейся скрытности (она все чаще пропадала у себя, желая поскорее закончить свою серию), и его ссор с Амандой, которую он всякий раз за что-нибудь отчитывал.
Но что самое тревожное – он переспал с Рэйчел. Он почти буквально не мог представить, что такое случилось в реальности, а не в бреду. Он и правда был в полубреду, когда позвонил ей, в полусне, когда она тут же примчалась в его дом-без-Кумико, в полудреме, когда они провели ту ночь в его постели. Секс у них вышел безрадостным, словно по принуждению, – так, должно быть, чувствуют себя наркоманы, когда кончаются последние крохи их зелья, но Рэйчел оказалась права. Он мог обладать ею (а она – им) ненадолго, но полностью, чего с Кумико у него никогда не случалось – да, видимо, случиться и не могло. Кумико была в принципе непостижима, сколько еще ему нужно для этого доказательств? Она слишком походила на персонаж из истории про богиню, и он испугался, и он разозлился, и…
– Болван, – прошептал он себе, располосовал бритвой страницу книги, над которой работал, и выкинул ее в мусор.
Он переспал с Рэйчел. Он переспал с Рэйчел. Он переспал с Рэйчел. Кумико не знала об этом, просто не могла бы узнать, к тому же он был почему-то уверен, что и Рэйчел не станет об этом болтать. Но какая разница? Урон уже нанесен.
– Неважно выглядишь, Джордж, – сказал ему Мехмет из-за конторки, где должен был заниматься изготовлением беджиков для конференции, но вместо этого забавлялся сочинением флаерса для какой-то театральной пьески, в которой ему каким-то чудом досталась эпизодическая роль.
Насколько понял Джордж, действие пьески строилось на интерактивном общении с аудиторией при полной мужской обнаженке, и ставилась она в каком-то дешевом клубе.
– У меня все в порядке, – соврал Джордж. – А то, чем ты занят, очень мало похоже на работу.
Мехмет пропустил это мимо ушей:
– Знаешь, мы все до сих пор ждем, когда ты объявишь дату.
– Какую дату?
Мехмет поперхнулся.
– Дату вашей свадьбы. Я полагаю, для нас это будет выходной?
– Да, скорее всего.
– Ты радуешься?
– Я работаю, Мехмет. И тебе рекомендую.
Мехмет отвернулся обратно к компьютеру:
– Даже не знаю, чего я дергаюсь…
Джордж поднял взгляд от стола:
– Ну, так не дергайся.
– В смысле?
– Ты мог бы найти себе и другую работу. Куда более тебе подходящую, чем печатная студия. Продавцом в театральной кассе, к примеру. Или гидом для туристов.
– Гидом для туристов… – почти выплюнул эти слова Мехмет.
– Ты знаешь, о чем я.
– Но что бы ты делал без меня, Джордж?
– Видимо, то же, что и с тобой. Только с меньшими проволочками.
Мехмет крутанулся в кресле и уставился на Джорджа:
– Ты что, действительно не понимаешь, а?
– Чего, прости?
– Кто все эти люди вокруг тебя. То, как они себя ведут.
– Что за ерунду ты несешь…
– Они преданы тебе, Джордж. Ты источаешь благонадежность. Лучший друг собственной дочери. Лучший друг своей бывшей жены.
– Не думаю, что лучший…
– И Кумико – достаточно красивая, талантливая и загадочная, чтобы покорить сердце любого мужчины на свете, – почему-то выбирает тебя. Ты когда-нибудь задумывался почему?
Джорджа бросило в жар – видимо, из-за лихорадки.
– Это не потому, что я благонадежен.
– Это потому, что ты вызываешь в людях благонадежность. Никто не хочет тебя подвести. Это, конечно, их слегка раздражает – и меня в том числе, – но они все равно не отстают от тебя, потому что хотят знать, что у тебя все в порядке. – Мехмет пожал плечами. – Ты нравишься людям. А они нравятся тебе, и это означает, что они стоят того, чтобы тебе нравиться, не так ли?
Пожалуй, это было самое милое, что Мехмет когда-либо ему говорил, и посреди всего этого безобразия Джордж даже ощутил приступ любви и доброты.
– Ты уволен, Мехмет.
– Что?!
– Я не сержусь на тебя. И даже не разочарован тем, как ты работаешь. Хотя, может, и есть немного. Но если ты останешься здесь, однажды тебе придется взвалить дела всей студии на себя, и это будет самое печальное событие на свете. Ты заслуживаешь лучшего.
– Джордж…
– У меня в банке тонна денег от этих чертовых табличек. Я выплачу тебе солидную компенсацию. Но тебе нужно браться за ум, Мехмет. Я серьезно.
Мехмет открыл было рот для возражений, но вдруг застыл:
– Насколько солидную?
Джордж рассмеялся. Что в последнее время случалось все реже.
– Рад был знакомству, Мехмет.
– Что, я должен уйти прямо сейчас?
– Нет. Конечно нет. Сперва закончи с беджиками для конференции.
Джордж вернулся к вырезанию, но руки очень быстро теряли былое проворство. Он посмотрел на первую табличку, которую они с Кумико создали вместе, все еще висевшую на стене над его столом. Дракон и Журавушка – опасность и безмятежность – смотрели на него со стены. Чудо первого шедевра. Как это ему тогда удалось?
И как ему, черт возьми, это сделать теперь?
Через день после вечеринки Кумико аккуратно расставила все таблички из своей «личной» серии на книжных полках в его гостиной – по кругу, так, чтобы вся история рассказывалась по порядку.
Мандала его души, составленная из ее табличек. Он сосчитал их. Тридцать одна.
– Осталось закончить всего одну, – сказала она.
– Конец истории, – отозвался он. – Будет ли он счастливым?
Она улыбнулась так, что у него защемило сердце:
– Смотря что ты считаешь счастливым.
Джордж обвел взглядом таблички:
– Все, как всегда, зависит от случайных обстоятельств, не так ли? И счастье каждого может улетучиться в любой момент.
Она посмотрела на него:
– Ты боишься, что у тебя можно отнять твое счастье, Джордж?
– А кто этого не боится?
Она задумалась, глядя на предпоследнюю табличку.
– Еще одна, – повторила она, – и конец этой истории.
Еще одна – и конец, думал он теперь, глядя на недовырезанную фигурку и гадая, какие кусочки бумаги куда и как добавлять и что, вообще говоря, постепенно из них получается. Эта фигурка предназначалась для последней таблички Кумико, которая, как всегда, отказалась сообщить ему, чего именно от него хочет. Впрочем, «отказалась», пожалуй, слишком сильное слово, скорей уж она просто избежала ответа, когда он об этом спросил, но с каждым днем его беспокойство усиливалось. Ибо это все больше пох