Доктор
В декабре поиски вдоль Оушен-Паркуэй возобновились. В полиции заявили, что располагают информацией о том, что тело Шэннан все же может находиться на пляже Гилго, неподалеку от места обнаружения первых четырех останков.
Для Мэри и всех других это выглядело скорее показухой, попыткой продемонстрировать, что расследование продолжается и год спустя. Впрочем, не стоило полностью игнорировать эту новость. А вдруг полицейские руководствуются какой-то свежей зацепкой?
Через несколько дней появился ответ на этот вопрос. Представитель полиции сообщил, что новые поиски основаны на информации, полученной в ходе аэрофотосъемки, которую провело ФБР еще весной. Специалистам показались подозрительными несколько участков, которые было решено исследовать повторно. Чтобы поиски прошли более эффективно, и пришлось ждать зимы, чтобы растительность не была такой плотной. Родственникам это заявление показалось еще менее убедительным — что, серийному убийце позволили разгуливать на свободе, чтобы копы, не дай бог, не поцарапались о кусты сумаха? Они снова почувствовали себя людьми второго сорта. Ведь если бы жертвами оказались девушки из зажиточных домов в охраняемых поселках, полиция наверняка реагировала бы иначе. Оперативнее, во всяком случае.
Поселок Оук-Бич вновь сделался центром притяжения для представителей СМИ. Правда, никто из жителей не дал им комментариев, за исключением Джо Скэлайза и его отца. Они были настроены оптимистично, хотя и были уверены, что полиция ищет не там. По словам Джо-младшего, возобновление поисковой операции, по крайней мере, слегка напряжет их соседа: «Дом Хэккета теперь под видеонаблюдением ФБР». Его отец сказал, что Хэккет пытался получить в местном банке повторную закладную на дом. Ходили слухи, что доктор решил смотать удочки и переехать во Флориду.
Неожиданно для всех Гас Колетти согласился со Скэлайзами. Он тоже полагал, что полиция затеяла эти поиски, только чтобы сохранить лицо. «Если прямо сейчас спросить у них, что они там делают, все как один скажут: „Изображаем бурную деятельность“».
Похоже, наступило удачное время наведаться в гости к доктору.
Питер Хэккет с семьей живет в прелестном небольшом доме, очень похожем на дачные резиденции у воды где-нибудь в Массачусетсе, только в пять раз дороже. Я звоню в дверь несколько раз, прежде чем увидеть в высоком окне на крыльце, как он, прихрамывая, направляется к входной двери.
Дверь открывается, и я вижу на его лице полуулыбку-полувопрос. Возможно, это легкая гримаса боли от протеза или досада от того, что в его жизнь пытается влезть очередной незваный посетитель.
В жизни он выглядит моложе, чем на фото или в телевизоре, и я припоминаю, что ему нет и шестидесяти. В шевелюре уже достаточно много седых волос, но лицо довольно моложавое, морщин почти нет. В сочетании с хромотой и брюшком все это делает его мало похожим на профессионального злодея, который заманивает в свое логово девушек и держит под контролем целый поселок.
Мы не договаривались о встрече и, узнав, что я хочу поговорить о возобновившихся поисках тел, он нахмурился и уже, похоже, готов был выставить меня за дверь. «Я отказал в большинстве просьб о комментариях. Почему я должен делать исключение для вас?» Но вдруг он оглядывается по сторонам и говорит: «С ума сойти. Заходите, прошу вас». Было совершенно непонятно, во всяком случае мне, что заставило его передумать. Но, возможно, Хэккет относится к людям, которые испытывают настоящий дискомфорт, когда не имеют возможности поговорить. И это желание появляется спонтанно. К сожалению, в его случае побочным эффектом этого непреодолимого влечения является то, что он может казаться обманщиком, даже не будучи таковым на самом деле.
Доктор отвечает на вопросы так пространно, что кажется, будто он пытается что-то скрыть за своими рассуждениями о вещах, в которых совершенно не разбирается. Он не может удержаться, чтобы не заполнить любую неловкую паузу в разговоре. Некоторые объясняют это тем, что он трепач или, по выражению Лоры Колетти, любит присочинить. Другие, например Скэлайзы и Мэри, уверены, что он действительно что-то скрывает.
На вопрос о слухах, что в своем доме он держал девушек, Хэккет не отвечает, а предлагает осмотреть его жилище. Мы минуем прихожую и при входе в следующую комнату он бросает: «Вот моя клиника». После чего сразу же говорит, что пошутил. На самом деле это кладовка, которую он почему-то называет «мастерской». В ней собраны накопившиеся за много лет пожитки большой семьи. Несмотря на хромоту, Хэккет довольно проворно передвигается по коридору к дальней комнате, в которой стоят кровать, мольберт и картины его дочери Мэри Эллен, приехавшей погостить на праздники.
Мы поднимаемся в главное помещение дома — кухню-столовую с выходящими на юг огромными скошенными окнами. Дальнюю стену помещения полностью занимает стеллаж, заполненный книгами. Среди них экземпляр Writer’s Market[37]. Хэккет небрежно замечает, что его отец писал книги. Мы присаживаемся на высокие табуреты за кухонным столом.
Хэккет настаивает, что весь этот скандал вокруг него по большей части совершенно его не занимает. Он говорит, что, вопреки слухам, никто из соседей не звонил ему, когда по поселку бегала Шэннан. Более того, несколько дней спустя он даже выговаривал Гасу Колетти и Барбаре Бреннан за то, что они ему не позвонили. Ведь, возможно, он сумел бы помочь этой девушке. При этих словах до меня доходит, что, может быть, именно эту часть разговора и услышал Брюс Андерсон — что Хэккет мог бы ей помочь, а не помог, как он передал Джо-младшему. И я задаюсь вопросом, не сказал ли Хэккет то же самое и Мэри в их телефонном разговоре — не оказал помощь Шэннан, а мог бы оказать. Правда, это никак не объсняет того, что сначала Хэккет наотрез отрицал факт разговоров с Мэри, а затем не менее решительно подтвердил это. Это могло быть как безответственностью, так и уловкой с его стороны. При этом Хэккет продолжает давать путаные ответы на вопросы, на которые, по идее, уже давно должен был бы иметь готовые ответы. Так, он рассказывает, что впервые услышал о Шэннан через несколько дней после ее исчезновения, когда Алекс Диас и Майкл Пак приехали в поселок с листовками. Говорит, что посочувствовал им. «Нормальные были парни, но они вообще не знали, как получать информацию от людей». Он велел им обратиться в полицию по месту жительства Шэннан и подать заявление о ее безвестном отсутствии, дал им свою визитку и сказал, что будет рад помочь в случае чего. Тогда он подумал, что девушка — взрослая и полицейские решат, что она просто сорвалась куда-то по собственной инициативе и вернется, когда ей захочется. И якобы тогда ему и в голову не пришло, что это выльется в такую трагедию.
Все это он не забыл. Но вот совершенно не помнит, чтобы звонил Мэри. Сперва он говорит, что этих разговоров не было вообще, а спустя секунду вспоминает, что их с Мэри разговор зарегистрирован в базе телефонной компании. «Ну не знаю. Может, кто-то и звонил. Не хочу оспаривать то, что она говорит. Мне звонят по тридцать пять раз на дню. Но вот что совершенно точно, так это то, что эту девушку я в глаза не видел. И никогда не разговаривал с ней. И не припоминаю, чтобы говорил с ее матерью». И тут внезапно ему приходит в голову какая-то мысль. «Подождите-ка, возможно, это она мне позвонила, а я перезвонил, чтобы выяснить, кто это. Трехминутный телефонный разговор».
Можно было бы назвать это своеобразным простодушием. Но в разгар следственных действий, когда имя Хэккета полощут в теленовостях, а в трех милях отсюда полицейские рыщут по кустам, это выглядит несколько по-дурацки. И при этом я никак не могу определить, действительно ли он что-что скрывает или наивно полагает, что кто-то жаждет повесить на него всех собак. Мне приходит в голову Ричард Джуэлл, который обнаружил самодельное взрывное устройство на Олимпийских играх в Атланте, а потом надолго оказался в статусе главного подозреваемого. Какую роль играет Питер Хэккет в деле о серийных убийствах на Лонг-Айленде? Ричарда Джуэлла? Или Джоэла Рифкина, убившего в начале 90-х от 9 до 17 женщин, в основном проституток?
Хэккет продолжает настаивать, что все подозрения в его адрес — сплошная нелепость. «Я — потомственный врач. Работал на скорой, был директором окружной службы, затем руководил отделением неотложной помощи больницы. Вы можете представить, чтобы я так рискнул своей репутацией — сказал, что у меня тут какая-то клиника?» В какой-то момент положение Хэккета кажется действительно трудным и даже вызывающим сочувствие. Он разговорчив, явно хочет показать, что максимально откровенен со мной. Может быть, он и сказал Мэри что-то, что та неправильно поняла, — например, о своей работе в скорой помощи и познаниях в наркологии. Известно, что в поселке у Хэккета есть недруги. Может быть, они только рады верить тому, что за ним числятся темные дела и налицо заметание следов? Но может же и быть так, что это досужие сплетни и доктор не имеет ко всему этому ни малейшего отношения?
«Я не знаю, как доказать, что я — не убийца, — говорит Хэккет. Ему остается лишь надеяться на забвение. — Нужно становиться все тише и тише, пока не сольешься с фоном так, чтобы окончательно стать незаметным».
Я спрашиваю про записи с камер видеонаблюдения. Хэккет вздыхает. «Полиция хотела получить эти записи, и, разумеется, мы их передали». Просматривал ли он их до этого? «Мы с самого начала говорили, что надо бы просмотреть записи. Но это было бы нарушением целостности улик». Хэккет ответил на все мои вопросы. Мы пожимаем друг другу руки и договариваемся оставаться на связи.
А через двадцать четыре часа полицейские обнаруживают вещи Шэннан в болоте за его домом.
Болото
Оно огромное. По площади это болото почти такое же, как сам поселок. Вдоль него проходят улица, на которой в последний раз видели Шэннан, и переулок, в котором живут Хэккеты. При каждом шторме в океане это болото наполняется водой, которая затем сливается через дренажные трубы под дорогами поселка и в конечном итоге попадает в залив у острова Файр. По крайней мере, так должно происходить. В действительности же дренажные трубы забиваются и болото наполняется еще больше.
Болото и жители поселка сосуществовали таким образом более века. Последний раз городские власти Бэбилона занимались ремонтом водоотводной системы в 1989 году. Главный водосток в залив заменили на новый, без обратного клапана, в результате чего в болото стала поступать соленая морская вода. Вслед за ней появилась солончаковая спартина и солянка. А также тростник, морская лаванда, лисохвост, болотная ива, бакхарис и еще больше ядовитого сумаха.
Болото превратилось в какого-то ботанического Франкенштейна, единодушно отвергаемого жителями поселка Оук-Бич. Никому из местных и в голову не приходило отправиться в его окрестности на прогулку. Так было до тех пор, пока холодным декабрьским утром через полтора года после памятной вечеринки в доме Джо Брюэра полицейские не обнаружили буквально в нескольких шагах от обочины шоссе почти полностью сохранившиеся останки Шэннан Гилберт.
Сначала полицейская собака раскопала сумочку с удостоверением личности. Затем нашли телефон, обувь и порванные джинсы. Поиски на болоте стали возможны благодаря дренажным работам, проведенным впервые за несколько десятилетий. В самых густо заросших местах полицейские использовали болотоход с навесным устройством для расчистки полосы движения. Вслед за ним шли десять офицеров с мощными мотокусторезами и еще примерно столько же кинологов со служебными собаками. Использовалось несколько металлоискателей. Некоторые полицейские работали по пояс в воде и увязали в трясине.
«Она где-то там», — сказал Дормер репортерам, собравшимся во второй половине дня на парковке Оук-Бич. Получив первый серьезный следственный материал в виде вещей Шэннан, комиссар сразу же начал встраивать его в свою версию. По его словам, в ту ночь Шэннан была под действием наркотиков, пришла в умоисступление и побежала в сторону болота на свет фар машин, проезжавших по шоссе. В этом состоянии она не осознавала, что до дороги на меньше пятисот метров. Не зная местности, она выбежала прямо на болото. Вероятнее всего, Шэннан споткнулась, упала в дренажную канаву и захлебнулась.
Если все обстояло именно так, то налицо был удивительный, едва ли не симметричный парадокс. Сначала исчезновение Шэннан становится следствием обнаружения останков десяти других жертв, а потом в процессе розыска серийного убийцы случай Шэннан становится настолько резонансным, что полиции приходится вернуться в Оук-Бич на ее поиски. Без дела о серийных убийствах они наверняка прекратили бы искать Шэннан. А без нее они, скорее всего, так и не узнали бы о существовании серийного убийцы.
Но даже если будет найдено тело Шэннан, оставалось множество вопросов. Если ее смерть — несчастный случай, то тогда кто убил других девушек? Что именно заставило Шэннан почувствовать себя в опасности в доме Джо Брюэра? В самом ли деле они с Брюэром отлучались из дома за наркотиками? Если да, то у кого их покупали? Что случилось после возвращения, если она захотела сбежать не только он Брюэра, но и от собственного водителя? Она обезумела от наркотиков или ощутила реальную угрозу?
Полиция показала вещи Мэри, которая подтвердила, что сумочка, телефон и документы точно принадлежали ее дочери. После этого она укрылась в своем доме, избегая общения с прессой и предаваясь своему горю. Ее родственники в большинстве своем не хотели верить, что Шэннан просто заблудилась, споткнулась, упала и погибла. Им были нужны преступление и преступник, а не случайная смерть.
В последующие пару дней полиция ничего не нашла. С приближением выходных у некоторых затеплилась надежда, что Шэннан вообще не погибла.
Мэри, похоже, тоже воспряла духом: она украсила свой дом к Рождеству: повесила гирлянды на ограду и огоньки на крыльцо и расставила на лужайке огромные пластиковые фигуры, изображающие карамельные трости, между которыми натянула розовый транспарант с текстом «Все, что я хочу на Рождество, — это ты». «Рождество — это же про мечты, фантазии, исполнение желаний», — сказала Мэри репортеру газеты Newsday.
На транспаранте была также карта пляжа Гилго с перечислением имен: Джессика Тэйлор, Мелисса Бартелми, Меган Уотерман, Морин Барнс, Эмбер Линн Костелло. «Все они теперь мои родные», — сказала Мэри. Стиви, младшая дочь Мэри, помогала матери украшать дом. Она сказала репортеру, что семья соберет для Шэннан рождественский чулок. «Успокоение наступит только с ее возвращением домой. Я только и молюсь, чтобы так и случилось».
Воспользовавшись вниманием прессы, Мэри отметила несколько нестыковок. Она сказала, что у болота полицейские нашли балетки, которые не принадлежали Шэннан. Ведь ее в тот вечер видели в сандалиях с завязками. Джинсы она тоже не узнала. И вообще она считает, что те сумочку, телефон и документы Шэннан подложили в это болото. «Я чувствую, что Дормер просто захотел найти эти останки, чтобы сказать, что она утонула, и закрыть дело до своего ухода в отставку. Но пусть знают все: я не позволю этому случиться».
В фейсбуке уже несколько дней активно обсуждалось, могла ли Шэннан действительно утонуть в болоте. «А что, такая хрень и со мной могла бы случиться», — сказала Ким в разговоре со мной. Ей не терпелось узнать побольше о находках полиции, и она обдумывала предположения Дормера. Ким считала, что Шэннан была достаточно обдолбана и перепугана, чтобы побежать и от Майкла Пака. Ей и самой случалось бывать в похожих состояниях. «А у нее еще и биполярочка. Могла что-то принимать от этого, а ведь некоторые вещи просто никак нельзя мешать. Я и по собственному опыту это знаю, и по моей сестре тоже. Она, бывало, в судорогах билась от наркоты. У некоторых от дури шизофрения начинается. Навидалась я такой херни».
Ким перешла к цели своего звонка. Она подумывала навести детективов на одного подозрительного клиента, который был у нее незадолго до исчезновения Эмбер. «Что-то это меня сильно давит, а чуйка у меня обычно неплохая», — сказала она. Клиент жил далеко, на восточной оконечности Лонг-Айленда. Он предложил пятьсот долларов за полный сервис. С ней был Дэйв Шаллер, поэтому она отказалась. Но на следующий день он позвонил снова, предложил четыреста долларов сверху «и сказал, что подгонит кокса».
Ким тогда поехала. Мужик жил в ничем не примечательной полуподвальной квартире. Там он продемонстрировал Ким целый ящик фаллоимитаторов: «Наверно, штук сто разных вибраторов и всякой бабской развлекухи. Сперва это показалось мне диковатым, но потом я подумала, что некоторым мужикам это в кайф. И не стала слишком уж удивляться». Страшное началось позже, когда в разгар обслуживания он потянулся к ее горлу. «Некоторые мужики любят придушить девчонку во время секса, им это нравится, — объясняла Ким. — А я вот этого не люблю. Это реально чревато, и главное — ничего сделать не успеешь. Так что я не позволила ему это делать, встала и говорю: „Меня это не устраивает, я сваливаю, и деньги назад ты не получишь. Это был перебор с твоей стороны“». По словам Ким, она уехала и почти забыла об этом случае. Потом, правда, они несколько раз обменялись сообщениями, но больше не встречались. А за несколько дней до пропажи Эмбер она рассказала сестре о нем и дала его телефон. «Сказала, что был один мужик, с которого я поимела штуку за два дня. Правда, он странноватый, так что типа ничего не гарантирую, но можешь попробовать. Больше мы о нем не говорили». А теперь Ким думала: «Может, Эмбер ему позвонила? Понимаете, о чем я?»
Рассказ Ким звучал немного странно: она боялась этого клиента, но все же передала его сестре? И теперь, получается, хочет нагрянуть к нему и прижать к стенке: «Откуда мне знать, что это не твоя работа? Что ты делал той ночью? Где был?»
Пока ей не удалось найти кого-нибудь, чтобы съездить вместе в Монток поискать его дом.
Мысли об убийце не давали ей покоя. Она решила, что и он думает о ней. «Я каждый день терзаюсь этим. Думаю об этом проклятом мужике. Теперь у нас с ним реальная война». Она заговорила еще быстрее. «Это мне на всю жизнь. Только об этом и думаю днями и, б…дь, ночами. Не могу избавиться. Никак. Потому что, будь на моем месте Эмбер, она, сука, через день была бы в телевизоре. Они бы ее закрыли, только чтоб она шум не поднимала. Да уж поверьте, вот такая она была. Боевая. А я что, не смогу? Ну, вы меня поняли. Это разбило мою гребаную жизнь. Это опять вытолкнуло меня на панель. Кручусь изо всех сил, как всегда крутилась».
Я сказал Ким, что ее подруги беспокоятся о ней. Они не хотят, чтобы она стала очередной жертвой. «Да не дай бог. Но, знаете, это будет все равно лучше, чем жить так, как я живу изо дня в день. Лучше сдохнуть, чем жить такой жизнью каждый божий день», — с грустью сказала она.
На шестой день поисков в болоте, комиссар Дормер согласился принять меня и рассказать о ходе расследования. Полицейские понимали, что благоприятный период на исходе и нужно найти тело до того, как начнется прилив и в болоте прибавится воды. Комиссар терпеливо объяснял, почему результата пока нет. «Она же там уже больше полутора лет, два летних периода, скоро начнется второй зимний. Это дикие болотистые дебри. Мачете нужен, чтобы туда пробраться». Вот-вот должен был появиться начальник следствия Доминик Варроне, он был в курсе всех подробностей, тогда как его босс был скорее стратегом. А пока Дормер воспользовался возможностью, чтобы объяснить мне, почему он считает гибель Шэннан несчастным случаем. «Она прошла туда по обычной тропинке. Я там был, да и вы тоже, поэтому понимаете, о чем я. Сначала идешь — все нормально, но попадаешь в эти дебри и сразу теряешь ориентацию. К тому же девушка и так была в неадекватном состоянии». Вещи Шэннан действительно были найдены неподалеку от этой тропинки. Это и привело Дормера к мысли о том, что она пошла по ней и не вернулась обратно. «Что-то найти там сейчас очень трудно. Там полно всякой живности, типа выхухолей. Они наверняка уже обглодали тело».
Дормер говорил очень уверенно и убедительно. «На этой службе через некоторое время приобретаешь чутье. Начинаешь различать, что реально, а что нет. Такому в колледжах не научат. Это приходит с жизненным опытом, когда поднатореешь в работе с людьми и в расследованиях. Я все время повторяю: „Нужно мыслить широко, не ограничиваться чем-то одним, не исключать другие версии и варианты“. И сам всегда так поступаю. По ходу расследования дела ситуация может меняться».
Почему они вернулись на болото спустя столько времени? Дормер отдал должное Джону Маллиа — полицейскому, который обнаружил первые тела на пляже Гилго. Маллиа обыскивал эту местность, когда там было слишком много воды и на самом деле от поисков было мало толку. И он твердил ребятам: «Считаю, мы должны туда вернуться».
Дормер посмеялся по поводу слуха о том, что убийца обладал специальными знаниями, которые есть только у полицейских. По его словам, любой зритель детективных сериалов знает об использовании разовых мобильников и способах ухода от слежки ровно столько же, сколько этот убийца.
Что же касается того, сколько на самом деле было убийц — один или несколько, — комиссар Дормер считает, что все преступления совершил один человек. А что касается смены почерка, системы того, как он избавляется от трупов, то «возможно, этот убийца изменился. Не исключено, что теперь ему неохота возиться с расчленением. Эксперты говорят, такое бывает. Так что, сложив все это вместе, получается очень похоже на одного и того же человека». Косвенным доказательством служило то, что останки пятерых человек так и не были идентифицированы. «Когда студентка университета идет в торговый центр и пропадает, родители подают заявление о безвестном отсутствии и ее вносят в базу данных. То, что эти остальные туда не попали, с моей точки зрения, говорит нам, что они не общаются с родственниками или у них никого нет и, следовательно, их никто не хватился, не искал и не заносил в базу данных. А это указывает на вероятность того, что они были секс-работниками».
Проще говоря, об этих жертвах Дормер ничего толком не узнал. Он исходил из среднестатистических представлений многих правоохранителей о том, кто обычно пропадает без вести и становится жертвами серийных убийц. Стив Эггер из Университета Иллинойса, автор популярного труда 2002 года под названием «Убийцы среди нас», утверждал, что почти 78 процентов женщин — жертв серийных убийц были проститутками. Этот вывод не подкреплен какими-либо другими исследованиями, но зато стал расхожим представлением. Дормер, несомненно, исходил из того, что обычно проституток — жертв серийных убийц никто не ищет до момента обнаружения их тел, а иногда и после этого. Криминолог из Университета штата Индиана Кенна Квинет установила, что одиннадцать из сорока восьми (то есть 23 процента) жертв серийного убийцы Гэри Риджуэя были так называемыми «отсутствующими в розыске», то есть дела по поводу их безвестного отсутствия не заводились. Когда на пляже Гилго были обнаружены останки, принадлежащие сразу нескольким людям, комиссар Дормер предпочел определить их к категории «отсутствующих в розыске».
Однако тело ребенка в эту схему не вписывалось. «Даже если мать была проституткой, кто-то же должен был знать, что у нее есть ребенок, — объяснял комиссар. — Правда, сведущие в этом бизнесе люди говорили мне, что эти девушки много ездят по стране. Проведут пару недель в Нью-Йорке, потом едут в Атлантик-сити, в Вегас, во Флориду, еще куда-нибудь. Так что очень многие из них в постоянных разъездах. И если они пропадают, никто этого не замечает».
Особенно веским аргументом в пользу своей версии об одном убийце, нацеленном на проституток, Дормер считал низкую вероятность того, что два убийцы избавлялись от тел в одном и том же месте. «У них что, союз серийных убийц? Они типа собираются раз в месяц, садятся поужинать и начинают решать „где в этом месяце тела сбрасываем?“, — „А давайте у шоссе, рядом с пляжем Гилго“. Не думаю, что такое возможно. Это индивидуалы, больные на всю голову».
Так же как в то, что убийца — один, комиссар верил, что Шэннан не относится к числу жертв этого изувера. «Понимаете, картина совершенно другая, — сказал он. — Туда ее привез водитель. Брюэр не скрывает, что связался с ней через Craigslist. Плюс обстоятельства ее ухода от него, вероятность падения, передозировки, переохлаждения и тому подобных вещей». По словам Дормера, все остальные «были контактами строго один на один. Никаких других клиентов, водителей, всего такого. Убийца сам выходил на всех этих девиц».
У вошедшего в этот момент в комнату Варроне было мрачное и настороженное выражение лица. «Мои люди измотаны. Они не отдыхали уже часов десять. Но что поделаешь: надо торопиться, мы должны успеть до следующего прихода воды. И раньше мы не могли проводить поиски из-за того, что уровень болота поднялся слишком высоко». Воды было действительно так много, что девушка могла утонуть? «Ну, она же была вымотана, всю ночь на ногах. Кроме того, она была не в себе от кокаина и могла просто свалиться от усталости и захлебнуться на глубине шести дюймов». Затем Варроне удивил меня, сказав, что сначала не верил, что Шэннан была в такой истерике, что забежала в болото. «Невзирая на иррациональность ее поведения, она вела себя достаточно разумно, чтобы побежать к хорошо освещенным домам, — сказал он. — У некоторых бывает кокаиновый психоз, и они прыгают в реку или еще что-нибудь в этом духе. Правда, мы не считали, что она до такой степени обезумела, чтобы ринуться в болото. Но, похоже, так и было».
У Варроне была своя версия, что же произошло с остальными жертвами. «Убийца наверняка делал им предложение, от которого нельзя отказаться. Предположим, что он заплатит за всю ночь, а это существенная сумма. Но сделает это на определенных условиях — например, не отвлекаться ни на какие внешние помехи». Варроне считал странным, что Эмбер не взяла с собой мобильник. «Возможно, убийца ставил такое условие некоторым из своих жертв». Кстати, Варроне считал, что погибшие в какой-то степени тоже виноваты в том, что с ними произошло. «Ну вот смотрите: этот парень, убийца, делает им выгодное предложение. Ими овладевает жадность. На самом деле большинство из жертв оказались в этом бизнесе из-за легкости заработка и собственной жадности».
Это не слишком сочувственное высказывание о жертвах самого известного из расследований вверенного ему подразделения могло сослужить плохую службу имиджу Варроне. Но он, как и Дормер, был в преддверии ухода со своего поста. Обычно вместе с комиссаром полиции уходят все назначенные им начальники служб, и Варроне явно не радовала эта перспектива. В его комментариях сквозили нотки раздражения — как минимум в связи с давлением со стороны родственников жертв. Из сказанного Варроне было понятно, что он не слишком высокого мнения и о них тоже. «С резонансными делами приходится нелегко, потому что вся родня требует от тебя информацию. И они особо не мудрят с этим. Через какое-то время становится заметно — не хочу сказать плохо о семье Гилберт, — что некоторые начали прически делать и принаряжаться. Они оказались в центре внимания, даже красуются. И критикуют полицию: дескать, эти копы не хотят шевелиться». Так, Мэри напоминала ему о расследовании похищения девятилетней Кэти Бирс, которым он занимался в далеком 1992 году. «Мать той девочки работала таксисткой, а тут стала себе прически делать каждый день», — улыбнулся своему воспоминанию Варроне. Дормер усмехнулся.
На следующий день в дальнем краю болота, в полумиле от того места, где нашли вещи Шэннан, был обнаружен практически полностью сохранившийся скелет. Полицейские не стали дожидаться результатов судмедэкспертизы. Металлической пластины в челюсти было более чем достаточно, чтобы понять, кому именно принадлежат останки. Мэри позвонили рано утром. Через несколько часов полиция объявила о том, что скелет принадлежит Шэннан.
Он был прикопан на удивление близко к остальным, но с противоположной стороны шоссе. Вполне возможно, что тело Шэннан выбросили у дороги точно так же, как тела Морин, Мелиссы, Меган и Эмбер.
Дормера все это не смущало. Выступая перед журналистами, он вновь настаивал на том, что Шэннан погибла на болоте, а не стала жертвой убийства. «По-видимому, она шла на свет фонарей по шоссе и таким образом оказалась рядом с трассой», — сказал он. А почему ее вещи нашли так далеко от нее? «Это можно объяснить тем, что она была в истерике, — сказал Дормер. — И по ходу движения избавлялась от сумочки, телефона, футболки… В таких условиях и джинсы могли свалиться с нее на бегу. Такое возможно».
Но версия комиссара полиции Саффолка всего через несколько часов пала под натиском доводов экспертов. Бывший главный судмедэксперт Нью-Йорка Майкл Бэйден назвал абсурдным предположение о том, что женщина весом не больше пятидесяти килограммов могла продраться через болото. «Обстоятельства убедительно указывают на то, что мать девушки права и ее дочь убили», — сказал Бэйден. Вскоре после этого и окружной прокурор Томас Спота нелицеприятно отозвался о версии Дормера про одного убийцу. По его мнению, с первыми телами это, скорее всего, так и обстоит. Но учитывая изуверский характер остальных случаев, здесь практически очевидны следы другого преступника.
Спота также намекнул, что Дормер выдвинул свою версию как частное лицо. «Но он ничего не говорил о ней ни прокурору по уголовным делам, ни, насколько мне известно, кому-либо из следователей, работающих по этому делу».
Отчасти окружным прокурором двигали политические мотивы. Спота враждовал со Стивом Леви — боссом Дормера. Споте очень не нравилось то, как Леви и Дормер осваивают бюджет полиции, а его расследование возможных злоупотреблений при финансировании избирательных кампаний привело к отказу Леви выдвигаться на новый срок. Тем не менее любые открытые конфликты окружного прокурора и комиссара полиции по поводу резонансных дел могут повредить расследованию. Наличие двух противоречащих друг другу версий было бы просто подарком защите на будущем судебном процессе. Возможно, именно поэтому вступивший в должность исполняющего обязанности комиссара Эдвард Уэббер заявил, что управление больше не будет выдвигать какие-либо версии по делу Гилберт и по другим делам пляжа Гилго. «Все это варианты. На данный момент нет ни одной основной версии», — сказал он.
Друзья и родные Мэри не переставали придираться к сказанному Дормером о гибели Шэннан. Станет ли обезумевший человек звонить в службу спасения? Это не психическое расстройство, это самый настоящий страх за свою жизнь. Как можно одновременно быть и достаточно безумной, чтобы снять с себя джинсы на болоте, и достаточно разумной, чтобы двадцать три минуты разговаривать со службой спасения. Им казалось слишком странным, что полиция вдруг взяла и нашла Шэннан после многих месяцев полного отказа от поисков. Некоторые говорили, что тело подложили туда совсем недавно. Иначе почему его не заметили вертолеты ФБР при облетах этой территории в начале года?
И все они не уставали поражаться тому, что тело Шэннан было обнаружено именно в тот день, когда родственники собрались в Оук-Бич на траурное бдение по случаю первой годовщины.
Мисси и Лоррейн были в Оук-Бич уже два дня. Они расположились в палатках, неподалеку от парковки у поселка. Вскоре и Критци присоединилась к ним. А через час подъехала Ким. Здесь была и главная фейсбучная болельщица девушек — Мишель Кутнер. Она собрала вокруг себя нескольких журналистов и пыталась их убедить, что Шэннан никак не могла просто утонуть. За несколько дней до этого Мишель вместе с Джимом Джонсом и фоторепортером газеты Daily News Стивом Барсело пометили точные места захоронений останков, чтобы установить кресты перед траурным бдением. За исключением Ким, каждая семья изготовила свой.
В ожидании Мэри все плакали, обнимались и изумлялись совпадению. Стоявшие поодаль репортеры уже ничему не удивлялись. Они уже давно приезжали в Оук-Бич, и цинизм брал свое. «Поверить не могу, что это все затеяли ради какой-то шлюхи», — сказал кто-то из съемочной группы.
К собравшимся подошли Гас Колетти и Питер Хэккет. «Слава богу, ее нашли. Вы разве не рады?» — спросила Мишель Кутнер, подходя к нему. «Ну да, — сказал доктор, натужно улыбаясь. — А вы, девочки, думали на меня». Хэккет старался говорить спокойно, но Мишель заметила, как у него дрожат руки.
Наконец появилась Мэри в черной кожаной куртке и темных очках, с развевающимися на ветру светлыми волосами. При приближении телеоператоров она заключила в объятия Мисси и Лоррейн. Но Ким присоединиться к ним отказалась. «Я такими делами не занимаюсь. Терпеть не могу этих репортеришек. Я здесь ради моей сестры», — сказала она.
Правда, вскоре всем стало уже не до нее. Троица замерла в объятиях на несколько минут, дав возможность набежавшим репортерам запечатлеть себя во всех ракурсах. Спустя еще пару минут они собрались перед тройкой с десятками микрофонов. В центре — Мэри, по левую руку от нее — Мисси в клетчатой шерстяной куртке, по правую — Лоррейн в голубой парке. Они крепко держались за руки, поддерживая друг друга. Представителей прессы было как никогда много — больше, чем на запуске воздушных шаров в июне, больше, чем во время рейдов Мэри в Оук-Бич.
Первой заговорила безутешная мать Шэннан: «Прежде всего мне хочется сказать, что нам грустно и в то же время радостно. Сегодня исполняется год с даты обнаружения тел, и я хочу быть здесь, чтобы поддержать других родственников и побыть рядом с ними. — На несколько секунд она замолчала, собираясь с мыслями и с трудом сдерживая эмоции. — Все это слишком тяжело. У меня даже нет слов, чтобы высказать, что я сейчас чувствую. — Она посмотрела сначала на Мисси, потом на Лоррейн и продолжила: — Вы уж простите меня».
«Не надо, Мэри. Мы же говорили — тебе не за что просить прощения, — сказала Лоррейн. — Ты защищаешь наших девочек, а мы — Шэннан. Так было с того самого дня, когда мы узнали, что твоя дочь одна из них. И мы никогда не отступим». Троица снова обнялась. Их окружили репортеры, телеоператоры и фотографы. Первый же вопрос был о том, что хотелось узнать всем: «Вы верите, что с Шэннан произошел несчастный случай?»
«Нет, конечно, — сказала Мэри, крепче сжимая руки Мисси и Лоррейн. — Я не поверю в это хотя бы потому, что Шэннан была физически сильной». Последующие вопросы касались роли полицейских, и Мэри с готовностью обрушилась на них с беспощадной критикой. Она недоумевала по поводу их уверенности в несчастном случае в отсутствие заключения судмедэкспертизы. Она разнесла в пух и прах все следственные действия, назвав их недостаточными и запоздалыми. Здесь она разошлась вовсю. «Я считаю, что им было наплевать на мою дочь с самого начала, когда они получили заявление о ее пропаже. Они отнеслись к Шэннан как к „одной из этих“, а не как к личности и человеку. И я уверена, что если бы они приступили к поискам как можно раньше и вели бы их дольше, чем в первый раз, то и нашли бы ее раньше, и расследование продвинулось бы значительно дальше по сравнению с тем, что мы имеем на данный момент». Один из репортеров осторожно спросил: «Думаете ли вы, что этот парень все еще… ну, в общем, он продолжает этим заниматься? Я в том смысле…» На этот счет высказалась Лоррейн: «Я практически на сто процентов уверена, что этот человек сейчас сидит дома, смотрит телевизор и получает грандиозное наслаждение при виде того, что он сделал с нашими семьями». Последний вопрос: «Мэри, а если судмедэкспертиза подтвердит версию полиции о том, что Шэннан упала и захлебнулась, не кажется ли вам, что ее смерть все же принесла пользу расследованию этого дела?» — «Да, именно так. Она вернула этим людям их близких, — сказала Мэри. — И она объединила нас. Потому что теперь мы — одна семья, понимаете? Мы вместе».
В сопровождении пары полицейских машин большой внедорожник с родственниками убитых девушек отправился к крестам у места обнаружения тел у Оушен-Паркуэй. Теперь они наконец-то смогли провести несколько минут без наседавших на них журналистов. В машине Мэри тихо негодовала: «Никакой это не несчастный случай». «Где ты пропадала?» — спросила Мисси у Ким. Ответ испугал ее: «Стараюсь изловить убийцу наших девочек».
На каждой остановке они высаживались у кустов, возлагали цветы и привязывали к кресту ярко-красный воздушный шар в виде сердца. Не плакала одна Мисси. Она пробыла здесь уже два дня, а сестру оплакивала уже четыре с половиной года, так что все слезы были выплаканы. С Критци было иначе. При виде креста Мелиссы она бросилась ничком на землю. Когда она наконец поднялась и огляделась, в голове у нее словно что-то щелкнуло. Этот участок шоссе был похож на маленький потусторонний мир. Без жителей и магазинов. Без дорожных знаков и фонарей. Идеальное место для сброса тел. Поэтому-то этот изувер и был так уверен, что можно оставлять трупы прямо здесь, под открытым небом, подумалось ей.
Можно считать Джо-младшего предвзятым или мстительным, но по поводу болота он оказался абсолютно прав. Следующие несколько дней он выставлял в интернете пост за постом и подписывался псевдонимом Фартовый. Прямо за домом дока найдены вещи Шэннан. Время показало, что я был прав. Правда наконец вышла наружу.
Теперь Джо-младший ждал, когда полицейские окончательно разберутся с Хэккетом. Он считал его арест всего лишь вопросом времени. В суде у них будет только одна попытка, поэтому они не торопясь собирают доказательную базу против этого урода. В роли Фартового он то и дело выдвигал новые теории: Шэннан поместили туда уже после смерти… На луну они слетать могут, а чтобы найти девушку на местности, им нужно полтора года?.. Барбары Хэккет не было дома в то утро, когда исчезла Шэннан…
На сайте Websleuths теорий по поводу Хэккета было более чем достаточно. Некоторые считали его полностью невиновным. Другие говорили, что он расчетливый убийца, который позвонил Мэри, чтобы внушить ложное ощущение уверенности и дать подельникам время на захоронение тела. Кое-кто выдвигал компромиссную версию: Хэккет — просто лох, который повелся на неадекватную девушку в истерике, а когда та запаниковала и побежала в кусты за домом, остался с ее вещами в руках и спрятал их на болоте. Были и те, кто утверждал, что он вколол ей успокоительное, несовместимое с уже принятыми наркотиками, и получил на руки труп.
Наутро после траурного бдения Мэри была в ярости. «Незнание мучительно, но знание мучительнее вдвойне!!!» — написала она в фейсбуке. Два дня спустя она была еще злее. «Ф. Дормер!!!!!!! Давай я побегаю, и посмотрим, как быстро с меня свалятся джинсы! Хорош нести всякую х. ню!»
Мэри выложила в фейсбуке картинку, на которой Иисус держал в руках фотографию Шэннан. Остальные участники группы отозвались картинками с Шэннан, в виде ангела, Шэннан на руках у ангелов и Шэннан воспаряющей на небеса. Джоанна Гонзалес сделала себе татуировку в виде глаза, скопированного с глаз Шэннан на фото.
Через неделю после обнаружения тела Мэри собрала еще одну пресс-конференцию на парковке Оук-Бич. Узнав об этом, Дормер, которому оставались считаные дни до отставки, пожал плечами: «Эта никогда не успокоится».
Мэри попросила всех своих знакомых одеться в синее в память о Шэннан. Сама она появилась из машины с ног до головы в иссиня-фиолетовом бархатном брючном костюме. Вместе с ней прибыл ее новый адвокат Джон Рэй. Известный своим щегольством Рэй был в котелке, клетчатом жилете и тщательно подобранных к нему костюме и пальто. Завершала ансамбль суковатая трость в руке.
Речь защитника была хорошо отрепетирована и рассчитана на максимальный драматический эффект. Он сравнил действия полиции Саффолка с сюжетом сериала из деревенской жизни, а Дормера с главным героем «Розовой пантеры»[38]. Он сказал, что полиция с самого начала косячила с делом Шэннан. Адвокат припомнил ее звонок в службу спасения. И сказал, что важно не то, что она погибла от утопления, а то — кто ее утопил.
Рэй обнародовал текст письма, которое он направил в полицию по поручению Мэри Гилберт и всех остальных родственников жертв. В нем адвокат призывал полицию передать это дело, которое Рэй счел безнадежно проваленным, Федеральному бюро расследований. В завершение говорилось, что если ФБР не примет дело, Мэри будет судиться.
Затем выступила Мэри. Она говорила короткими и четкими фразами, идеально подходящими для цитирования в газетах. «Спросите себя, как поступили бы вы, если бы это была ваша дочь?» — сказала она. Мать Шэннан была собраннее, чем в день, когда нашли останки дочери. Теперь это была полная решимости поборница справедливости. Мэри ответила всего на один вопрос: считает ли она Шэннан жертвой серийного убийцы. И ответила утвердительно.
Съемочные группы уже разбирали свое оборудование и грузили его, когда подъехал Гас Колетти. Как всегда, он был не прочь потрепаться с репортерами. Прежде чем Гас успел выйти из машины, у окна со стороны водителя оказался Джо-младший: «Ты — мэр Оук-Бич! В ту ночь по 911 два раза звонили! Почему не сохранилась видеозапись?!» Это было то еще зрелище: полностью утративший контроль над собой молодой симпатичный мужчина орет как резаный на съежившегося в машине старика. Адвоката Мэри перещеголяли. Подбежали журналисты. Джо продолжал кричать. Гас отбивался по мере сил: «Единственная проблема Оук-Бич — это ты!»
Тронуться с места Гас не мог, слишком много людей обступили его машину. Зато он разыграл целое шоу: картинно полез в карман за телефоном и, проворчав: «Я не обязан такое терпеть!», — позвонил в полицию.
Джо продолжал орать в окружении репортеров: «Что будешь делать теперь, а, мэр? Опять будешь изображать невинного старикашку? Ты же мэр Оук-Бич! Что с этой записью? Почему ты покрываешь доктора?»
У себя дома в Коннектикуте Мисси Канн смотрела трансляцию этой пресс-конференции в интернете. Она с трудом понимала, что происходит. Заранее ей было известно только то, что Мэри собиралась представить своего нового адвоката. «Ни с кем из нас он не поговорил», — сказала она. Мэри поступала по собственному усмотрению. Никому из других родственников не было сказано ни слова о новой юридической стратегии. Никому не показали письмо в полицию, которое Джон Рэй написал якобы по их поручению. Особенно неожиданным для Мисси было требование подключить ФБР. «ФБР и так помогает — вертолетами и специалистами. Если бы окружная полиция совсем не справлялась, ФБР бы подключилось плотнее». Мисси считала, что критика полиции — путь в никуда, что полицейские знают больше, чем говорят публично, и, судя по всему, отнюдь не халтурят. «Я бы дождалась результатов судмедэкспертизы, прежде чем такое говорить».
Получив от фирмы Джона Рэя экземпляр письма, Мисси пришла в ярость. «Это как это „от имени и по поручению жертв преднамеренных убийств секс-работниц“?» — спрашивала она спустя пару недель, цитируя текст письма. «То есть Шэннан — это Шэннан, а остальные девочки, стало быть, проститутки? Да я сроду с этим человеком не разговаривала, а он, выходит, будет работать от имени моей сестры?» Ей не верилось, что Мэри решилась публично щелкнуть по носу тех, кто ведет это расследование. Если не отсчитывать время реагирования с начала звонка Шэннан, полицейские приехали через десять минут после звонка Барбары Бреннан, сказала Мисси. «Это куда как лучше, чем-то, что было у нас или у других девочек. Ей бы следовало быть немного снисходительнее». Если вдуматься, то на Шэннан выделили больше ресурсов, чем на кого-либо из девочек. И отношение к ней было лучше. «Ни мне, ни маме не приносили на опознание вещи Морин».
Какое-то время Мисси помалкивала по поводу Мэри — ее непредсказуемости, самолюбования, потребности отвоевывать себе внимание окружающих. Теперь же она отводила душу. Она язвила по поводу фейсбучных поклонниц Мэри, которые заводят ее, льстят самолюбию и раззадоривают. Она обозвала их подтанцовкой. «Да и нам приходится вокруг нее на цыпочках ходить, такая вот хренотень, — сказала она. — Мы с Лоррейн старались держаться от нее подальше. И все потому, что Мэри из тех, кто начинает гнобить налево и направо тех, кто с ней не согласен».
«Шесть дней прошло, как нашли Шэннан, а ее мать берет этого самовлюбленного адвоката и лезет в телевизор? Я позвонила Лоррейн, и она мне говорит: „Извини, конечно, но скорбящие матери так себя не ведут“. И мне так кажется. Понятно, что все люди разные, но я знаю, что на месте Мэри я дождалась бы результатов судмедэкспертизы, прежде чем что-то говорить. А потом, почему она так упорствует в том, что Шэннан тоже жертва этого серийного убийцы? Думаю, она просто хочет внимания к дочери. Это так грустно. Я бы просто утешилась тем, что это был несчастный случай».
Голос Мисси зазвучал ровнее. Она была настолько глубоко поглощена всеми деталями этого дела, что стала исповедовать своего рода стоицизм. «Разумеется, смерть Шэннан была несчастным случаем, — сказала она. — И разумеется, эта смерть была никак не связана со всеми остальными. Не могу точно сказать, что Шэннан погибла от руки того же серийного убийцы». К некоторым из аргументов Дормера она добавила еще один — хронологию убийств. Шэннан пропала после Морин и Мелиссы, но до Меган и Эмбер. Если бы Шэннан попала в лапы к тому же убийце, то «оказалась бы в том же самом месте, замотанной в мешковину». С точки зрения Мисси, версия о том, что с Шэннан убийца мог изменить своему почерку из-за ее чересчур заметной выходки в Оук-Бич, была совершенно несостоятельной.
Мисси была не вполне согласна с мнением о грубых просчетах полиции в случае с Шэннан. Проблемы с ее звонком по номеру 911 объяснялись подведомственностью экстренных служб, такое бывает. «Извините, но я считаю эти обвинения вздором. У них не было возможности сразу обыскать ту местность, потому что там было полно воды. Собаки работать не могли. И хорошо, что они отнеслись к Шэннан как к отдельному случаю. Потом, когда нашли этих девочек, они стали работать по делу о серийных убийствах. Но это вовсе не значит, что они забыли про Шэннан. Полиция продолжала искать».
Мисси предполагала, что Шэннан стащила с себя джинсы из-за того, что в густом кустарнике «они ей мешали: цеплялись за ветки, насквозь промокли и затрудняли движение». «Чего только не сделает человек ради спасения собственной жизни, — сказала она. — Опять же, я не думаю, чтобы кто-нибудь смог подложить ее тело туда, где его нашли», — добавила она.
При том что смерть Шэннан была несчастным случаем или глупым совпадением, Мисси полагала, что серийный убийца был постоянным клиентом остальных четырех девушек. «Думаю, он знал их и внушал доверие. Эмбер была очень опытной в этом плане и точно знала этого человека очень хорошо. Поэтому и потеряла бдительность».
Мисси было ясно одно — первые четыре найденные девушки были как-то связаны между собой. И пока ей не докажут, что Шэннан тоже была связана с ними, Мисси будет верить полиции, а не Мэри.
С началом нового года разногласия породили раскол — с одной стороны была Мэри и ее фейсбучные фолловеры, с другой — Мисси с Лоррейн. Совместно с мотоклубом своего покойного брата Мисси занималась организацией байк-шоу для сбора пожертвований на вознаграждение за информацию об убийце. К участию в нем ей удалось привлечь местных диджеев. Нужно было собрать пять тысяч долларов. Когда о шоу было объявлено, Мэри не замедлила сообщить о своей обиде на то, что имя Шэннан не упомянуто в рекламе. Мисси не знала, как на это реагировать. «Просто плакать хотелось, — сказала она. — Мою сестру убили. Я всего лишь стараюсь сделать что-то, что прольет свет на подробности ее гибели, а мне говорят, что это неправильно. Что именно неправильно-то? Я же не могу подпрыгнуть и сказать, что Шэннан убил тот же человек просто потому, что нашли ее останки. Можно подумать, что я должна все поменять из-за того, что человек ведет себя как ребенок и скандалит почем зря. Слишком много претензий».
Лоррейн разместила в фейсбуке фото своей новой татуировки: четыре переплетенных разноцветных сердечка с инициалами внутри каждого — «М», «М», «М» и «Э». На возмущение Мэри по поводу отсутствия пятого сердечка с буквой «Ш» Лоррейн сухо ответила, что добавит его, как только будет доказано, что и Шэннан тоже убита.
14 января Мэри и Шерри вернулись в Оук-Бич для очередной пресс-конференции. Никто из других родственников участия в ней не принял.
«Это были очень тяжелые полтора года, — сказала Мэри. — Мы не сдаемся, продолжаем верить и действовать, сколько бы времени и сил для этого ни потребовалось. Ради выяснения правды о случившемся с Шэннан и предания правосудию убийцы и всех его соучастников».
Мэри достала из кармана лист бумаги. «Мне хотелось бы зачитать это от лица нашей семьи и меня самой: „Мы и близко не готовы смириться с утратой нашей дочери и сестры Шэннан. И никогда не примиримся с этой пустотой внутри нас. А мысль о том, что Шэннан никогда не придет к нам на дни рождения, или на Рождество, или просто так, причиняет боль, которую способны представить себе только те, кто тоже потерял своих детей“».
Высокий белый крест, раза в два выше крестов для остальных четырех девушек, был водружен на болоте у места, где нашли Шэннан. Вокруг его основания Шерри разложила красные цветы. Мэри добавила желтых. Встав на колени перед этим надгробием, обе разрыдались. Репортеры фотографировали. Спустя несколько дней Мэри выложила в фейсбуке сделанное там фото: она стоит на коленях и рыдает. Подпись гласила: В ТОТ ДЕНЬ МОЯ ЖИЗНЬ ИЗМЕНИЛАСЬ НАВСЕГДА.
Клиент
Джо Брюэр все еще живет у своей матери в Уэст-Айлипе. Дом в Оук-Бич он пытается продать, но пока желающих не находится. Не помогает даже то, что он значительно снизил начальную цену.
Отвечая на мой телефонный звонок, Брюэр почти сразу же задает вопрос о деньгах. «Нет, конечно, ты можешь написать про меня, но никто не сделает это лучше, чем я сам, — говорит он. — И история гораздо удивительнее, чем говорят люди. Поэтому-то я и помалкиваю до сих пор».
Я объясняю, что не плачу своим собеседникам за интервью. Тем не менее Джо говорит примерно еще с полчаса, то и дело похохатывая. Собственно, через какое-то время у меня в ушах остается только его смех, оттеняющий все, что он говорит. Раскатистый, беззаботный, отвязный смех, которым он явно хочет показать себя понимающим и благополучным парнем. Но часто этот смех кажется несозвучным теме, которую он усиленно старается не обсуждать.
«Думаю, вам стоит встретиться со мной и получить представление о том, что я за человек, — говорит он. — Я просто на редкость великодушен. Понимаете, я не способен причинять боль, не способен убить, даже мышку не смог бы прихлопнуть. Вся моя сущность настолько не соответствует тому, что обо мне думают люди, что просто оторопь берет. Так что давайте мы встретимся, и вы сами увидите, какой я человек».
Я говорю, что это было бы прекрасно.
Он подхватывает за мной: «Ну да, поймете, что я за человек и с каким состраданием отношусь ко всему человечеству. И как сочувствую каждому человеку в отдельности. — И тут же игриво оговаривается. — Ну, наверное, мышь-то я бы прихлопнул, заведись она в моем доме. Так что не могу сказать, что вообще не способен убить живое существо».
«Я никогда не числился у полиции в подозреваемых. Понятно, что в самом начале недолгое время я представлял для них оперативный интерес, был в разработке совершенно точно. Нужно было только забежать к ним и четко объяснить, что я ко всему этому совершенно непричастен».
Когда я спрашиваю, почему в ту ночь Шэннан стала звонить в полицию, он разражается долгим смехом: «Самое простое — наверное, я напугал ее, угрожал, ну понятно, это первое, что приходит в голову. Но это не то — я же был готов помочь. И знаешь что, дружище? Если они когда-нибудь разрешат опубликовать запись того звонка, я знаю, что меня там слышно на заднем плане. И знаю, что я там был единственным здравомыслящим, и знаю, что полиция это знает. Понятно, что всегда нужен какой-то злодей ужасный, и вот захотели меня этим злодеем сделать. Но там не было ничего из ряда вон, приятель».
Есть вопрос о постороннем, который якобы был у Джо в ту ночь. Хотя полиция утверждает, что Брюэр был наедине с Шэннан, спустя пару месяцев после моего разговора с Джо этот неизвестный опубликовал мемуары под псевдонимом W под многообещающим названием «Признания бродяги из Оук-Бич». Автор — уроженец Уэст-Айлипа — рассказывает о своей жизни, в которой были грабежи, наркотики, драки, изнасилования и одна перестрелка. Но он не сообщает ничего нового об обстоятельствах смерти Шэннан, за исключением пары выпадов в сторону Джо — за пристрастие к жесткому сексу с проститутками (против которого, собственно, ничего не имеет и сам) и в попытке отвести от себя подозрения рассказом о нем газете Post. В книге есть один-единственный эпизод с обвинительным уклоном. Незадолго до инцидента с Шэннан бродяга гостил у Джо и «однажды ночью был разбужен женскими криками: „Нет! Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не делай этого!“ Вслед за этим раздался глухой звук, как при падении тела. И наступила тишина». Правда, он не приводит даты этого случая, признается, что в то время был на пике своих проблем с наркотиками и алкоголем и «периодически полностью вырубался на ночь», и предупреждает, что мемуары отчасти выдуманы. В общем, в части, касающейся Джо, эти мемуары были ни о чем.
«Жаль, приятель, что ты не знал Шэннан, — продолжает разглагольствовать Джо. — Она была хорошей девушкой. Я с ней говорил. Встречался с ней. И понимал ее как человека. Она была милашка, а жизнь у нее была, знаешь ли, совсем не сахар. Наверное, кое-кто занимается тем, чем занималась она, по собственной воле. Или вынужден, потому что дети или с работы уволили. А кое-кого в эту профессию подтолкнули. И что-то мне подсказывает, что Шэннан была из таких».
Таким образом он очень-очень аккуратно переключает внимание с себя на родных Шэннан.
«Она душевная была, опекала кучу народа, понимаешь? Матери помогала, родным. Что, думаешь, они были не в курсе того, чем она зарабатывала на жизнь? Еще как в курсе! И ничего, брали у нее деньги, не глядя на их происхождение. А что получается сейчас? Жила-была одна бедная измученная девушка, и на шее у нее гирляндой висела толпа нахлебников, а меня, МЕНЯ, хотят назначить крайним за эту ситуацию!»
Джо не хочет ответить на вопрос, почему Шэннан звонила в полицию, по крайней мере, ответить на него прямо. Главное, говорит он, это то, что в ту ночь он не остался к ней равнодушным. «Я был единственным, кто пытался помогать ей до последнего, — говорит он. — И даже после, когда узнал, что она пропала, пытался как-то связаться. А кем я ей был? Да никем. Просто посторонний мужик. Ну приехала она ко мне в тот вечер, даже не знаю, как и сказать-то, я не был интересующимся лицом, не имел к ней отношения».
Джо решает, что сказал достаточно. «Мне сильно досталось, дружище. В смысле, моя жизнь… не скажу, что она загублена, нет. На самом деле то, что произошло, сделало меня лучше. Как тебе такое? Можешь меня процитировать. Итак, если бы мне пришлось пережить такое заново, я бы наверняка позволил, чтобы это опять случилось, потому что — повторюсь — моя жизнь наверняка стала бы лучше».
Пауза.
«Нет, ну кроме того, чтобы девушка пострадала. А так, да», — спохватывается он.
Останки
В начале следующего года были обнаружены еще два тела. 17 февраля на поросшей соснами пустоши в районе Мэнорвилла, недалеко от места, где за несколько лет до этого откопали фрагменты тел, полиция Саффолка обнаружила один скелет. А на другой, также в окрестностях Мэнорвилла, 22 марта наткнулся мужчина, вышедший на пробежку. Полиция настойчиво рекомендовала общественности не увязывать эти новые находки с телами с пляжа Гилго. Да и СМИ не уделили им особого внимания. Историю с серийными убийствами на Лонг-Айленде заслонили собой новые сенсации. Нью-йоркские полицейские произвели налет на роскошный подпольный бордель в Верхнем Ист-Сайде, и его хозяйка Анна Гристина попала на первые полосы с угрозами раскрыть имена своих именитых клиентов из мира бизнеса и политики. Троим старшим офицерам полиции округа Нассау предъявили обвинения во взяточничестве, после чего на сайте Websleuths разразилась долгая дискуссия о том, что и в округе Саффолк дела в этом плане обстоят ничуть не лучше. Ее участники-конспирологи из числа следивших за расследованием серийных убийств предположили, что саффолкские копы объявили гибель Шэннан несчастным случаем за солидную взятку от состоятельных жителей Оук-Бич. С их точки зрения, выглядели подозрительно даже лесные пожары, бушевавшие в окрестностях Мэнорвилла, — не правда ли, это прекрасный способ еще больше осложнить расследование или, возможно, скрыть следы?
Весной новый шеф убойного отдела окружной полиции Саффолка лейтенант Джек Фицпатрик не удержался, чтобы не пнуть версию Дормера об одном убийце, назвав ее маловероятной. Это пришлось по душе окружному прокурору Томасу Споте. «Мы снова на одной волне. Ни один из знакомых с фактурой дела следователей не считает, что ответственность за все эти убийства несет один человек».
Мэри переориентировалась и приехала в Оук-Бич, чтобы заявить о своем доверии Фицпатрику. Местная заступница родственников погибших девушек Мишель Кутнер пояснила, что Мэри старается быть менее критичной к полицейским и в целом настроена позитивнее, чем прежде. Возможно, Мэри осознала, что перегнула палку с тем грозным письмом в полицию, и все же нуждается в ее содействии.
Ровно через два года с даты исчезновения ее дочери, 1 мая 2012 года, Мэри, ее адвокат Джон Рэй и трое сестер Шэннан приехали в департамент полиции округа Саффолк на личную встречу с главным патологоанатомом Ивонн Милевски, чтобы узнать о выводах экспертизы.
Причина смерти оставалась под большим вопросом. По словам судмедэксперта Хаджар Симс-Чайлдз, скелет Шэннан был обнаружен почти в полной сохранности. Помимо пары пальцев рук и ног, не хватало двух из трех подъязычных костей, маленьких и хрупких косточек из верхней части шеи. Сломанные подъязычные кости характерны для случаев удушения. Их отсутствие давало основание предполагать, что Шэннан задушили, как и первых четырех жертв. Но, как сказала Симс-Чайлдз, неизвестно — были ли они сломаны или просто остались лежать в болоте. Эксперт пояснила, что мелкие кости вообще часто исчезают, а подъязычные могли оторваться сразу же и стать добычей какого-нибудь болотного грызуна. С другой стороны, человеческий скелет состоит из 206 костей, и насколько вероятно, что зверек выбрал именно те, которые могли бы связать гибель Шэннан с остальными убийствами?
Вопрос о наркотиках тоже получил лишь частичный ответ. Эксперты не нашли нужного количества костного мозга в бедренной кости, и почему-то не стали вскрывать в его поисках остальные кости. Вместо этого проверили на наличие кокаина небольшое количество тканей головного мозга и пучок волос. Результаты анализов оказались отрицательными. Однако это не полностью исключало употребление кокаина, в первую очередь потому, что останки пролежали в болоте полтора года. Отсутствие следов кокаина в организме делало менее вероятными предположения и о том, что в ту ночь она его употребляла, и о том, что вообще была наркоманкой.
Мэри и ее адвокат были крайне удивлены тому, что эксперт, судя по всему, не проводила тесты на наличие других наркотиков, даже марихуаны. Ведь костный мозг мог бы дать информацию о самых разных наркотических веществах — марихуане, метамфетамине, психотропах и практически всех других, за исключением алкоголя, который испаряется. Исходя из сказанного Симс-Чайлдз, она не искала костный мозг нигде, кроме одной бедренной кости. Почему не были проведены тесты на психоделические, психотропные и какие угодно вещества, если брать во внимание, что в ту ночь Шэннан вела себя истерично и неадекватно? Ответа на этот вопрос у Симс-Чайлдз не было.
Затем наступила очередь куртки Шэннан, так и не попавшей в болото. Полицейские сообщили, что нашли ее тем же утром, но до сих пор не протестировали на следы крови, ДНК или спермы, по которым можно было бы установить, с кем была тогда Шэннан. Рэй и Мэри были в недоумении — чем занималась полиция на протяжении пяти месяцев.
После встречи Мэри разговаривала с прессой. «Я разочарована и зла как никогда. Надеялась на что-то более существенное и весомое, а получила… — задумавшись на пару секунд, она подобрала нужное слово и закончила фразу, — надувательство».
Через несколько дней Джон Рэй с помощниками приехали в пять утра в Оук-Бич, чтобы пройти на болото маршрутом Шэннан, в то же время и в тот же день, что и она. Судмедэксперт сказала Рэю, что сейчас болото примерно в том же состоянии, что и два года назад — в частности, уровень воды в нем такой же. Чтобы постараться обеспечить условия, предельно приближенные к реальным, они шли по участкам болота, не расчищенным полицейскими, с целью понять, насколько трудно было бежать Шэннан. В состав своей группы Рэй даже включил женщину одной с Шэннан комплекции. Она должна была имитировать вероятные ощущения и визуальные впечатления девушки.
Идти по болоту оказалось совсем не трудно. Обувь участников эксперимента почти не намокла. Видимость тоже был неплохой. Рэй и его спутница обнаружили, что в их поле зрения далеко не только камыши. Из глубины болота были видны дома, шоссе и все вокруг. Не верилось, что Шэннан могла потеряться. Еще труднее было поверить в то, что она могла утонуть или погибнуть от переохлаждения. Рэй вспомнил слова судмедэксперта о том, что кости Шэннан так выцвели на солнце, что казались пролежавшими на этом месте уже долгое время. На его вопрос, значит ли это, что ее могли переместить туда уже после смерти, Симс-Чайлдз не дала ни утвердительного, ни отрицательного ответа.
Тогда от чего же могла погибнуть Шэннан? Острый сердечный приступ на фоне наркотиков? Неизвестно, поскольку останки были проверены только на единственный вид наркотиков. Удушение? Тоже неясно, хотя отсутствие двух подъязычных косточек выглядело подозрительным. Конечно, Рэй был адвокатом Мэри и в этом качестве являлся заинтересованным лицом. К моменту своего появления на болоте он уже считал, что Шэннан убили и оставили там, а вещи подбросили позже. А в результате своей утренней прогулки Рэй еще больше убедился в ошибочности версии полицейских. Разговоры полицейских об истерическом состоянии Шэннан были не только невразумительным объяснением, это было свидетельством ханжеских представлений о проститутках — можно было подумать, что Шэннан умерла от огорчения, ужаса и тоски. Полицейские как бы говорили, что она умерла, потому что ее душа была истерзана жизнью на панели.
В борьбе за непредвзятое расследование смерти Шэннан Мэри осталась практически одна. Через несколько месяцев поле того, как ее оттолкнули Лоррейн и Мисси, группа Мэри в фейсбуке лишилась нескольких самых преданных фолловеров, включая даже непоколебимую Мишель Кутнер. «Я держалась до последнего, но, в конце концов, не стерпела несправедливого отношения к себе», — написала она на своей странице. Мишель обошлась без подробностей, но все, кто общался с Мэри в последнее время, поняли, что могло стать причиной. Казалось, ни один из этих конфликтов не произвел особого впечатления на Мэри. К слову сказать, она была не особенно дипломатична со своими бывшими сторонниками и подругами по несчастью. Даже когда она пыталась высказаться о них по-доброму, это ей плохо удавалось: «Лоррейн очень мила. Она не слишком речиста». Толика покровительственного тона досталась и Мисси. Мать Шэннан намекнула, что та недостаточно помогала Морин при жизни. «Я очень переживаю за нее и надеюсь, что ее не преследуют мысли о собственных ошибках», — сказала Мэри.
К самой себе Мэри относилась куда более снисходительно, предпочитая даже наедине с собой не задаваться вопросом о роли, которую она могла сыграть в трагедии дочери. «У меня не получается быть гибкой, — сказала она, добавив, что было бы хорошо, если бы этим отличалась Шэннан. — Думаю, что если Шэннан что-то и унаследовала от меня, то это способность поступать по-своему, невзирая на мнение других. Но ей не хватало житейской мудрости». Мэри старалась быть по-своему рассудительной. «Ход жизни не изменишь. Так что приходится справляться с ударами судьбы. Тебя сбили с ног, а ты встаешь, отряхиваешься и идешь дальше».
К этому времени Мэри умудрилась вывести из себя даже Шерри. Большую часть лета они не разговаривали. «Думаю, моя мама ненавидит все и вся, — сказала она. — Она потеряла кучу подруг, замкнулась в себе. Наши отношения никогда не были ровными, а после утраты Шэннан все стало гораздо хуже». Шерри тратила массу времени на тщательную проверку всего, что писалось об этом деле в соцсетях, и яростно протестовала, когда ее сестру называли проституткой. «Шэннан не хотела себе такой жизни, — написала она в послании к друзьям. — Никто не знает, как она жила бы, доведись ей измениться… Прежде чем судить ее или нас, убедитесь, что ваша жизнь идеальна!» В частных беседах Шерри не скупилась на самокритику. «Мне ужасно плохо от того, что на самом деле я так и не попыталась ее остановить. Так и не поговорила с ней об этом».
Несмотря на свою активность в интернете, Шерри испытывала одиночество. Кроме Мэри, с которой она не общалась, ей было почти не с кем поговорить о Шэннан. И до исчезновения сестры ее присутствие в жизни семьи было настолько эфемерным, что Шерри беспрестанно гадала, почему так сложилось. «Мне просто кажется, что Шэннан всегда хотелось быть любимой, — сказала она, еле сдерживая слезы. — А этого у нее никогда не было. И я думаю, что ей было, в общем-то, безразлично то, чем она занималась. Вот вроде бы человек обязан холить свой организм, да? И наверное, жизнь сестры сложилась бы иначе, если бы она чувствовала, что любима».
Больше всего Шерри и Мэри обижало то, что, по версии полиции, во всем виновата Шэннан, а все остальные вроде как ни при чем. И Джо Брюэр на свободе и прекрасно себя чувствует. И Майкл Пак — сутенер, возивший ее на вызовы и размещавший ее объявления. Убийство это было или нет, но с Шэннан и всеми остальными правоохранительная система не сработала трижды. Полицейские не смогли помочь им в рискованной ситуации. Не справились они со своими задачами, отказавшись серьезно отнестись к исчезновениям и понизив тем самым шансы на арест виновных. И наконец, они не подвергали преследованию водителей и клиентов — это была их третья оплошность. Шерри и Мэри понимали, что вне зависимости от случившегося в Оук-Бич судьбу Шэннан определил род ее занятий. Еще до исчезновения ее жизнь перестала быть значимой для общества.
Алекс Диас сказал, что после смерти Шэннан у него не складываются отношения с девушками. «Это постоянно свербит в мозгах. Мне нужно знать, что с ней произошло».
Жизнь Алексу осложняло и то, как к нему относятся люди, которые знакомы с делом Шэннан. «В СМИ меня называли ее сутенером, а родственники постоянно поливали грязью за то, что я якобы использовал ее, — сказал он. — Но если уж я ее использовал, то и вы, девочки, ничуть не меньше», — ответил он на претензии Мэри и сестры Шэннан. «Они же прекрасно знали, чем она занималась. И мамаша брала у нее деньги, и Шерри тоже брала. И эти люди меня осуждают? Все мы хороши, все виноваты. Брали деньги, хотя знали, откуда они взялись».
Летом соседи Питера Хэккета по Оук-Бич обратили внимание, что на его машине появились новенькие флоридские номера. Большую часть того года доктор провел на Санибеле — одном из островов Флорида-Кис. Вернувшись, он выставил дом на продажу.
Они с женой подумывают начать новую жизнь во Флориде, и Хэккет пытается найти там работу, хотя, по его словам, это сделать не так-то просто. «Мало того, что я инвалид, так теперь и на работу в принципе не могу устроиться из-за этой гнусной истории, которую Гилберт и компания сварганили. Меня уже разок не взяли, потому что работодатель заглянул в интернет и сразу увидел мою фамилию». Он пытается устроиться в Управление по делам ветеранов, чтобы преподавать там врачам. «Я начал писать книгу о людях, которые вернулись с войны безногими. Пока больше ничего не скажу. Ты же знаешь, мой папа писал книги. И он говорил, что никому нельзя рассказывать, над чем ты работаешь».
Что, по его мнению, произошло с Шэннан? Хэккет сказал, что верит полицейским. И это подкреплено его многолетним опытом в медицине катастроф. «Если человек под коксом стукнется головой, происходит внутричерепное кровоизлияние, — объясняет он. — Люди дуреют и бегут куда ни попадя». А болото было совсем рядом. Шэннан увидела огни на шоссе и побежала на них. Упала. И все. «Просто прикинь: если бы я был замешан в этом, если бы было хоть что-то реальное, разве полицейские упустили бы такого очевидного подозреваемого, как я?»
Сидя на веранде своего коттеджа под лучами заходящего осеннего солнца, Хэккет был еще словоохотливее, чем обычно. Ему очень хотелось поговорить о том, как сильно испортила ему жизнь эта история. «Моей семье угрожали, по телефону, в интернете. Но мне не в чем оправдываться. Я не лгал». Он в очередной раз настаивал, что не видел Шэннан и не оказывал ей медицинскую помощь. «Дочь и жена были в то время дома. Было бы очень непросто кого-то там лечить». Он еще раз заявил, что тем утром никто из соседей ему не звонил. «Достаточно проверить мой номер. Я узнал о случившемся только через день, когда познакомился с бойфрендом этой девушки и с ее водителем».
А как быть с тем, что соседи вроде бы слышали от него, что он ее видел?
«Да я просто говорил своим соседям, Гасу и Барбаре, что-то типа: „Если бы тебе, твоей жене или кому-то еще стало плохо, кому бы в первую очередь вы звонить стали?“ Они говорят: „Тебе. Но в то утро мы просто не хотели тебя беспокоить“. А я им прямо сказал: „Уж лучше бы кто-то мне позвонил“. Я же один из основоположников лечения психотравмы в этой стране, и мог бы отвезти ее в нужную клинику. Мне обидно, что человек пропал без вести. Она же болталась у них под носом, и в полицию им не лень было позвонить. А меня позвать они не додумались. Обидно».
Это расходилось со словами Гаса Колетти о том, что он вообще не говорил на эту тему с Хэккетом. Однако Хэккет продолжал делано недоумевать по поводу того, почему никто не вспомнил о том, что он специалист и основоположник лечения психологических травм. По его словам, сначала он отрицал, что звонил Мэри, «потому что не вспоминал об этом», пока не проверил перечень своих исходящих звонков. Он просматривал свои заметки о первой встрече с Алексом Диасом и Майклом Паком — эти заметки он упомянул в качестве главной причины, по которой с ним захотели поговорить полицейские, — и вспомнил, что они были обеспокоены отключенным мобильником Шэннан. По словам Хэккета, он подумал, что у полиции будет больше возможностей отследить Шэннан, если ее мобильник будет включен. Именно поэтому он и позвонил Мэри. «Мои неприятности начались только из-за того, что я не хотел, чтобы мы показались равнодушными, богатенькими жителями закрытого поселка, которым на все наплевать, — сказал он. — Я постарался сделать для этой семьи все, что мог, ну а они, получается, расстарались ради меня — то есть навыдумывали кучу всякой херни».
Он старался не обращать внимания на нападки блогеров, но это оказалось невозможным. «Интернет как будто специально заточен на травлю. Откуда только берутся эти люди?» По его словам, дела о врачебных ошибках, раскопанные Правдоискателем, заводились чисто формально. «Не буду отрицать, что на меня подавали в суд, но я ведь был врачом скорой помощи в Нью-Йорке. А любой врач скорой в мегаполисе подтвердит, что на него подают иск по меньшей мере пару раз в год».
В тот же октябрьский день Джо-младший был настроен гораздо более категорично в своих подозрениях относительно участия доктора в деле о гибели Шэннан. «Плохи у него дела, — торжествующе заявил он. — Раньше у нас в поселке его считали прямо-таки героем. А теперь ждут не дождутся, когда он свалит отсюда к чертям собачьим. Я знаю, что это Хэккет убил Шэннан Гилберт». Джо вывалил на меня целую груду ничем не подкрепленных гипотез, которые перемежались с его фантазиями, как все происходило в то утро: подъязычные кости Шэннан сломались, потому что доктор придавил ее горло коленом… полицейские так ничего и не расследовали в утро исчезновения Шэннан, потому что кто-то из жителей дал им отмашку уезжать, а теперь Гас и все остальные врут, чтобы отмазать доктора… Хэккет заставил стереть записи с камер наблюдения… соседи заподозрили Хэккета в ненадлежащем обращении с местными пациентами…
Похоже, Ричард Дормер был абсолютно прав, когда говорил, что это никогда не утихнет.
Барьерные острова считаются первой и единственной естественной защитой Лонг-Айленда от океанских бурь. Так действительно было до 29 октября 2012 года. В этот день ураган «Сэнди» вызвал шторм, который обрушился на южное побережье. Шоссе Оушен-Паркуэй деформировалось и развалилось на куски, но каким-то чудом все кресты, установленные у обочины, уцелели под напором стихии. Заросли колючки защитили их точно так же, как до этого защищали человеческие останки.
Поселку Оук-Бич тоже повезло больше, чем многим другим, например Массапекуа или Сифорду. Лишь подтопило несколько домов и на время поселок остался без электричества. Но жителям Оук-Бич было к этому не привыкать. А кроме того, годом раньше они пережили свою собственную бурю.
Через две недели после урагана родственники Шэннан подали иск о непредумышленном убийстве против доктора Питера Хэккета. Исковое заявление слегка напоминало то, что Джо-младший якобы слышал от Брюса Андерсона. В нем утверждалось, что Хэккет дал Шэннан лекарства, после чего позволил ей уйти из его дома, проявив тем самым преступную небрежность. Мэри и Джон Рэй устроили очередную пресс-конференцию и помимо этого обвинили Хэккета в завладении записями с камер видеонаблюдения и причинении душевных страданий матери погибшей в виде телефонных звонков. «Его выбор слов и интонация заставили меня думать, что на самом деле он больше озабочен собой, а не установлением местонахождения Шэннан, — сказала Мэри. — Я глубоко убеждена, что доктор Хэккет сыграл важную роль в гибели моей дочери. Ведь уже доказано, что он лгал, на протяжении более чем года отрицая, что звонил мне. И мы продолжим доказывать, что он как-то причастен к убийству моей дочери».
Иск Мэри был своеобразной лазейкой для принуждения Хэккета к даче показаний в суде под присягой. Прежде полиции это не удалось сделать. Правда, исковое заявление основывалось лишь на словах Мэри. Ее адвокат сообщил, что у него нет письменных показаний под присягой ни от Джо-младшего, ни от Брюса Андерсона. А после того, как на пресс-конференции журналисты напомнили ему о том, что полиция вообще не считает смерть Шэннан убийством, Рэй свернул мероприятие. «Прямых улик, указывающих на личность убийцы мисс Гилберт, нет, — сказал он в заключение. — Но и косвенные улики бывают очень серьезными. И те, которые есть у нас на данный момент, более чем очевидно подтверждают нашу правоту в этом деле. И мне все равно, что считает полиция. Факты есть факты».
Для подруги Мелиссы Бартелми Критци Луго этот год начался в квартире, которую они вместе снимали в Ньюарке. «Я лучше опять на панель пойду, чем буду жить в этих трущобах», — чуть не плакала Критци. В январе она должна была начать учиться в муниципальном колледже на курсах медсестер, но в последнюю минуту ей сказали, что не могут принять ее. Им требовалось свидетельство о рождении, которого у нее не было. Это был тяжелый удар, и Критци плакала без умолку. А потом она выпила целую упаковку болеутоляющего вперемешку со снотворными таблетками. В день начала учебы Критци положили в психиатрическое отделение больницы.
Говорить по телефону ей разрешили только через восемь дней. Голос у нее был усталый, но решительный. Ей и раньше случалось ходить обходными путями. «Думаю, что пойду в мэрию, найду какого-нибудь судью и выбью из него судебное предписание или что там нужно, чтобы нашли мое свидетельство о рождении, — сказала она. — Здесь меня хотят устроить на какую-то амбулаторную программу. Завтра первый день. Но я пойду устраиваться учиться. Потому что это то, что мне нужно».
Статус Дэйва Шаллера в фейсбуке на 10 февраля 2012 года:
«Сегодня день рождения моей подруги Эмбер, которую забрал с моей хаты этот подлый говнюк — серийный убийца на Лонг-Айленде! Он заплатит за то, что сотворил. Так больно жить каждый день! А ведь я мог остановить тебя или запомнить его, не будь так обдолбан. Прости меня!»
Последний раз, когда я виделся с Медведем в парке на Томпкинс-сквер, он говорил, что собирается переехать в Лас-Вегас с приятельницей, «наркошей, которая слезла с иглы». Медведь сказал, что там, наверное, сможет завязать. «Мне никак не станет лучше, пока я не выметусь на хер из этого района. Я нездоров. Мне двадцать семь, а у меня цирроз первой стадии. Печень отказывает. Кончится тем, что моего ребенка будет воспитывать какой-нибудь другой мужик. А это мой худший гребаный кошмар — сыну скажут, что папаня был торчком, который предпочел тебе наркоту и алкоголь. Не могу я так».
В уилмингтонском доме престарелых Эл Оверстрит сказал, что случилось чудо. «Прибыл я сюда, и началось. Заболел пневмонией. Чуть не умер. Потом рак, опухоли, целых шесть. Пять в легких, одна в груди. И знаете что? Пять, которые в легких были, исчезли. Без всякого лечения. Думаю, это Эмбер намолила. Она мне однажды сказала: „Пап, от рака ты не умрешь“. Она же в церковь ходила. Понимаете, даже при той жизни, какой жила, она была реально религиозной». Эл хотел переехать жить к Ким на Лонг-Айленд. Но она ему отказала. «Я просто физически не способна ухаживать за ним, — объясняла она. — У него такая тонкая кожа, буквально как влажные салфетки». Однажды он гостил у них с Майклом и упал навзничь на журнальный столик. Они обнаружили его лежащим посреди кучи стеклянных осколков. «Нужно, чтобы кто-то был при нем целый день, а то он иногда ни с того ни с сего падает».
Эл понимал, что Ким все еще обслуживает клиентов и поэтому избегает его. «Она, наверное, боится мне звонить, потому что сколько там прошло, месяцев семь-восемь. Если будет возможность увидеться с ней, попросите, чтобы позвонила мне. Скажите, что не буду ругать ее. Она и не знает, сколько ночей я не сплю, все думаю».
Но потом он оживился. По его словам, Ким всегда была сильнее сестры. «Ким — труженица. Я не говорю про эти эскорт-услуги, но на любой работе ее просто обожали. Потому что у нее характер хороший». Эмбер беспокоила его куда больше. «Ее же изнасиловали, когда она была маленькой, — сказал он. — Это ее морально травмировало. А потом, когда ее мать умерла… Она была настоящая маменькина дочка, вот и сломалась, что ли. Подсела на героин. А так-то была прекрасным человеком».
Получив ордер на изъятие ноутбука Акима Круза, агенты ФБР нашли его у Эшли Кэррол — девушки, с которой он встречался втайне от Меган. Эшли безропотно отдала ноутбук. После этого парень принялся звонить ей из тюрьмы с угрозами, сказал, что «будет меня насиловать и убивать. Что переломает мне челюсть и ребра. Потому что сломанные ребра не видны снаружи».
В начале 2012 года, за несколько недель до даты выхода Круза из тюрьмы, прокуратура нашла способ оставить его за решеткой. В апреле его признали виновным в нарушении закона Мэна в части пересечения границы штата и приговорили к трем годам заключения. В тюрьме он продолжал хранить молчание относительно того, что мог видеть в ночь исчезновения Меган. Хотя полиция никогда официально не связывала его с пропажей девушки, это не помешало членам ее семьи возлагать вину на него.
Через несколько месяцев, когда Лоррейн наконец наскребла восемьсот долларов на надгробие Меган, Грег пожаловался, что оно недостаточно красивое. «Она достойна такого, с вазочкой и ангелочками», — сказал он. Немногим ранее он случайно встретился с важным человеком в жизни своей сестры, о котором до этого только слышал. Полицейский из Скарборо Дуг Уид сказал только, что они познакомились при «контакте Грега с правоохранительными органами», и не стал ничего уточнять. До этого Уид только слышал о том, что у Меган есть старший брат. При виде фамилии в документах Грега он связал одно с другим и спросил: «А кем вам приходится Меган Уотерман?» Грег вытаращил глаза: «Она была моей сестрой. А вы — офицер Уид? Я все про вас знаю!»
Известие об исчезновении и убийстве Меган поразило Уида не меньше, чем всех остальных. Он понятия не имел о занятии Меган проституцией, хотя думал, что знает ее достаточно хорошо. Поразмыслив, он решил, что должен был это предвидеть. Он ведь знал, что она попала в дурную компанию. Это навело его на мысли о том, насколько трудно бывает помочь человеку, выбор у которого очень невелик. Наверное, подумалось ему, такой человек становится легкой добычей для любого, кто появится у него на пути со словами: «У меня есть деньги, и я готов тебе их заплатить за услугу с твоей стороны».
Спустя пару месяцев после знакомсва с Грегом в почтовом ящике Уида появилось письмо. В конверт было вложено фото девочки-дошкольницы с карими глазами и круглым личиком, которое сразу показалось Уиду знакомым.
«Привет, офицер Уид!
Я Лили. Это моя школьная фотография. Надеюсь снова увидеть вас однажды. Моя мамочка теперь живет в раю, она стала ангелом. Бабуля гаворит, что она мной гордится, а она никагда не врет. Мне целых пять лет, и я уже хажу в школу имени Дж. Ф. Кеннеди. Я в падгатовительном классе, и я очень умная. Бабуля говорит, что вы очень хороший и знали мою мамочку, она тоже была хорошая. Надеюсь, вам понравится моя фотография. Бабуля говорит, что я красивая прямо как моя мамочка. Любовь, обнимашки и целовашки.
Если честно, то Дуг Уид не считал себя сентиментальным человеком и последний раз плакал, когда его жена Уитни родила их первенца — Дуга-младшего. Он был там же, в родильном зале больницы. Сначала молодой папаша, конечно, едва не бухнулся в обморок, но когда медсестра вручила ему туго спеленутый комочек — разрыдался от счастья и умиления. Прошло 15 лет. И вот теперь это письмо, с кривоватыми буквами, ошибками и старательно нарисованными сердечками в конце. Оно совершенно выбило его из колеи. «Я то и дело останавливался, пока читал его», — рассказывал он. «А потом сказал Уитни: „Если получится, давай удочерим ее. Я не шучу“. Жена все время, пока я читал, утирая слезы, с удивлением смотрела на меня. Наверное, поэтому и сразу ответила: „Конечно, дорогой, я только за“. Потому что она понимает».
Родные Морин были католиками, но в церковь никто никогда не ходил. «А для католика это и неважно», — сказала Мисси, когда они с мужем Крисом подъезжали к кладбищу.
Она снова ждала ребенка — мальчик должен был появиться на свет в сентябре.
Морин и Уилл были похоронены рядом друг с другом под статуей святой. На обеих могилах стояли горшки с цветами. Их привезла мать Мисси. «Она бывает здесь чаще, чем я, — сказала Мисси. — Мне это дается тяжелее, что ли. Наверное, потому, что я средний ребенок. А старшего и младшего уже нет».
Но здесь, на кладбище, она, обычно склонная к слезам, выглядела на удивление спокойной. Возможно, потому, что могла без всякого смущения общаться со своим прошлым, не испытывая обычного для себя чувства вины.
На благотворительном байк-шоу не получилось собрать пять тысяч долларов, на которые так надеялась Мисси. Но ей было приятно повидаться с Лоррейн, а еще в тот день они познакомились с Джанис Смолински, известной защитницей прав родственников без вести пропавших. Ее сын Билли исчез в Коннектикуте в 2004 году. Она занималась разработкой «Закона Билли», предусматривающего распространение в интернете общедоступной информации о безвестно отсутствующих и неидентифицированных останках. После этого Мисси активизировала свою общественную деятельность. Она начала искать способы занести убийцу с пляжа Гилго в список разыскиваемых ФБР особо опасных преступников. Она обратила внимание, что в этот список включены неустановленные лица с указанием подробностей совершенных преступлений. И почему бы в таком случае не включить в него и этого убийцу тоже?
Мисси тщательно собирала информацию о неопознанных телах в национальной базе данных и передавала ее журналистам. С помощью адвоката Джанис она старалась организовать встречу с полицией Норвича, чтобы узнать, какие шаги были предприняты в деле о безвестном отсутствии Морин, и, возможно, познакомиться с материалами этого дела. Мисси подумывала о том, чтобы даже переехать в Стэмфорд, чтобы быть поближе к Лонг-Айленду на случай, если по делу начнутся аресты.
Мисси следила за нараставшей в стране дискуссией об интернет-рекламе эскорт-услуг. «Умышленно зарабатывать на такой рекламе по мне все равно, что заниматься сутенерством, — сказала она. — Конечно, девушки, которые этим занимаются, тоже не правы, но, если бы не эта интернет-конспирация, их было бы раза в два меньше».
Предложение секса за деньги было частью жизни почти на всех этапах существования человечества. Временами это считалось вполне приемлемым и даже уважаемым занятием. За тысячи лет до нашей эры представительниц этой профессии привлекали к религиозным обрядам, проводившимся в храмах Шумерского государства, а права проституток и их детей были закреплены законами Хаммурапи[39]. Публичные дома были узаконены в Древнем Китае и античной Греции, с их существованием мирились в Иудее, в период расцвета Римской империи их облагали налогами, а в эпоху Ренессанса в них открыто удовлетворяли свои желания королевские особы.
В Америке секс за деньги исторически считался более или менее приемлемым незначительным проступком, не требующим внимания властей. Такое положение дел существовало в колониальную эпоху и даже после Гражданской войны. Изменения начались лишь около ста лет назад, когда прогрессивные общественные объединения вроде «Женского союза христианской умеренности» занялись защитой молодых женщин от вовлечения в проституцию. С принятием Закона Манна, сделавшего федеральным преступлением «сексуальное принуждение и пересечение границ штатов женщинами и девушками с целью проституции, разврата или любыми другими аморальными целями», американская проституция ушла в подполье, при этом оставаясь ничуть не менее востребованной услугой.
Если после Второй мировой войны в Европе экспериментировали с легализацией и регулированием этого занятия, в США оно стало, пожалуй, более стигматизированным[40], чем когда-либо в истории. И, кроме того, опасным. Один из ведущих американских эпидемиологов Джон Джей Поттерат отмечал в 2004 году, что главной причиной смерти проституток является убийство. Он также установил, что большинство убийств проституток (64 процента) совершают клиенты, и с каждым годом серийных среди них становится все больше.
Начало эпохи интернета означало перспективу существенных изменений в торговле сексом. Никогда прежде продвижение услуг проституток не было настолько же простым, удобным и незаметным для постороннего глаза. Необходимость отправляться на поиски желаемого в неблагополучные районы отпала. Все происходит конфиденциально и в отсутствие ненужных свидетелей. Портал Craigslist произвел революцию в целом ряде отраслей, преобразив способы совершения любых покупок, и торговля сексом не стала исключением. Главным коммерческим аргументом в пользу Craigslist, как и интернета в целом, является анонимность. В сети можно делать все что угодно, от написания комментариев, за которые невозможно привлечь ответственного, до сбыта краденого и просмотра порно. И все это анонимно. Это в равной мере относится и к эскортницам, и к их клиентам, которые превратили подобные сайты в рай для регулярных потребителей секс-услуг.
В 2009 году доход Craigslist от объявлений в разделе «Услуги для взрослых» составил 45 миллионов долларов, то есть около трети от общей прибыли компании. Некоторые считали, что Craigslist процветает, делая благое дело: в 2006 году группа исследователей из Принстонского и Колумбийского университетов сообщила, что проститутки новой волны «ориентированы на карьерный рост». В 2009 году экономист из Бэйлорского университета Скотт Каннингхэм утверждал, что интернет вовлекает в проституцию людей совершенно другого рода, чем прежде, в частности — более образованных. В 2011 году исследовательница из Университета штата Арканзас Дженнифер Хейфер писала, что интернет-проституция привлекает «во многом тем же, чем люди руководствуются при обычном поиске работы — деньгами, стабильностью, автономностью и даже удовлетворенностью условиями труда». Говорилось, что благодаря интернету проституция может стать средством достижения экономической самостоятельности для целой общественной прослойки. Женщины и мужчины с панели выйдут из тени, станут самозанятыми и освободятся от сутенеров и эскорт-агентств, с давних пор подвергающих их нещадной эксплуатации.
Лишь очень немногие задумывались о том, что сетевая анонимность может сделать работу эскортниц опасной как никогда. И действительно, очень скоро посыпались сообщения о случаях насилия над секс-работницами, размещавшими свои объявления в интернете. По данным опроса, проведенного в 2006 году, почти половину нью-йоркских эскортниц клиенты заставляли делать то, чего им не хотелось, и почти столько же сказали, что подвергались угрозам или побоям. Общественность впервые ощутила опасность, когда в 2009 году на первые полосы газет попал «убийца из Craigslist» Филип Хэйнз Маркофф. А тела, обнаруженные на пляже Гилго, лишь подкрепили мнение о том, что убийцы пользуются анонимностью в интернете для тщательного подбора жертв и применяют ту же технологию для успешного ухода от ответственности за содеянное.
К 2009 году Craigslist уже был на примете у правоохранительных органов. Шериф округа Кук в штате Иллинойс подал иск к компании, назвав сайт «крупнейшим в стране поставщиком проституток». К его иску присоединились главные прокуроры сорока штатов, в том числе Ричард Блюменталь из Коннектикута, назвавший рекламу секс-услуг в интернете новой Таймс-сквер — средоточием аморальности, о котором все знают, но ничего не предпринимают.
Под таким натиском Craigslist был вынужден удалить категорию «Услуги для взрослых». Это произошло 3 сентября 2010 года, как раз на следующий день после пропажи без вести Эмбер Линн Костелло. Но эскортницы быстро сориентировались: теперь они скрытно размещали свои объявления в других разделах этой платформы. А когда острие критики и проверок переместилось на нового лидера рынка — сервис Backpage, было уже понятно, что даже если он прикроет свой раздел «Развлечения для взрослых», трафик с готовностью перехватят десятки аналогичных сайтов.
Спрос на коммерческий секс не исчезнет никогда. То же относится и к интернету — теперь они обречены остаться друг с другом навсегда. И уже не столь важно, является ли секс за деньги по обоюдному согласию между совершеннолетними злом или добром, аморальным или раскрепощающим деянием. Совершенно очевидно одно: нет ничего хорошего в том, чтобы делать вид, будто людей, вовлеченных в занятия проституцией, попросту не существует. Ведь именно на это и рассчитывают их убийцы.
Разочарованные ходом расследования родственники жертв склонялись к тому, чтобы назвать причиной своих утрат и сообщником убийцы интернет как таковой. Они утверждали, что любой, кто позволяет публиковать рекламу продажного секса, просто-напросто обеспечивает спокойную гавань торговцам живым товаром. «Большинство из этих беззащитных женщин заманили в такую жизнь обманом и посулами, и они не видят для себя выхода», — сказала Мисси. Но это — спорное утверждение, как, впрочем, и все, что относится к этой теме. Было бы ошибкой считать, что все становятся секс-работницами в силу одинаковых причин. Не все они несовершеннолетние, и не все становились предметом торговли. Шэннан, Морин, Меган, Мелиссе и Эмбер было больше двадцати одного года. Они работали по собственной воле. Вопреки тому, что говорилось некоторыми родственниками, их не заманивали и не подвергали явному давлению. Некоторые скажут, что это делает их виновницами своих судеб, другими словами, что их участь была предрешена опасным характером их занятий. Но говорить о том, что они сами виноваты, потому что поставили себя в рискованное положение, — лицемерие. Люди не выбирают свой жизненный путь исходя из того, что их убьют. Винить только этих девушек так же легко, как винить только Craigslist или Backpage. Возложить ответственность на кого-либо из родных, например на мать или сестру, Мэри или Ким, — значит как минимум отчасти снять ее с самих девушек. Считать, что кто-то был обязан остановить их, — значит, верить в то, что это было возможно.
По большому счету сама идея о чьей-то вине может быть глубоко ошибочной. Они не были ни ангелами, ни дьяволами во плоти. Одна была непутевой семейной мечтательницей до тех пор, пока не стало невозможным игнорировать проблемы взрослой жизни. Другую одновременно любили и боялись все враждующие члены ее семьи, но она отдала свою судьбу на откуп бойфренда. Третью воспитала обожаемая старшая сестра, тоже проститутка, от влияния которой она периодически пыталась освободиться. Четвертая жаждала успеха, и вернуться из Нью-Йорка домой с чем-то меньшим означало бы признать свое поражение. Пятая выбивалась в люди самостоятельно и использовала заработанные деньги на то, чтобы вернуть себе место в семье.
Сейчас их близкие охвачены желанием найти причину. Это не менее сильное желание, чем желание узнать, кто убийца. Возможно, даже еще более сильное.
Спустя некоторое время Мисси приобрела более широкий взгляд на вещи. Она обеспокоилась тем, что даже если Backpage прикроет соответствующий раздел, проституция уйдет в еще более глубокое подполье и разыскивать безвестно отсутствующих женщин будет намного труднее. Как угодно, но секс-услуги необходимо регламентировать, сказала Мисси. «Этих девушек нужно защищать, как если бы они занимались любым другим видом деятельности. А пока работа этих сайтов никак не регламентирована, они создают возможности для насильников и убийц».
Вся эта бурная деятельность ни к чему не привела, хотя и давала ощущение работы на правое дело. И в начале осени Мисси удалилась из фейсбука. Некоторые из ее новых подруг, даже Лоррейн, обиделись, что она не сразу же пожертвовала деньги, собранные на байк-шоу. Мисси пришлось пересмотреть все дружеские связи, установившиеся у нее за последнее время. Лоррейн организовала следующую вахту памяти в Оук-Бич, не пригласив ее. Через два года после обнаружения первых тел и спустя год после того, как нашли останки Шэннан, на парковке у поселка было всего десять человек. Между тем годом раньше там же собиралась группа в сотню человек.
Вначале Лоррейн была единственной представительницей родственников на этом мероприятии. Но затем появилась Ким и удивила всех известием о том, что она беременна. Ее седьмой ребенок должен был появиться на свет в феврале, примерно к дате дня рождения Эмбер. Краткая церемония подразумевала катарсис, который так и не случился. Под конец участники запустили в небо фонарики в виде сердечек. Подхваченные ветром, они понеслись от океана в сторону шоссе.