рила в такие «досье», и ещё было странно, что Маринка старше её всего на год, а так спокойно говорит про это! Алёшка и ШП стали рассуждать, могут те мальчишка и девчонка быть зеркальными преступниками или не могут. И совсем не стеснялись. Может быть, впервые Таня почувствовала, что она самая младшая из них!
И скорее, чтобы не быть такой «малюткой» и «крошкой», Таня тоже заговорила своим обычным командирским голосом. А вместе с голосом пришли и правильные слова: нельзя обвинять кого попало! Подумаешь, человек тебя толкнул — это ещё совсем не доказательство. Так очень легко можно весь лагерь записать в подозреваемые!
У Маринки на примете было ещё несколько личностей из тех, которые смотрятся в зеркальца каждую минуту и у которых не украли. А может, у которых даже были запасные зеркала. Теперь они ходят по лагерю и разрешают желающим посмотреться за десять копеек… Так, может, думала Маринка, они нарочно это сделали, чтобы с людей деньги сдирать?
— Я в это тоже не верю! — сказала Таня.
— А во что же ты веришь тогда? — спросила Маринка довольно резко. Наверное, ей обидно стало: думала-думала, подозревала-подозревала, а тут приезжает какая-то бывшая третьеклассница…
Но ссориться и даже просто обменяться неприязненными взглядами оказалось уже некогда — они пришли. Было, надо сказать, довольно удобное время — тихий час, можно пробраться в лагерь под покровом сна… Это так в первую минуту им показалось, а потом они быстренько сообразили, что взрослые-то не спят и, наоборот, сразу увидят, что трое каких-то подозрительных бродяг крадутся по территории лагеря.
Маринка посмотрела на часы:
— До горна ещё сорок пять минут. Мне здесь тоже светиться… — она усмехнулась, — не светит. Пойдёмте пока на дачу!
Лагерь, оказывается, стоял среди обычных дачных участков. С лицевой, самой длинной стороны — улица, а с боков и со спины — дачи. Всё огорожено забором, всё нормально, живут, не ссорятся. Хотя особенно и не дружат. У пионерских лагерей ведь свои законы, свой режим и так далее.
А одна дача пустая — здоровенный старый дом среди моря травы. Здесь, говорят, какой-то профессор живёт. Только он в экспедицию уехал, чуть ли не в саму Антарктиду. И дача стоит пустая, на калитке замок.
Из лагеря сюда под покровом темноты или под покровом тихого часа пробираются отдельные личности для особо секретного разговора, для мужского выяснения отношений… да мало ли! В лагерно-дачном заборе проделано для этой цели несколько дырок.
Они юркнули в лагерную калитку, потом прокрались за кустами вдоль забора… дырка. Через высокую дикую, уже профессорскую траву тянется тропинка, заворачивает за большой и старый двухэтажный дом. Перед ним заросшая клумба и лавочка, старая, но ещё крепкая вполне.
— Здесь будете жить, — сказала Маринка.
— Где?!
— Ну вот хоть на террасе. У нас у двух девочек есть лишние матрасы. А вторые одеяла мы с Иринкой уже попросили, нам сегодня дадут.
— А если нас заметят? — Алёшка покачал головой. — Скажут: «О! Профессор из Антарктиды!» И к нам…
— Ну так вы не шумите…
Алёшка посмотрел на Таню, она чуть заметно пожала плечами: если другого выхода нет… ШП сидел, закусив губу. Он, как и Алёшка, побаивался, но говорить об этом ни в коем случае не хотел.
— А как мы в лагере будем появляться? — спросил Алёшка. — Под видом голубей?
— Здесь тебе не Москва, — сказала Маринка с обидой, — здесь голуби не водятся!
Хотя обижаться ей бы следовало на себя. Ну действительно: возникают на территории лагеря три неизвестные фигуры. Чем заняты? Неясно. От всех зачем-то прячутся… Да их через пять минут обнаружат, ещё через пять отведут к начальнику лагеря. Тогда вообще всё пропало!
— Не знала я, что вы такие смелые! — сказала Маринка, и она бы сразу ушла, но осталась, потому что до горна не могла появляться на территории лагеря.
Таня изо всех сил старалась на неё не сердиться и продумывала какой-то сказочный вариант, чтоб устроить общий сбор и честно дознаться до истины. Только это всё была, конечно, полная ерунда. Значит, ничего не оставалось, как идти на риск — прятаться, ползать, ходить на цыпочках. И неминуемо попасться… Но что же было ей делать? Сказать: «Да, я боюсь». И уехать?
А Смелая-то боится!
И Таня сказала:
— Я лично остаюсь тут и буду искать «Зеркального»!
ШП молчал, глядя на Алёшку. И Алёшка молчал, глядя в землю. Как будто надеялся увидеть червяка, который невидимо и неслышимо пробирается там внутри по своему червячиному метро. Потом он вдруг улыбнулся, словно действительно сумел увидеть под землёй того червяка. И Таня с облегчением и с беспокойством поняла: придумал!
— Вы знаете, кто мы! — Алёшка почти строго посмотрел на Маринку. — Вот мы трое?.. Мы внуки профессора… как его там фамилия-то?
— Чуркин…
— Отлично! Дедушка Чуркин, а мы его чуркинята!
Маринка, которая только что собиралась сказать «всё, что она думает» про Алёшку и его команду, теперь рассмеялась так громко, что её, пожалуй, и в лагере могли услышать.
— Нас дедушка попросил землю вскопать. Чтобы на следующий год сорняки не росли, и мы пришли к вам в лагерь за лопатами, за гвоздями, за пилами — за чем хочешь. Дайте взаймы, по-соседски… Здорово?! А потом дедушка, когда из Антарктиды приедет, он вам за это лекцию прочитает и кино покажет…
— Вы вообще можете по лагерю гулять! — закричала Марина.
— Правильно! — закричал Алёшка.
— Только мы совсем не похожи, — очень тихо сказал ШП.
— Ну и что? — сразу заспорила Марина. — Бывают и непохожие внуки! Что, не бывают, что ль?
Как будто если она сейчас докажет ШП, то и взрослые в лагере поверят. Но взрослые не такие дураки!
— Да спокойно вы! — опять улыбнулся Алёшка, и Таня поняла, что он опять придумал. — Приехал внук Алексей Пряников и два его школьных товарища, которые… ну, в общем, тимуровская помощь!
Пока Алёшка, Марина и ШП веселились над новой Алёшкиной хитростью, Таня успокаивала себя, что, может быть, по-другому не бывает, когда идёт расследование, без некоторого обмана никак не обойтись. Вот, например, Шерлок Холмс в телеспектакле «Собака Баскервилей», он ведь тоже то прикидывался стариком, то прятался в пещерах!
На Танино счастье, тут и горн заиграл. Марина унырнула через дырку в близлежащий туалет. Оттуда ей легко будет выйти на глазах у всех, как будто она никуда и не ездила. Алёшка посмотрел на Таню и на ШП весёлым, лихим взглядом, потому что очень уж он был сейчас боевой, Алёшка, очень уж, как будто он сидит на верном скакуне и осматривает свой отряд. ШП откликнулся взглядом «верного отряда», что, мол, он готов в огонь, в воду, в медные трубы и вообще куда прикажут. Таня же просто отвела глаза… «Ладно, переживём как-нибудь», — подумал Алёшка.
— Ну… пошли? — И сам первый ринулся в дырку, на территорию лагеря.
Он шагал впереди, Таня и ШП — невольно вместе, как говорится, плечом к плечу, слегка сзади. Такой действительно получался «боевой отряд» Причём шёл Алёшка быстро и решительно, будто у него времени ну буквально в обрез!
Впереди замаячил какой-то взрослый. Он был в шортах, в майке с надписью «Хэппи тайм» и с баяном. Он только хотел развести мехи своего баяна, чтобы все дружнее тянулись на полдник, но тут как раз к нему и подшагал Алёшка Пряников со своим сопровождением:
— Здравствуйте, товарищ! Где я могу видеть начальника лагеря?
— Здравствуйте… А вы кто такие?
— Я внук профессора Чуркина. — Алёшка кивнул в сторону пограничного забора. — А это мои друзья.
Баянист как-то немного потерялся. Не потому ли, что и он хаживал по каким-то своим делам на нейтральную профессорскую территорию?
— Начальник?.. — Баянист сделал какой-то слишком предупредительный жест рукой. — Вот, пожалуйста, в том домике.
Сказав «Спасибо», Алёшка произвёл чёткий поворот, словно ему скомандовали: «На пра-ву!» — и зашагал к указанному домику. А баянист, глядя им вслед, чуть не заиграл вместо бодрой песни «Вставай, вставай, дружок!» грустный вальс «На сопках Манчжурии». Но сдержался…
Если одеть мушкетёра Арамиса в джинсы, современную рубашку и дать ему прямую, так называемую капитанскую трубку, — как раз и получился бы начальник лагеря «Рассветный» Евгений Евгеньевич Белов. Однако Алёшке некогда было даже и полсекунды про это подумать. Он чётко, как пишущая машинка, отбарабанил свою легенду.
Арамис, Евгений Евгеньевич, отложил трубку, погладил правый ус. Видно, он не хаживал на нейтральную территорию и вообще у него хватало своих забот, кроме ещё Алёшкиных.
— Это мои друзья, — сказал Алёшка уверенно, но как-то не очень. — Татьяна Смелая и ШП…
— Что-что? — Арамис поднял правую бровь.
— Шота Пастухов, — быстро поправился Алёшка, и ШП глотнул воздуха, словно карась, оказавшийся на берегу.
— Ну, а мы — то… что? — Арамис посмотрел на бумаги, лежащие перед ним на столе…
Если тот баянист, судя по его бодрому виду, провёл тихий час в постели, то начальник-Арамис сидел вот здесь, за этим столом. И дыму тут табачного хватало, несмотря на то, что распахнутое за спиною Евгения Евгеньевича окно исправно глотало этот адский дым.
Очень и очень неловко было Тане врать такому человеку. И подумалось, что, может, не такая уж и глупая явилась ей мысль — устроить общий сбор. Или просто всё рассказать — вот прямо здесь, вот прямо в данную минуту, вот прямо этому усталому начальнику. Ведь они приехали не за плохим! И могли бы действовать с ним заодно.
Но ведь так не бывает! Не бывает, чтобы ребята подошли к взрослому, к начальнику лагеря: «Мы приехали расследовать тут у вас одно странное дело…»
— Мы приехали… — начал Алёшка, — в общем-целом, дед просил меня подготовить грядки к будущему году… Но я ключи забыл. Так разрешите я буду пользоваться вашей калиткой и… нашей общей дырой в заборе. И вообще мы будем иногда появляться на вашей территории… И ещё: нам бы три лопаты.
— Что ж, появляйтесь. — Евгений Евгеньевич посипел трубкой, выпустил синий, с извивающимися лапами шар дыма, тут же разогнал его рукой, словно чтобы лучше видеть ребят. — Лопаты на нашей биостанции попросите… Н-да… А я ведь знавал Олега Дмитриевича… Вам, кстати, помощь не нужна?