— Сейчас вот вы у меня заплачете!
«Как вам не стыдно!» — хотела крикнуть Таня. И не смогла. Не приучена была кричать взрослым такие вещи.
Но взгляд, наверное, у неё получился очень серьёзный. Потому что старик тоже хотел ей что-то сказать и… попридержал язык, ушёл обратно в свою дверь, буркнув:
— Пигалица!
Таня и Алёшка переглянулись. Хотя от «пигалицы» здорово жгло обидой, однако ж испугался Кощеюшка, уполз в своё подземелье. На цыпочках Таня подкралась к Гришиной двери:
— Эй! Ты можешь выйти на балкон?
— Мне мама не велит… — Он уже опять плакал, словно никакой сказки и не было.
— А я тебе велю, понял! Выйди, не бойся.
Не сговариваясь, они спускались по лестнице медленно: надо же было что-то придумать. У Алёшки-то просто ничего не придумывалось, в голову опять лезли эти кроссовки, про которые, конечно, говорить сейчас было нельзя.
— Концерт больше не получится, Тань, у всего дома на глазах. — Это Алёшка просто хотел показать, что он тоже переживает.
— А мы без концерта, — ответила Таня. — Мы его оттуда достанем!
— Чего?!
— Залезем к нему, откроем дверь, а маме оставим записку, что ваш сын находится там-то и там-то.
— А если нас за это?..
— Уж старика не испугались! — сказала Таня слишком как-то беспечно. Она, видно, и сама сомневалась. — Плачет же! — посмотрела на Алёшку. — Уж тех браконьеров в лесу не испугались!
— А как мы его оттуда?..
Таня сразу обрадовалась. Раз стали думать про «как мы его оттуда», значит, дело решено!
— Лестницу помнишь?.. Которая около «коробки»? Около хоккейной коробки и правда лежала лестница. Её приставляли к столбам, когда в начале зимы подключали электричество, а в конце зимы отключали.
Алёшка подумал, прикинул. Сказать, что не дотянется? Будет проверять! Да и лестница дотянется: зсего второй этаж… Сердце неприятно так заворочалось, словно потревоженный старый пёс в конуре. Знал Алёшка: лезть-то придётся ему…
Они вышли на улицу. Эге! Дверь на Гришкином балконе уже открыта. Однако самого Гришки не видать.
— Эй!. Гриха! Ты здесь? — крикнула Таня. — Высунь руку, что ты здесь!
Сразу над балконной загородкой появилось две ладошки. Этот Гришка был слишком мал ещё. Гем более как же ему не помочь!
— Ты нас видишь, Гриш? В щёлочку в какую-нибудь видишь, да? Ты нас знаешь?
— Я вас видал, — ответил невидимый Гришка, стараясь быть посолидней.
— Ну правильно. Меня зовут Таня Смелая. А вот это Алёша Пряников… Мы кое-что будем делать, а ты за нами следи, чтоб тебе не скучно было. Мы теперь как будто все вместе, понял!
Потом Таня вприпрыжку-прискочку (чтоб Грише интересней) побежала к хоккейной коробке, Алёшка, скрывая тревогу, затрюхал сзади. Да и при его толщине прыгать не очень-то хотелось. Главное же, при его настроении.
— Давай, хватай лестницу с того края! Схватились и сразу почуяли: лесенка не из лёгких.
— Не, Алёш, давай её вместе поднимем с одного бока и волоком…
Вот тебе и картина «Бурлаки на Волге»… Теперь-то у теплоходов моторы. А лестницы, наверное, всегда будут руками таскать. Об этом подумал Алёшка, когда они бросили лестницу около дома и сразу сели на неё отдыхать.
— Не поднимем, Тань. — Алёшка посмотрел на балкон второго этажа. — Я тебе точно говорю! Её или подъёмным краном, или вертолётом.
Таня тоже посмотрела на балкон.
— А как же её к фонарям?..
— Там мужики здоровые!
Таня подумала секунду:
— Ладно, иди за ШП! Втроём осилим. А я пока Гришу развеселю.
Вот! Бывает всё-таки в жизни везение иногда! Алёшка вскочил-подскочил не хуже любого сивки-бурки. И тут… эх! Деньги-то кроссовочные он дома оставил. Трудно было решиться Тане про это сказать. Неужели и в таких делах тоже проверяется мужество? Да, Алёша Пряников, проверяется. И если он сейчас ничего не скажет Тане, значит, просто струсил.
И он сказал! А Таня… тоже ведь не из железа: ладно, говорит, зайди уж за деньгами. И ко мне на шестнадцатый заедь — возьми у деда Володи, он всё знает.
Алёшка убежал, как на самолёте. Куда только подевалась толщина да тяжесть. Таня осталась одна.
— Ты видишь меня, Грих? А я тебя нет. Во, в пряталки здорово играть, да?
Алёшка боялся — это ясно. И лучше бы сейчас всё это сделать ей самой, всё ей! Лестницу бы поставить и…
— Гриха, а ты чего сегодня на завтрак ел?
Она, конечно, тоже боялась бы. Но всё-таки одной как-то легче. Если б только лестницу как-нибудь…
Вдруг, на счастье её, а может, не на такое уж и счастье, во двор вошла Таня Рыжикова. И конечно, Алёхин за ней.
И Таня Смелая сразу, чтоб не успеть передумать, замахала им руками. Рыжикова немедленно сделала удивлённое и недовольное лицо, какое она всегда делала, когда не знала, как ей быть. А сейчас она именно не знала, и опять эта маленькая Смелая оказалась на её пути.
А вот Алёхин знал! Он улыбнулся Тане — как-никак родственники теперь, внучата профессора Чуркина! Но поскольку Рыжикова драгоценная не знала про эту историю, иначе обид и ревности не оберёшься, Витя вынужден был, как говорят взрослые, «сохранять дистанцию». И, улыбаясь по-дружески, он спросил насмешливо:
— Ну? Какие проблемы?
Мол, у этих детей ничего серьёзного быть не может, а только: «Почините моей синтетической кукле голову, которая из туловища выскочила!» Но Тане Смелой некогда было обижаться. Ей бы толком объяснить, чего она хочет.
— Помогите! — закричала Таня не своим от волнения голосом.
— Что надо? — спросил Алёхин удивлённо.
— Вот эта лестница была прислонена вон к тому балкону…
— Ты там живёшь?
Тане буквально ничего не оставалось, как только сказать:
— Да.
А Вите Алёхину ничего не оставалось, как очень сильно удивиться: он-то знал, где Таня живёт! И может, он подумал, дети не так уж просты…
Не додумав эту сложную мысль, он взялся за лестницу и, кряхтя, приподнял её. Таня, которая отлично знала, как тяжела эта штуковина, быстро сказала Рыжиковой:
— Давай поможем, пожалуйста!
И тогда уж Рыжиковой ничего не оставалось, как тоже помогать. А Вите ничего не оставалось, как надрываться в три силы — чтобы девчонкам досталось поменьше тяжести. А Таня Смелая просто работала на честное пионерское, хотела, чтобы всё закончилось поскорей, у неё прямо сердце чуяло: надо торопиться.
И точно, как раз в этот момент к остановке причалил автобус, и из шипящих дверей вместе с другим народом вылезли Танины родители — в субботу, да тем более в конце месяца, чего бы и не прокатиться до универмага. Как-никак единственной дочери скоро в школу….
«Единственная дочь» между тем с радостью и страхом увидела, что лестница наконец дальним своим концом упёрлась в стенку балкона. Но, к сожалению, не в верхний край, а скорее, в нижний. Значит, чтобы попасть на балкон, придётся ещё перелезть через перила… на такой высоте!
Ох, как ей сразу расхотелось совершать подвиги. И правильно, что расхотелось — это вам любой взрослый скажет. И я скажу. Потому что если, не дай бог, сорвёшься, если упадёшь… Но тут сверху послышалось:
— Таня Смелая…
Гришка, всеми забытый в суетне, сам-то о своём тяжёлом положении не забывал. Гришка его очень хорошо помнил. И теперь готов был снова завыть. Вернее, не завыть, а заплакать, потому что не от страха, а от волнения.
— Таня Смела-я-а-а-а!
И Таня вдруг быстро ступила на лестницу.
Эх, тут многие воскликнут, а вернее, вскрикнут: «Да зачем же так рисковать?»
Что ответить им? Мне тоже не нравятся те, например, любители риска, которые на большой перемене вылезают в окно, чтобы погулять по школьному карнизу на глазах у замерших девчонок. Глупо свернуть шею по такому пошлому поводу.
Но у Тани было совсем другое, понимаете? Там, наверху, плакал человек — одинокий, маленький. А кто сейчас скажет: «Ну и что, плакал?» — я с тем говорить не хочу. И эта книга пишется не для него.
Да, Таня Смелая быстро ступила на лестницу. Алёхин опомниться не успел, она была уже на середине. Что делать! Витя тоже кинулся на лестницу. Но, заметим, с меньшей смелостью, чем Таня, потому что он не знал, зачем всё это надо.
Рыжикова, которая сразу поняла, что ей самой на эту лестницу ступить слабо, решила хотя бы других не пускать. Знаете, как это бывает: неудобно же, что ты трусишь, вот и придумываешь всякие причины. Да притом ещё очень успешно.
— Она вас двоих не выдержит! — закричала Рыжикова. — Видишь, как дрожит!
Алёхин это сразу увидел. Когда лезть не хочется, это видишь в одну секунду. Витя спрыгнул на землю. Лестница, между прочим, действительно дрожала!
— Немедленно вниз! — Он закричал. — Я тебе приказываю!
Таня его почти не слышала. Ей надо было свои страх заглушить да ещё не смотреть вниз, как все советуют. И она, может быть, и на счастье своё, представила… подумала… вспомнила, что лазить по лестницам в коротких платьях девочкам совсем не рекомендуется и что сейчас трусы её в разноцветную чебурашку сверкают, как воздушный шар! И Тане до того стыдно сделалось…
— Слезь, тебе говорят. Упадёшь!
— Я не могу! — крикнула Таня отчаянно. —
Я должна!
Эх, совсем бы ей не стоило силы тратить на этот крик. Руки-ноги и так тряслись. Хорошо бы сейчас на другой балкон вышел бы Старик, чтоб Таня могла сказать ему: «Вот, видали? Всё из-за вас!» И упасть, как это бывает во сне. И потом проснуться… Но ведь сейчас был не сон, сейчас всё было по правде. И не хватало храбрости ни вперёд лезть, ни назад.
— Имей в виду: дружить не буду!
И тут очень тяжёлая рука легла на Витино плечо. Это была рука строителя-монтажника Сергея Михайловича Смелого.
— А ну-ка помолчи, друг! — сказал он тихо, но очень доходчиво. А потом громко, спокойно, весело: — Молодец, Танька! Крепко берись за верхний край!
Сразу заноси ногу!
Таня, как под гипнозом, ухватилась за жёсткий и ржавый край, задрала ногу. На секунду почувствовала, что она невесома, что она сейчас может свалиться и на балкон, и в пропасть… Отец опытом верхолаза